Я вспомнил, что давненько не видел в школьных коридорах Тео, и понял, что я, по всей видимости, очень плохой друг. Так как позже выяснилось, что пару дней назад он заболел и не ходит в школу. Я слишком увлекся и попросту этого не заметил. Бедный Тео… А если к нему до сих пор никто не пришел, чтобы проведать? Хотя, если честно, мысль о том, что кто-то все-таки к нему пришел, меня тоже не очень-то и радовала. Поэтому я ничего не сказал Тиму, взял пару апельсинов с дома и отправился к нему домой. Хорошо, что я уже знал, что его дом находится чуть ниже того самого колодца, возле которого и произошла наша с ним первая встреча. Шагая мимо него, я как раз и вспоминал о ней. И до сих пор для меня было удивительным, как Тео удалось расположить нас к себе с первой же минуты нашего общения. Мы же с братом были совсем как дикари! В этот момент я мысленно сказал ему «спасибо». А когда зашел к нему домой, то не смог сказать ничего. На пороге стояла высокая кудрявая женщина, видимо, его мама. И хоть она и не была строга на вид, я потерял дар речи и застеснялся. Она заметила апельсины в прозрачном пакете и снова перевела взгляд на меня.

– Ты, наверное, одноклассник нашего малыша Теодора? – спросила она меня.

В ответ я молча кивнул. Потом мысленно поругал себя за это, ведь я не поздоровался в самом начале, а это может сказать ей о моей невоспитанности. Хотя это вовсе не так. Да и вообще, я не одноклассник его, а просто друг. Почему все снова так сложно… Живые люди, некнижные, все еще вызывают у меня опасение и заставляют впадать меня в ступор. К счастью, она улыбнулась (видимо, она нашла что-то милое в моей робости), и незамедлительно проводила меня к комнате моего друга. Тео лежал на кровати с бледным лицом (наверное, странно это слышать от альбиноса?) и отрешенным взглядом. Но заметив меня, он расплылся в своей фирменной улыбке и попросил присесть к нему на кровать. Его мама оставила нас наедине, забрав мои апельсины. Кстати, позже оказалось, что у него на них аллергия. С чего же начать…

– Тео, знаешь, я так увлекся своими мыслями, что не проведал тебя сразу. Прости, друг, я правда…

– Анри, все хорошо, правда, – он ответил все с той же лучезарной улыбкой.

– Точно?

– Да, к тому же вчера ко мне приходил твой брат.

– Что??? Тим???

Я опешил. И ведь совсем мне ничего не сказал! Впрочем, как и я ему. 1:1, ладно.

– Ну, да. Я думал, ты знал…

– А…Да, конечно, я знал, – решил сдержать свою злость и слукавить я.

– Ай, ладно, лучше расскажи, что там в школе? И, кстати, будешь чай?

– Нет, спасибо, я уже пил дома. А тебе не помешает. С лимоном.

– Да не могу я уже этот чай пить, из ушей лезет. И не с лимоном, а с малиной и медом. У меня на цитрусовые аллергия.

Сделав вид, что это не я пять минут назад принес ему апельсины, я начал рассказывать о скучных уроках и об интересных книгах. И все то, что произошло со мной в его отсутствие. Лишь о случае с незнакомцами после школы я решил умолчать. Не хотел беспокоить, пока сам ничего не разъясню. Да и к тому же, пока мы болтали, для меня не существовало никаких проблем. Не было ни одноклассников, ни странных встречных людей, ни ревности друга к брату. И мне не хотелось уходить из уютной комнаты Тео еще как минимум вечность. Но, к сожалению, время на часах возле его кровати говорило о том, что я уже опаздываю на ужин. А опоздать на пятничный Рататуй от Агаты было преступлением. Поэтому я попрощался с Тео, его прекрасной мамой и удалился в сторону дома. Признаться, видеть Тима на семейном ужине было неприятно. Хоть и в глубине души я понимал, что я тоже неправ, я ничего не мог сделать со злостью внутри. Мне было так хорошо еще полчаса назад болтать с Тео, с моим единственным и настоящим другом. Но тот факт, что еще вчера на той самой кровати и, возможно, с теми же дурацкими апельсинами сидел Тим… раздражал меня. И я ничего не мог с этим сделать. Но вкусный ужин, ласковый взгляд Агаты и ее объятия смогли немного утешить меня перед сном. Мрачные мысли и воображаемые силуэты все еще часто мучали меня, но в эту ночь я успел уснуть до их появления в моей комнате.

***

Сегодня больше, чем урок математики, я возненавидел перемены. Еще на уроке косые взгляды предвещали неладное. Когда из-за того, что мы с Тимом дольше всех писали контрольную, весь класс задержали на перемене. Лучше бы она не начиналась никогда.

– Вы, белые, совсем тупые что ли, раз так долго думаете? – подойдя в мужском туалете ко мне вплотную, спросил Себастьян.

– Просто в классе было слишком светло, и я долго не мог рассмотреть задания на доске, – зачем-то оправдался я.

– А, вижу, глаза опять краснющие. Так вы вампиры? Или наркоманы? – рассмеялся тот, переглядываясь со своим дружком.

Я молчал и пытался выйти из туалета, но широкие плечи Себастьяна не давали мне это сделать. Мне хотелось ему врезать, но я испугался. Слишком он был высок и крепок.

– Короче, не знаю, что вы там с братиком курите, что цифры на доске разглядеть не можете, но чтобы таких фокусов больше не было. Очки пропиши себе, кретин! – последнее слово он сказал с максимально брезгливым окрасом, пуская слюни изо рта, и навалился на меня еще больше.

Мне было жутко противно и обидно за себя и брата, но я понимал, что ничего не могу сделать. Я просто неудачник, и никто, кроме Тео, который сейчас лежит дома, не смог бы за нас заступиться. Для всех мы всего лишь «странные новенькие», и неизвестно, как долго еще будем ими. Следующий остаток дня был менее напряженный, но в нем так и остался привкус паршивости. На следующей неделе у одноклассников появился новый прикол. Так как они уже поняли, что мы не переносим яркий свет, они прямо на уроке направляли на нас зеркальные отражения солнца. Хоть и за последнее время солнцезащитный крем стал моим лучшим другом, я прочувствовал на себе весь ад от каждого солнечного зайчика. Вначале я старался держаться, чтобы эти придурки поняли, что не на того напали. Но с каждой секундой становилось все горячее и горячее. На перемене, когда уже не было учителя, они разошлись по полной. И тогда не отворачиваться было уже невозможно. Им было плевать, что нам больно. Ни один из них не представил себя на нашем месте, поэтому им всем было так весело. Я уткнулся лицом в парту. И заставил Тима сделать то же самое. Но от них так просто не избавиться: одноклассник, чьего имя я даже не запомнил, навалился на меня всем телом (а оно было немаленьким) и начал насильно поднимать мою голову. Я попытался дать отпор. Или мне казалось, что я пытался. Чтобы быть честным перед собой. У меня закружилась голова и начало темнеть в глазах, а кожа еще долго страдала от солнечных ожогов. Пришлось снова врать дома, что я по неосторожности забыл намазаться кремом на физру и прогулку. Если бы тогда я сразу во всем признался, Агата отправила бы нас на домашнее обучение. Это я знал наверняка. Но тогда бы я, наверное, так и не научился бы жизни. Поэтому я и молчал. Через четыре дня выздоровел Тео – это было настоящим спасением. И в прямом, и в переносном смысле. При первой же стычке в коридоре, он заступился за нас. То, что это было приятно – это факт. Внутри себя я кричал: «Да, это мой друг!». Хоть еще и совсем недавно я был готов прекратить с ним общение всего лишь из-за того, что он дружит с моим братом. Но мне стало так противно от себя, что я не могу быть таким, как он. Тео, едва выздоровев, вынужден прикрывать своей грудью меня и Тима, а я просто стою и смотрю на это. Еще пару раз он по-геройски затыкал вонючие рты сверстникам (а иногда и старшеклассникам!), а потом снова заболел. И этот ад начался снова.

– Ну, что, пришелец? Каково теперь быть без защиты, а? Получишь сейчас за все, сукин сын! – сказал Адам. А Себастьян сделал так, чтобы мы и правда «за все получили». Видимо, Адам только и умеет, что болтать своим мерзким языком гадости. До дела у него не доходит. Для этого есть друг посильнее.

Снегопад из скомканных листов бумаги, солнечные зайчики, обжигающие лицо, обзывательства, которые я воспринимал как обычное приветствие, пинки под зад – все это я молча пропускал через себя, лишь иногда пытаясь давать отпор. Так продолжалось неделями, потом я и сам не заметил, как они плавно перерастали в месяцы. Со временем у меня уже выработался ряд привычек: при рукопожатии резко наклонять голову (потому как Себастьян каждый раз сначала протягивал руку, а затем ей же давал подзатыльник со словами: «Опять повелся, болван!», надевать свитера потеплее, чтобы получать синяки было не так больно, (и чтобы не было лишних вопросов от Агаты), писать контрольные одним из самых первых (плевать на результат, главное, чтобы опять не задержали на перемену). Но однажды произошло следующее. То, что изменило меня навсегда. Я зашел на перемене в мужской туалет (который я уже ненавидел) и увидел картину: мальчики держат моего брата за свитер и голову перед раковиной. Оказалось, у него начались приступы заикания (а у него такое бывает), когда он глотает буквы и повторяет слова. Такая непривычная для всех речь адски раздражала одноклассников.