– Его исчезновение как-то с этим связано? – В голосе Уэйда теперь сквозит беспокойство. Угрозы своим правоохранительные органы воспринимают всерьез. – Сэм, что ты сейчас конкретно раскапываешь?

– Детектив, который занимался этим делом до меня, вдруг резко попросил о переводе в Хьюстон. А потом его телефон оказался намертво отключен. Может показаться странным, но над этим делом он успел поработать хорошо. А вот анализ ДНК реально пропустил.

– Ты думаешь, это было намеренно?

– Учитывая, насколько усердно он работал во всех других направлениях, я все же сказала бы «нет». Но, несмотря на все старания, вложенные в это дело, он даже не удосужился проинструктировать меня, как и что.

– Проблема могла быть личной. Супружеская неверность. Больной родственник. Что-нибудь из этого соотносится?

– Пока не знаю. Лэнг пытается его отследить и внести общую ясность. Шеф, похоже, не обеспокоен, хотя это было до того, как мы узнали об отключении телефона. А детективу, о котором идет речь, на появление в Хьюстоне отведено две недели – время, за которое многое что может произойти.

– Ну а ты что об этом думаешь? – спрашивает Уэйд.

– А то, что мне нужно опередить криминалистов и убедиться, что про того, с кем я имею дело, мне известно по максимуму. И здесь есть хорошая новость: Робертс – тот самый детектив, который пропал – собрал массу необходимых данных, в которых я уже копаюсь.

– У Робертса есть семья или какие-нибудь друзья в Хьюстоне?

– Вряд ли. Разве что какой-нибудь неучтенный друг, новая женщина или давно потерянная кузина… Его бывшая жена здесь. Родители умерли. Мы, кстати, побывали у него дома. Там все вычищено, что должно, казалось бы, наводить на мысли насчет умышленных действий, только это все не так.

Уэйд на секунду умолкает.

– Сэм…

– Нет, – говорю я, легко читая его мысли. – К неблаговидным делам моего отца это не имеет отношения, хотя они были друзьями. Этого я отрицать не могу.

Я также опускаю ту часть, где убийца чувствуется мне странно знакомым, а также мои мысли о том, что он как-то связан с отцом. Все, что связано с моим отцом, приведет Уэйда к моему порогу.

Сказать по правде, после смерти моего отца Уэйд с Лэнгом целых две недели душили меня так, что я наконец не выдержала. Мне необходимо было пространство, пока я окончательно не забыла, что являюсь крутой штучкой с оружием и мозгами, которыми я знаю как пользоваться, и делаю это толково.

– Я сделаю кое-какие звонки, – обещает он. – Наведу справки, не собиралось ли на Робертса что-нибудь обрушиться.

– Спасибо тебе. – Я отхлебываю вина и ставлю бокал на стол. – Теперь другое, тоже о деле. Мне думается, что тот тип уже убивал раньше и продолжает этим заниматься.

– Основания?

– Место преступления было чистым до скрипа. Ты вот спрашивал о ДНК. Думаю, что шансы на обнаружение образцов у нас минимальны.

– А что все-таки есть?

– Отпечаток перчатки, который, как мы оба знаем, ни о чем. Еще есть крайне туманное описание. Ну и стихотворение, которое убийца засунул жертве в рот.

– Стихотворение? – оживляется Уэйд. – Тогда понятно, почему дело приземлилось на стол именно тебе… И что там за поэзия?

– Это вопрос субъективный, но в целом касается судьбы.

– Уж не история ли отношений убийцы и жертвы?

– Нет, – быстро отвечаю я, – вряд ли. Этот субъект, вероятно, возомнил себя Богом. А свою жертву счел недостойной жизни, оскорблением для всех живущих. Только пока затрудняюсь сказать, почему.

– Ну что ж. – Уэйд не спрашивает, что меня привело к такому выводу. – А причина смерти?

– Яд. С подобным я уже сталкивалась. Уверена, что тест в лаборатории выявит наличие цианида.

Слышно, как он шуршит карандашом по блокноту.

– Я посмотрю, есть ли у меня какие-нибудь зацепки по цианиду, и перезвоню парню, которого знаю по АТФ[3]. А ты пришли мне все, что только можешь подогнать. Я проверю данные ВИКАП[4] и посмотрю, сможем ли мы его там найти: вдруг он прячется где-нибудь за границей штата.

– Ты, случайно, не экстрасенс? Читаешь мои мысли… Да, и еще кое-что.

– Тебе нужен профиль.

Я улыбаюсь: насколько мы все же состроены в унисон!

– Да. В десятку.

– А сама его составить ты не пробовала? – интересуется Уэйд. – Ты же в тренинг-центре ФБР несколько месяцев провела. Так круто себя показала, что все хотели тебя заполучить.

Кстати сказать, именно так мы с Уэйдом по-настоящему и познакомились. ФБР послало его, чтобы он попытался меня завербовать. Там думали, что мой «вылет» из колледжа был ошибкой молодости. Многое из того, ради чего я последовала за своим отцом, обратилось в пресловутые грабли, наступать на которые повторно я не собираюсь – ни сейчас, ни когда-либо впредь.

Перехожу к тому, что мне известно:

– Поэт: организованный убийца, планировщик. Тонкий интеллектуал. Достойная работа. Таким типажам нравится создавать видимость стабильности, и они нередко предстают в кругу семьи, которой прикрываются как ширмой, порой даже убеждая себя в своей нормальности. На бумаге ничего из этого нет. Но я чувствую, что в данном случае у меня нет права на ошибку.

– Ты сказала «Поэт»?

– Да, так я его называю.

– Как бы ни называла, ты в самом деле думаешь, что он серийщик?

– Я это знаю. Нам просто нужно докопаться до его жертв.

– Я составлю его профиль ради твоего душевного спокойствия.

– Спасибо, Уэйд, – говорю я с благодарностью.

– Благодари меня тем, что будешь осторожна. Если этот утырок оприходовал Робертса, теоретически ты можешь быть следующей.

– Если Робертс под него подпадал, то я – нет.

– Осторожно, детектив Джаз, – с суровой тревогой произносит Уэйд, используя свою служебную интонацию для того, чтобы подчеркнуть серьезность дела.

– Всенепременно, агент Миллер. Я же не просто так звоню. Мне нужно добраться до него прежде, чем у него появится шанс добраться до меня.

Через несколько секунд мы заканчиваем разговор, и я открываю сборник стихов, который Чак скомпилировал для меня на моем «Макбуке». Взгляд магнитит оставленное Поэтом стихотворение под названием «Судьба/Шут». Послание может содержаться в этих нескольких строках или в другой строфе внутри стиха. Медленно, одну за другой, я прочитываю все восемь строф, анализируя каждую, но затем возвращаюсь к четверостишию, которое он оставил во рту у Саммера:

Хозяин… Господин. Утверждение, явно подразумевающее превосходство… Мои прежние мысли внезапно обретают четкость. Очертания. Поэт считал Саммера ниже себя, под собой. Возможно, он считает под собой нас всех. Себя он полагает выше закона, и это опасно для тех, кто вступает с ним в контакт.

А значит, мне нужно стать опасной для него, причем как можно быстрее.

После звонка Уэйду я доливаю свой бокал, позволяю себе еще один пакет попкорна и приступаю к следующей большой проблеме – как сузить подход к бесформенной куче данных, которые мне накидали. Размышление, как быть, возвращает меня в подростковые годы, когда я часами торчала за столом вместе со своим отцом и крестным, ныне шефом полиции, роясь в их папках с делами. Изначально они пытались оградить меня от ужасов, живописуемых в тех папках, но в конце концов сдались перед моей настойчивостью. Я стала их протеже, и оба они наставляли меня, чтобы я не терялась в ворохе данных, спускаемых по каждому делу, и подчеркивали важность выбора наиболее оптимальных ракурсов, на которых следует сосредоточиться. Самое главное – выработать свою методу, какой бы она ни была, и ревностно ее практиковать.