Все герои Памука как бы выпадают из семьи, потому что семья всегда хочет, чтобы сын занимался одним, а он занимается другим; они выпадают из привычной жизни. Это человек в состоянии несколько джазовой, одинокой свободы. Человек, зашедший поздно в бар и пьющий там свое одинокое пиво.

Это состояние души не всех молодых, безусловно, но в десятые годы, а еще раньше, в нулевые, это было очень распространенной штукой. Сейчас это не так, потому что благодаря Путину, Трампу и прочим делам мир стал больше поляризоваться, в нем как-то политизация усилилась. Современный молодой человек гораздо больше вовлечен в жизнь социума. Но человек нулевых не жил, а шлялся, он был абсолютно отвязан от семьи, от страны. Путешественник, которого сманила мечта. Таких было много, их Аксенов называл байронитами. И Памук — летописец таких людей. Сегодня этот тип почти исчез, но я настаиваю на том, что это тип хороший. Это лучше, чем гражданский активист. То есть я за гражданских активистов, но люблю я таких.

В «Черной книге» очень много историй и публицистических вставок. Понимаете, он же за то, чтобы это был роман-шкатулка. Чтение медленное, но, в общем, довольно увлекательное, это барочная проза, как барочная архитектура. Была барочная развесистая богатая Европа. А что от нее осталось сейчас?

В «Черной книге» вообще очень много публицистических вставок, прямых совершенно, много лишнего, на мой взгляд, но это как в любом городе много лишнего. Понимаете, это город, который больше не объединен целой идеей. Условно говоря, путеводитель, в котором перепутаны страницы. Но в этом есть та же прелесть, что и в осенней Москве 1982 года. Вот ее мне напоминают книги Памука, и я их за это люблю, потому что я был тогда таким странником по московским осыпающимся скверам с теми же чувствами.

Дорис Лессинг — английская писательница, фантаст. Стала первым нобелевским лауреатом, работавшим в жанре фантастики. Дорис получила образование в католической школе, а затем в школе для девочек, которую она так и не окончила. Отсутствие формального образования не помешало писательнице получить, как она сама говорила, полный «флеш-рояль» литературных премий.

Нобелевская премия по литературе 2007 года дана «за исполненное скепсиса, страсти и провидческой силы постижение опыта женщин».

«Нобеля» обычно дают человеку, у которого есть некий фундаментальный вывод о природе человечества. Ее фундаментальный вывод заключался в том, что люди делятся не только на расы. Люди делятся вообще на несколько разных типов и цивилизаций: женщины — одно, мужчины — другое. Это не значит, что мужчина хуже или женщина хуже. Дети бывают разные.

Мысль Дорис Лессинг в том, что в мире существует несколько биологических цивилизаций. И главный ее, так сказать, труд — пенталогия «Канопус в Аргосе: Архивы» — пять романов о разных зонах, где действуют разные космические существа, иллюстрирует эту нехитрую мысль. Хотя не такую уж и нехитрую. Там как раз речь идет о разных механизмах взаимодействия миролюбивых женщин и воинственных мужчин, людей из низов и богачей и так далее. Мысль Лессинг о том, что мужчины и женщины — разные цивилизации, наиболее наглядна в «Золотой тетради».

Ее считают классикой феминистической литературы. Но в том-то и беда, что не феминистической. То, что там главная героиня женщина, и она подробно психоанализируется, — так точно так же у нее подробно разбираются мужчины в «Пятом ребенке», ничего такого. Анна — главная героиня «Золотого дневника» — ведет 4 тетради: синюю, черную, желтую и красную. Она писательница, написавшая одну книгу. Она неудачливая любовница, потому что всегда влюбляется в женатиков. У нее есть некая политическая ипостась, она следит за политикой и происходящим, совершенно тоже сейчас уже не актуальным. Она пытается философствовать. Потом она начинает вести суммарную золотую тетрадь, в которой пытается свою личность проследить в целом, собрать ее воедино. У нее это не очень получается. Она не может добраться все равно до корня своих неудач, но все упирается в банальную формулу: принять себя.

Но проблема же не в этом — проблема в том, что, по мысли Лессинг, в каждом человеке живет несколько независимых существ. Уживаются они с трудом. Почему Лессинг наградили за скептицизм? Действительно, я помню, Сью Таунсенд, когда мы делали с ней интервью, рассказывала, что ей очень приятно, что наградили Лессинг, потому что она — образец честного британского писателя. Это то, что все называют цинизмом или скепсисом, а на самом деле — это умение видеть вещи как есть. И это честная игра.

Она видит вещи, как Моэм, с абсолютной честностью. Действительно, люди несовместимы. «Пятый ребенок» об этом рассказывает с предельной откровенностью. Но там генетическая случилась мутация: в нормальной семье родился древний представитель — неандерталец. Родился человек, приспособленный для древней жизни. Он страшно силен физически, этот Бен, у него нет коммуникативных навыков, чувственная сфера развита, но по-своему, не куртуазно: у него появляются желания, но он не умеет с ними обходиться.

Продолжение «Бен среди людей», как она говорит, возникло из мечты о кино: ей показалась эта история кинематографичной, поэтому она ее решила написать. Он гибнет. Действительно же среди нас, как это ни странно, есть неандертальцы и кроманьонцы, есть среди нас представители древних цивилизаций, которым неуютно сейчас, архаические типы… Человек не монолитен. Проблема в том, что мы к нему все время подходим с едиными правилами, требованиями, а это не так.

Ее автобиографическая тетралогия, которая начинается с «Марты Квест», потом там «Любовь, опять любовь», она очень много же написала, — Марта Квест ее «в семье своей родной казалась девочкой чужой». Она не понимает, как ее мать может заниматься вязанием и хозяйством. Ей чего-то хочется другого, хочется бегства. Подросток — это другая цивилизация. Социальная активистка — тоже.

Она пыталась одно время эти проблемы решить с помощью марксизма, и она марксизмом серьезно увлекалась. Дорис Лессинг была одним из немногих авторов, которых активно переводили в Советском Союзе. Я еще хорошо помню, как в спецшколах английских давали ее рассказы. Она считалась наша. Но с коммунизмом у нее тоже не сложилось, и она довольно быстро охладела и к этому. Любой универсальный способ, любая попытка решить человеческие проблемы каким-то социальным образом обречена. Единственное, что человек может делать, — это отыскивать себе подобных и общаться с ними.

У нее сатирический, условно сатирический, роман «Расщелина», где речь идет вообще об альтернативной версия развития цивилизации. Что сначала были только женщины, которые самооплодотворялись, мужчины потом прибавились. Она все время бьет в одну точку, что мы биологически несходное, как бывают разные породы собак. Это идея, в общем, довольно-таки работающая.

Собственно, в «Канопусе в Аргосе», такой гигантской фантастической саге, она пытается ответить на тот же вопрос, который ставили Стругацкие: могут ли существовать прогрессоры. Можно ли с помощью прогресса, с помощью специальных агентов, выращенных для цивилизации, дотащить ее до своего уровня. Она дает однозначный ответ — нет, нельзя.

Стругацкие, кстати, потом тоже к этому пришли. Невозможно никого воспитать, никого дорастить. Единственное, что можно делать, — это с максимальным милосердием либо дистанцироваться, либо пытаться спасать тех, кого можно спасти, то, что делает дон Румата в «Трудно быть Богом».

Причем откуда у нее появилась эта идея — я знаю. Она воспитывалась на стыке цивилизаций. Она родилась не в Англии, а в колонии, довольно много путешествовала по миру. У нее всегда было ощущение, что главная трагедия Британии — это то, что она пыталась колонизаторством дорастить, дотащить до себя третий мир, а, между тем, у Запада собственных противоречий полно. Поэтому распад Британской империи она воспринимала не как драму, а как норму. И, в сущности, она всю жизнь рефлексирует над опытом этой распавшейся империи. Именно поэтому нам в Советском Союзе и постсоветском Союзе так близки проблемы ее героев. У нее, действительно, есть довольно холодный язвительный скепсис. Она говорит: я своей прозой никогда не пыталась ничего изменить. «Тогда почему же вы пишете?» — «А потому что жизнь так трудна, что надо использовать самые эффективные развлечения». Самые эффективные — это писать.