– Я, девонька, жизнью контуженная.

Альку знобит.

– Пойдём ко мне!– предлагает Лариса.

Воздух снаружи как будто застыл. Не шелохнутся и металлические махавки–флюгера на Анфисиной крыше – забава покойного Марка. Босые Алькины ноги пощипывает.

– Далеко ещё?

– Рядышком!

Лариса отпирает щеколду. Полуночницы пробираются в избу, где выводит носотрубные рулады Маринка-Хэппи .

– Давай в зал!

Поименованное на городской манер помещение представляет собой комнату в три окна. Посередине –круглый стол с плюшевой скатертью, чей цвет за долгую службу стал из лазоревого лиловым. Усадив гостью на старенькую оттоманку, Лариска уходит, а возвращается с носками.

– На-ка! Согрей ноги. А то застудишься. С Севером шутки плохи.

Алька натягивает носки:

– Тёплые…

– Баба Анфиса вязала… Из шерсти козы Марты. Вредню-ю-ющая!

– Ого, «Лунная ночь на Днепре!»– кивает гостья на репродукцию над старенькой оттоманкой.

– Подарок…

… Пока готовится чай, девушка решает порасспрашивать о могиле в лесу. Но тут на пороге появляется фигура в белой хламиде с вздыбленными волосами.

– Доця, а мы вот тут цаёвничаем!

– Я тоже хочу.

Никогда ещё горячий чай не доставлял Альке такое наслаждение, но, как говорят в Таракановке, в гостях хорошо есть и пить, а спать-дома.

– Мне пора.

– И то правда!– соглашается Лариса.-Соломка небойсь уж все жданки проела тебя ожидаючи!

–  Гуд найт!– Статический заряд Маринкиных кудрей уменьшился, и голова уже не выглядит устрашающе.

Гостья бросает прощальный взгляд на куиндживский Днепр. Почему-то здесь он производит на неё большее впечатление, чем в Третьяковке.

Над рекой – алая кромка зари. Её приветствует птичий хор.

Шпингалеты в горенке предусмотрительно открыты. Перевалившись через подоконник, квартирантка крадется к своему ложу- натянутая металлическая сетка принимает её округлившийся задок с недовольным скрежетом. Алька сидит, уставившись перед собой, но боковое зрение сигналит: в горнице кто-то есть. Девушка оглядывается, потом опускается на коленки.

Под стулом этакой кошачьей Венерой возлежит Мурёнка. Но не одна. Рядом устроились… Один, два, три… Пять! Мамаша мечет настороженный взгляд.

Алька оглядывает присосавшиеся к Мурёнкиному животу комочки. Один такого же цвета, как диванчик в её московской спальне.

– Беж!-восхищённо шепчет девушка. – Назовём тебя Беж. Нет, лучше Бежар.

…Вернувшись в кровать, она вытягивает гудящие ноги. Даже нет сил снять носки из шерсти вредной козы Марты.

« Счастье –это страдание, которое устало». Так говорила мама. И той ночью Аля с ней соглашается.

И В ТЁМНОЙ МОГИЛКЕ- КАК В ТЁПЛОЙ КРОВАТКЕ…

На следующее утро Беспоповцевы снова не дождались жиличку к завтраку. И к обеду тоже. Когда часовая стрелка старинных ходиков достигла цифры «2», Светлана-Соломия постучала в её дверь.

– Да-а-а!– сонно ответили изнутри.

– Аля, если ты намерена и впредь являться так поздно…-Светлана-Сломия остановилась на пороге:-Горница! Здесь нельзя!-хозяйский голос стал тихим, что предвещало последующий вопль.

– Да что стряслось-то?– Алька окончательно продрала глаза.

– Кошка окотилась!

– Сама виновата. Животное следовало стерилизовать.

Светлана-Соломия подошла к блаженно растянувшейся животине:

– Эх, обхитрила меня Мурёнка. У тебя опросталась. Вдали от глаз.

– А что было бы, если б..?

– А ты не знаешь?– вопрошала Светлана-Соломия.– От котят надо избавляться, когда они только народились.

– Не надо! Я возьму их себе!-Следует пауза.– Одного…

– А остальных?– Но видя Алькино расстройство, большуха смягчилась:– Ладно, пристроим. Анфисе Павловне сплавим кошечку, Маринке – котика. Ну и других… тоже.

– А мне – бежевого! Я имя дала –Бежар!

На этом и порешили.

Незаметно подкрался вечер. Пошёл дождь. Васёк по распространённой в деревне привычке придвинулся к окну. Наблюдая, как небесная водичка сверзается на землю, любознательный отрок обнаружил: водная стена не однородна. В центре – сплошная тонкая завеса.А по сторонам капли тяжелее. Но главное, у каждой-свой звук. Васёк различает их мелодию! Впрочем, он слышит даже звуковую вибрацию банных тазиков. Когда в них льют воду, раздаётся нежная мелодия. А если по дну легонько ударить…

Внимание отвлекает розовая накидка,по которой изо всех сил лупит дождь.

– Соломка! Глянь на улицу! Тётя Лариса по москам шкандыбает. Наверное, за «мёртвой».

В словесную копилки Э.Э.: «мёртвая»– название алкогольного напитка у староверов.

– Васёк, Лариса не пьёт «мёртвую». Ей нельзя.

– Почему нельзя?

Но сестра не удостаивает ответом, а распахивает раму.

– Лариса Ивановна! Зайди в избу!

– Недосуг мне!

– Пожалуйста! Очень надо!

Запели свою древнюю песню ворота. В сенцах зашлепали глубокие галоши -излюбленная обувь деревенских.

– Садись чай пить!

– Некогда мне.

– Да какие у тебя заботы? Одна корова!

– Одна корова, да жевать здорова…

Похоже, Лариса Ивановна сильно «не в духах», но Светлана-Соломия делает вид, что ей без разницы.

В копилку Э.Э.: « не в духах»– в плохом настроении.

– Лариса Ивановна, дельце к тебе имеется.

– Я так и поняла, что неспроста к себе зазвали.

Хозяева пропустили тираду мимо ушей.

– Лариса Ивановна, почему ты чинишь препятствия нашим с Маринкой занятиям.

– Чё-чё?

– Ты препятствуешь социализации своей дочери.

– Чё-чё?

– Марина пропустила два урока!

– Правильно! Дома забот хватает.

– Люди говорят…

– Люди говорят: куры доят! – И Лариса подхватилась и выбежала за дверь, да так хлопнула дверью, будто дала пощёчину всему дому.

– Что это с ней?– спросила Алька.

– Нервы…

Алька, не говоря ни слова, устремилась следом.

– Лариса Ивановна!

Но женщина даже не оглянулась.

– Постойте! Только один вопрос!

– Какой ещё вопрос?

– Вы здесь давно живёте?

– Как уродилась –так и живу.

– Местность вы хорошо знаете,– москвичка изо всех сил старалась попасть в ритм с Ларискиным «шкандыбанием».

– И чё?

– «Не буди девочку!» Что означает эта надпись на могиле?

– Послушай!– Лариса затормозила, так что Алька едва не налетела на неё:-Тебе что, заняться больше нечем?

– Я (на минуточку!) легенды собираю!

Но Маринкина мамаша сообщение проигнорировала и заявила:

– Не встревай ты в эти дела!

– Но там моя фотка!

Они приблизились к сваленным у ворот брёвнам.

– Давай присядем!-Лариска первой опустила тощий зад на бревно.

– Я тебе, девка, так скажу. Про могилку знают, но помалкивают.

– Почему?

– Боятся.

– Чего?

– Мафию!

– Но какая здесь маф…

– Я тебе так скажу: мафию лично не видела, но слух прошёл… – Лариска достала пачку сигарет.-Куришь?

– Бросила.

– А вот за это хвалю.-И женщина жадно затянулась.

« Ну давай-давай, колись!»– мысленно подзуживала Алька. Лариска начала издалека.

– Я ведь не всегда в этой глухомани жила.

– А где вы жили?

– На югах.-Женщина мечтательно смежила глаза.-Это здесь пахнет деревом и болотом. А там воздух-другой. Его как вино можно пить.

– А почему же…?-договорить ей не дали:-Почему-почему-покочену!– Лариса бросила окурок и вдавила его в землю каблуком.

– А Светлана знает про могилу?-снова бросилась в атаку Алька.

– Откуда? Малолеткой была.-И женщина рванула в сторону площади.

– Лариса Ивановна!

Лариса Ивановна оглянулась и вдруг запела дурным голосом:

И в тёмной могилке ,

Как в тёплой кроватке,

Я буду лежать,

А смерть надо мною

Всё будет летать…

Призвав на помощь всё своё самообладание, Алька вернулась в избу. На немой вопрос большухи ответила честно:

– Я про могилу спрашивала.

Светлана-Соломия ничего не сказала, и квартирантка принялась рисовать круги на запотевшем окне.