- Но тут я могу помочь, - сказал его спутник, - просто дай мне руку - и сразу окажешься дома. Матушка твоя все глаза выплакала. Просит, чтобы хотя бы одного сына ей вернули.

Джеро снова согласился с разумными доводами и поднял руку, но тут почувствовал боль. Это глиняная ящерка вцепилась ему в плечо, точно могла своими малыми силами остановить. Однако он и правда замер и нащупал другой рукой в кармане осколок с нарисованным цветком. Острый край поранил ладонь, и Джеро пришёл в себя.

- Откуда ты знаешь, сколько сыновей у моей матери? - спросил он.

Сумеречный Человек усмехнулся, и тут же дорога исчезла, и перед ними встал обычный крестьянский дом, обмазанный потрескавшейся глиной.

- Лучше бы тебе вернуться, - сказал Сумеречный Человек. - Где это видано - отбирать честно обещанное?

- У тебя нет власти над живым, - сказал Джеро, вспомнив слова старушки, - дай мне пройти.

И Сумеречный Человек отступил в сторону, а Джеро прошел в дом, где сидел на лавке его брат. Сначала он показался ему тоже сделанным из глины, но потом Джеро понял, что он весь припорошен красной глиняной пылью.

- У меня все никак не получалось снова к тебе выбраться тенью, - сказал брат Джеро, - как долго мы не играли вместе?

- Очень долго, - ответил Джеро, - поэтому я сам к тебе пришел.

Он взял его за руку и вывел из дома. Сумеречный Человек стоял там же, где Джеро его оставил.

- Ты дашь нам уйти? - спросил Джеро.

Сумеречный Человек пожал плечами.

- Не этот, так следующий, - сказал он, - у меня времени гораздо больше, чем у вас.

Они снова шли по бесконечной дороге, и Джеро рассказывал брату, где стоит их дом, как ходить к источнику и по горным тропинкам. Кто их соседи, какие песни поет мать, каково плясать в лесу с эуриндами. Какие дожди идут у них - точно на небесах кто-то разворачивает холсты и они падают в долину.

- Я не знал, что мир так красив, - сказал брат.

- Мир всякий, но пока ты сам на него посмотришь, ничего не узнаешь. Смотри, вот мы и пришли.

Они вышли к лесу недалеко от дома. Ящерка сползла с плеча Джеро на землю и юркнула под камень, на глазах обрастая настоящей чешуей. Джеро умыл брату лицо в ручье, разделил с ним хлеб и мед, и дал ему имя - Джозу.

И они пошли домой.

Когда Хоселито было восемь, он убежал с цыганами. Днем гувернантка нажаловалась маме, что он не читал заданные главы в “Истории конфликтов семи государств Корунхи в период с 372 по 486 гг н.э.”, а улизнул вместо этого в сад и без спроса ел малину. Мама сначала расстроилась, сказала, что она, должно быть, плохая мать, потом сказала, что вынуждена написать отцу о его поведении. За обедом его лишили десерта, сестры дразнились больше обычного. Так что когда потом его отправили “подумать над своим поведением” в комнату, он собрал все необходимое - перочинный нож, два носовых платка, коробку с печеньем и золотой дублон, подаренный крестной, - и сбежал.

План был прост. Дойти до любого порта, устроиться юнгой на корабль, поплавать там лет десять. Спасти жизнь капитану, прославиться, а потом вернуться домой. К тому времени они точно забудут про дурацкую книгу и всех тамошних королей.

- Амаросо Третий, - бубнил он, распинывая камни, - Амаласуинта Непреклонная, Мельхиоро Самозванец, Эдоардо Кудесник...

У Эдоардо на гравюре в книге был нос крючком и самая высокая корона. Чем-то напоминал гувернантку. Хорошо ему, думал Хоселито, он-то уже умер, а ты сиди теперь и зубри, что он сделал.

Он шел, наверное, уже часов пять, а солнце все стояло в небе. Хоселито оглянулся и увидел верхушки тополей, росших вокруг поместья. Определенно, его кто-то заколдовал.

За поворотом послышался шум, и Хоселито скатился на обочину. Подняв голову над пыльной травой, он смотрел, как мимо идут механизированные водоносы. Они приходили каждый день, обычно утром, но так как этим летом было страшно жарко, то добавился второй раз - после сиесты. Плоские ноги выбивали из дороги пыль, на плечах они придерживали шесты с огромными ведрами. Хоселито сразу захотел пить. Придерживаться плана было трудно, но вот капитана Маррахо бросили же закованным в кандалы в трюме тонущего корабля, а палуба уже горела, и туземцы-людоеды ждали на берегу ближайшего острова, а он же как-то выбрался! Тут Хоселито вспомнил, что и следующий выпуск про капитана он не прочитает, потому что его привезут с почтой послезавтра, а он уже будет в море. Ничего, первое жалованье он потратит на новые выпуски! И купит подзорную трубу, а еще поставит выпивку всей команде, в книгах герои всегда так делают, и потом кто-нибудь обязательно приходит им на помощь, даже если весь остальной экипаж бунтует.

Тут на дороге послышался новый шум. Хоселито пригляделся: это катили цыганские кибитки. Увешанные фонариками, зеркальцами, лентами и всякой утварью, они гремели, когда колесо попадало в очередную яму.

Водоносы шли медленно, так что фургоны остановились, зазвучали гортанные крики возниц.

- Эй! - услышал Хоселито. – Эй, ты, в траве! Ты что, уж-оборотень?

- Нет, - оскорбленно ответил он, - я в порт иду.

Три головы, высунувшиеся из-под мешковины над бортом кибитки, переглянулись.

- А мы на ярмарку, - сказала та голова, что постарше. Ей, наверное, было уже лет двенадцать. - Айда с нами?

Хоселито недолго думал. Внутри точно было прохладней.

- А что за ярмарка? - спросил он уже внутри. Ему показали кроликов в загончике, дали воды, теперь они вчетвером сидели на полу, ели печенье из жестяной коробки и смотрели сквозь цветные стеклышки, которые были стеклышки Миро. Миро и Вассо - два близнеца, кажется, они были одного возраста с Хоселито. Они оба молчали, но Вассо уже как-то смог вытащить у Хоселито перочинный нож. Правда, сразу вернул, Хоселито даже обидеться не успел, только удивился, как ловко у него вышло.

Кайя усмехнулась.

- Да тут, в холмах.

Кайя была самой старшей, но как-то необидно старшей, не то что родные сестры Хоселито.

- Святой Исидор - месяц назад, осенняя - осенью…

- Она маленькая, Ужик, про нее только местные знают.

- Я местный! И меня зовут…

- А ты не говори всем подряд, как тебя зовут. Особенно на ярмарке.

Хоселито привалился к борту кибитки. Качало, точно он уже на корабле. Так он и уснул.

- Приехали. Ужик, вставай.

Кайя отряхнула его бархатную куртку, пригладила волосы.

- И смотри, от нас не отходи, и ни с кем чужим не разговаривай.

Хоселито хотел ответить как отец “здесь всё - мое, чужих нет”, но голос спросонья сел, так что на “всё” он замолчал.

Снаружи было уже темно, на западе небо переливалось закатом, точно перо птицы-феникса. Дети подошли к собравшимся в кружок взрослым. Кайя что-то сказала на их языке полному невысокому мужчине, тот ответил ей, потрепал Хоселито по плечу, и они пошли к холмам, у которых горели огоньки и слышалась музыка.

Хоселито бывал на ярмарках. На больших, где уходили за горизонт загоны с лошадьми, и складывали пирамиды из мешков пшеницы и кукурузы. Отец там вел бесконечные разговоры с очень похожими на него мужчинами, курящими сигары, и совсем не нарядными (не как мама) женщинами в платьях для верховой езды. В первый раз он даже испугался, что не сможет узнать отца, и его увезут жить на другую гасиенду.