Мне, конечно, могут возразить, а как же, скажем, «О мышах и людях», в котором люди предстают страшной такой линчующей силой. Во-первых, не предстают, там большинство людей опять же вполне нормальные. Там плохой-то, собственно, только этот Кудряш, который преследует там Джорджа и Ленни. По большому счету, да, толпа, конечно, бывает очень агрессивна, но она точно так же, одумавшись, способна превращаться во вполне себе благую силу. Сам Стейнбек часто об этом говорил, что Ленни — это олицетворение народа, потому что он такой же сильный и такой же глупый, но Ленни ведь очень добрый, что важно, он очень любит там все пушистое, он любит мышей, он хочет кроличью ферму. Это какая-то изначальная вера в благость человеческой природы, это в нем, смею сказать, очень калифорнийское. Мы все привыкли думать, что Калифорния — это богатый штат, золотой штат, голливудский штат, и Норма, девочка, которая работает в «Заблудившемся автобусе», она как раз одержима надеждой встретить Кларка Гейбла или, на худой конец, Марлон Брандо. Наверное, люди, живущие в Калифорнии, действительно голливудской славой, голливудским мифом одержимы или, по крайней мере, для него уязвимы.

Он уроженец все-таки Калифорнии, и большей частью действие там происходит в Калифорнии, Калифорния — райский штат, действительно «К востоку от рая». Почему, потому что действительно плодородная земля, виноград, ломятся хранилища от урожаев, мексиканцы приезжают, а метисы от мексиканцев всегда очень удачные, потому что, скажем, Чикой именно как раз сын ирландки и мексиканца. Но при этом люди умудрились опоганить эту прекрасную землю, и «Гроздья гнева» рассказывают именно об этом, там же собственно гроздья почему, это виноградная метафора, потому что Калифорния — это виноградный край, но уничтожают, давят этот урожай, потому что его переизбыток, потому что там капиталисты все прибирают себе, там семья, работая на сборе персиков, собирает себе максимум на ужин. Одним словом, прекрасный плодородный край, который мог бы прокормить всех, он разоряется из-за человеческой хищности. Но Калифорния все равно благословенна потому, что, во-первых, там тепло, в отличие от остальной Америки, и большей частью, несмотря на засухи, там все-таки земля успешно родит. Во-вторых, Калифорния единственный южный штат, который всегда проявляет последовательные демократические тенденции, он проявляет их до сих пор, все калифорнийцы были сторонниками северян во время войны. Там, кстати, есть же в «Автобусе», есть упоминание, что так называемый Мятежный угол возник именно из-за того, что кузнецы, которые владели до этого участком, они были сторонниками южан, и поэтому они… Но, кстати говоря, вся остальная Калифорния была с ними бесконечно солидарна, уважала их приверженность своим ценностям, старалась заказывать именно у них, и более того, привозила им колбасу, когда они жили как бы в осаде. это тоже очень трогательная такая калифорнийская черта, Калифорния действительно очень доброжелательна, при том, что это жесткое место, там цены в лавках всегда выше, это мы помним по «Гроздьям гнева», всегда цены в лавках выше, чем в Оклахоме. Уроженцев Оклахомы, которые едут в Калифорнию, называют «оки» презрительно, потому что они едут обирать их сытный край. Но Калифорния всех принимает, именно поэтому, кстати, подавляющее большинство иммигрантов старается осесть там, невзирая на чудовищные цены. Действительно могучий, золотой плодородный край, один бюджет Калифорнии больше всего бюджета России в целом, это внушает определенную гордость за Калифорнию.

Именно поэтому мировоззрение Стейнбека не сводится к чему-то одному, он, наверное, как Уайлдер, тоже замечательный Торнтон Уайлдер, замечательный американский автор, он ни одного учения не может разделить вполне, потому что он слишком человечен, чтобы это разделять. Он не марксист, хотя «Гроздья гнева» называли почти марксистским романом, но у него нет веры в социальные двигатели, он верит, что человек движется только солидарностью. Финал романа, когда там лежит умирающий от голода, а недавно родившая героиня кормит его грудью, потому что у нее есть молоко, это такой вечный источник жизни, это человек. Только один человек для другого может стать источником жизни, в это время по лицу ее блуждает загадочная улыбка, которой заканчивается роман, это загадочная улыбка понимания, что у человека всегда есть внутренний ресурс спасения, больше у него нет ничего, только его солидарность. Это, кстати, очень мощная символическая сцена, почерпнутая, естественно, из одного мопассановского рассказа, но это не важно. Важно то, что для Стейнбека нет никакого определяющего и направляющего философского учения, у него есть глубокая вера в то, что человек изначально нормален и изначально хорош, и сквозь ужасы XX века его можно провести через это.

Конечно, «Заблудившийся автобус» — мощный символ того, что человечество после войны заблудилось и будет заблуждаться еще сильнее. Он не ошибся, роман 1947 года, а в пятидесятых Америку уже сотрясает маккартизм. И надо сказать, что Стейнбек очень тяжело воспринял «железный занавес» и «холодную войну», потому что во время Второй мировой он был военным корреспондентом, он русским горячо симпатизировал. Евтушенко вспоминает, как Стейнбек ночевал у него в коммуналке, и Евтушенко, придя на кухню коммунальную, обнаружил его распивающим самогон с другим ветераном, и они оба, не знающие языков друг друга, горячо вспоминали 1943 год, потому что массу событий тогдашних оба помнили и накирялись превосходно.

Стейнбеку было присуще, он трижды бывал в СССР, в тридцатых, в конце сороковых и в начале шестидесятых, ему было присуще глубочайшее уважение и глубочайший интерес к русской культуре. И он верил в эту русско-американскую солидарность, потому что это два симметричных и во многом похожих народа. Конечно, он понимал все про Советский Союз, и, конечно, он и к Сталину питал определенное не просто презрение, а определенный ужас. Но вместе с тем, здесь, пожалуй, нельзя это отрицать, «Русский дневник», книжка о путешествии 1947 года, с фотоиллюстрациями, она рассказывает о советском обществе довольно важные вещи. Он увидел не толпу запуганных людей, а он увидел людей солидарных, то, о чем он мечтал. Он увидел людей, для которых чужое горе было не пустым звуком, толпу людей, которые в этих коммуналках умудрялись устанавливать какой-то свой нравственный кодекс. Как ни странно, это же его мечта со времен «Гроздьев гнева», помните, когда они все бегут в Калифорнию, это огромный поток машин катится, и каждый раз, как на привал останавливается одна семья, тут же к ней подсаживается другая, и получается сосуществование разных миров, разных представлений о воспитании детей, обо всем. Но когда они доезжают до Калифорнии, они доезжают таким единым телом… это люди, которые умеют устанавливать законы общежития, и только на эти законы общежития можно как-то опираться, как-то надеяться. Он увидел в Советском Союзе, и это правда, это было, он увидел в Советском Союзе могучую силу самоорганизации. Да, против этих людей накатывает огромное количество внешних сил, прежде всего, сила самого карающего государства, чего он не убегает. Во вторую очередь, конечно, жуткий климат, жуткая природа, хотя он увидел и Тбилиси, и в общем юг России, он все-таки понимал, что русская зима — это не пряник. Ну и, конечно, это ресурсный голод, и историческая отсталость, масса внешних условий угнетает русского человека. Но он не мог не увидеть того, что этот советский человек, во многом воспитанный этой властью, способен срастаться в единое монолитное тело, в тело нации, как Гроссман это называл. И это тело, в общем, побеждает, потому что и «Квартал Тортилья-Флэт» об этом, и «Гроздья гнева» в первую очередь об этом — о той могучей силе солидарности, которая, если ее нет, как в «Автобусе», все ссорятся, и это ужасно, а как только они начинают как-то солидаризироваться, все образуется. Собственно говоря, почему он так любил «К востоку от рая», потому что история этой страшной Кэти, это, пожалуй, единственный такой полновесный отрицательный герой Стейнбека, это страшная баба, в которую все влюбляются, она всех губит, манипулирует людьми, потом становится хозяйкой публичного дома, а в конце концов все-таки кончает с собой, когда собственный сын отрекается от нее. Там два героя по большому счету, добрый Адам, который, в общем, лох, который и в армии служит десять лет, совершенно армию ненавидя, папа его туда запихнул, потому что папа одноногий, это же такой безумный вояка, такой сержант-идеалист, и он его туда ссылает, а он армию ненавидит, этот Адам, он чудесный малый. И этот Адам, простой, добрый, необычайно контактный, классический, короче, герой Стейнбека, он влюбляется в эту дикую Кэти, которая приползла на его порог, избитая и ограбленная сутенером. Мы уже знаем, благодаря хорошо построенной книге, что Кэти избили и ограбили за дело, что Кэти — это чистый пример того, что русские называют емким словом «сука», это страшный персонаж, страшная баба. Но Адам в это не верит, он делает ей двух детей, он помогает ей вылечиться, ее бросили же помирать, а он ее поднял. И Кэти — это единственный пример стейнбековского героя, который не вызывает никаких добрых чувств. Это чистый эгоизм, это тотальная манипуляция, это абсолютное презрение к человечеству. И обычно, скажем, у Скарлетт, которая примерно такая же, у нее довольно много положительных черт, мы Скарлетт воспринимаем все равно как героиню-победительницу. Кэти — это такое воплощение худшего, что есть в американской породе людей, и, наверное, худшего, что есть вообще в человечестве, потому что это женщина, чье презрение к людям бесконечно. Она не верит ни в кого и ни во что, она ненавидела родителей с детства, у нее детства не было в полном смысле, она пользуется мужчинами. При этом она сексуально неотразимо привлекательна, хотя она в общем не красавица, она привлекательна именно этим совершенно мертвящим холодом, этой жуткой способностью ни на что не отвечать взаимностью. Она для Адама тем и привлекательна в каком-то смысле, что она его не любит, поэтому он вкладывается весь в это. Конечно, такая героиня не могла у Стейнбека не появиться, потому что она есть объективно, она существует. Но он, будучи последовательным добряком, он и для нее все-таки находит моральное наказание. Я думаю, что она как-то в его прозу залетела из Фолкнера, это, скорее, такая фолкнеровская героиня, потому что для Стейнбека даже эта вислогрудая жена Чикоя, Алиса в «Автобусе», она достойна прежде всего жалости, хотя она и сварлива там, и раздражительна, и все что хотите. Потому что, в общем, они все ужасно милые ребята, и он описывает их с огромной человеческой нежностью. А иногда, да, бывают такие, но это эксцесс, для него это не норма человеческой природы, а эксцесс такой. И, кстати говоря, The Winter of Our Discontent, я потому помню, что я в свое время в оригинале ее читал в школе, нам ее рекомендовали, это тоже, это не история падения хорошего человека, это история о том, как хороший человек, сохранив в себе все хорошее, сумел выкарабкаться из невзгод.