Доктор Доу и Джаспер направились к выходу. Почувствовав, что на него глядят, мальчик обернулся и увидел пронзительный взгляд мисс Кэрри́ди. На ее губах плясала злая улыбка.

Даже автоматоны у двери банка выглядели ехидными, что было попросту невозможно по причине неизменности их металлических лиц. Джаспер отметил, что их круглые ламповые глаза действительно очень уж походят на объективы фотографических камер — и как он этого не замечал раньше?

— Ну что, ты доволен? — гневно проговорил доктор Доу, когда они вышли на улицу. Это уже была не холодная дядюшкина ярость. Кажется, отвечающий за злость кочегар внутри Натаниэля Френсиса Доу засучил рукава, открыл топку и взялся за угольную лопату. — Что ты наделал, болван!

— Я ничего такого не сделал, — запротестовал было Джаспер. — Просто спросил…

— То есть ты не заметил, как отреагировал мистер Портер? Ты сделал именно то, что я просил тебя не делать, и теперь этот Портер думает, что мы связаны с Фишем.

— Я так не думаю и…

— Мне плевать, что ты там думаешь! — прервал племянника доктор Доу. — Ты вообще думать неспособен! Ты — безмозглый ребенок. Как тот, с пустой головой, с выставки кунсткамеры! Череп есть, но мозга нет!

— Есть у меня мозг! — возмутился Джаспер. — Он иногда чешется и болит!

— Ты такой же тупой, как и все дети!

— Ничего я не тупой! — воскликнул мальчик и яростно засопел. — И вообще это ты виноват! Мы только время здесь тратили и ничего не узнали! Нужно было сразу спросить Портера обо всем!

— Ты вообще ничего не понимаешь! Мне больше не нужны твои советы!

Они двинулись к одному из ожидающих пассажиров кэбов, замерших у бордюра.

— Я хотел раскрыть тайну! А ты…

— Ты! И твои дурацкие тайны! Ты только что втянул нас в такие беды, по сравнению с которыми крушение «Гринроу» покажется легкой неудачей.

— Не говори о «Гринроу»! — яростно воскликнул Джаспер, но дядюшка его будто не слышал.

— Ты взял и рассказал опасным и практически всемогущим людям с тайнами о том, что нам известны их тайны! Как думаешь, что они сделают? Ради сохранения этих своих тайн? А все потому, что ты никогда не слушаешь, что тебе говорят! Всё твои детские глупости!

— Ничего они не детские! А очень даже взрослые! Ты сам ничего не знаешь! Ты просто злобный и…

И тут шедший чуть впереди доктор Доу резко остановился и обернулся.

Джаспер машинально отпрянул и споткнулся, зацепившись за край плитки. Он упал на землю и больно ударился локтем…

…Все сказанное дальше было настолько отвратительным и мерзким, что Джаспер просто не стал его озвучивать. Полли слушала историю мальчика в мрачном молчании. Не перебивала, ничего не уточняла. Лишь когда Джаспер договорил, она сказала:

— Это многое объясняет. Но это не объясняет того, почему вы такие злые люди. Я и подумать не могла…

— Это не мы злые… это он злой!

— А те бедолаги в очереди. Горемыки?

— Безнадеги, — угрюмо исправил Джаспер. — Я не виноват. Что-то на меня нашло. Я так не думаю на самом деле. Я так не думаю…

Джаспер опустил глаза. Ему действительно было невероятно стыдно.

— Это всё этот банк… — проговорил он едва слышно. — Это место, понимаешь… оно делает людей хуже…

Мальчик вдруг поймал себя на том, как глупо и по-детски это прозвучало. Ему вспомнилось, как, будучи совсем несмышленым ребенком, он стащил конфету из буфета, и, когда его поймали, пытался свалить вину на их семейного автоматона Кристофера. Тогда он искренне не понимал, отчего его наказали — откуда ему было знать, что латунный механизм не ест конфеты.

Но Полли не пыталась его переубедить. Она не смеялась над его словами. Даже не хмыкнула презрительно. Может, из-за того, что она была потрясающей, а может, в этом крылось что-то еще.

— Место, которое делает людей хуже, чем они есть? — сказала она задумчиво. — В этом Габене просто обязано было обнаружиться нечто подобное…

Глава 6. О страхе высоты.

— Он кусается! Кусается, мерзкий крысёныш! — взвыл Хоппер, дуя на пальцы, которые успел отдернуть лишь чудом. Гремлин клацнул зубами с невиданной яростью — и хоть ему удалось ухватить лишь воздух, констебль ощутил фантомное жжение на коже.

— А ты как думал, Хоппер? — назидательно проворчал Бэнкс. — Конечно, они кусючие. Еще и плюнуть могут — один уже пытался. С ними нужно осторожно. Все равно они никуда не собираются убегать.

И правда, гремлины, обнаруженные констеблями на заброшенной текстильной мануфактуре Терру, не выглядели так, будто готовы пускаться в бега. Они лежали на пыльных мешках, развалились среди старых газет, в пустых ящиках с соломой. И даже их глаза светились в темноте тускло, устало.

Бэнкс сразу же понял, что с ними что-то не так, и сперва даже подумал, что гремлины чем-то больны, но, приглядевшись, выявил причину их странной малоподвижности. Коротышки просто переели. Они практически не шевелились, валялись кверху раздутыми брюхами и переругивались между собой. Они смешно и нелепо шевелили тонкими ручонками, ножками и длинными носами. Когда их логово оказалось рассекречено и в него произошло вторжение двух шумных грубиянов, они чуть притихли, но почти сразу же смекнули, кто к ним заявился, и тут же принялись выкрикивать ругательства, но уже в адрес незваных гостей:

— Увальневатые гадостники!

— Крючкотворные вторженцы!

— Дылдящиеся головешники!

В бывших цехах было темно и пусто — никаких станков здесь давно не осталось. Крыша в нескольких местах зияла прогалинами, доски пола кое-где прогнили. На воротах фабрики висела цепь с замком, но в нескольких ярдах от нее в кирпичной кладке был пролом — именно через него оба констебля внутрь и проникли. Бэнкс при этом чуть не застрял.

Гремлины обнаружились сразу же — их светящиеся в темноте глаза сперва испугали констеблей, но вскоре выяснилось, что сверкать злобными глазками — это максимум, на что эти коротышки сейчас способны. Бэнкс с Хоппером рассудили: ну, светятся глаза — так и лампы же тоже светятся — им теперь, выходит, и керосинку нужно бояться? А гремлины особо от ламп и не отличались — ну разве что воняли чуть сильнее. Да и ругающаяся керосинка, вероятно, была бы тем еще зрелищем:

— Эй, кто-нибудь! Откусите этому дурачине нос! Не подходи ко мне — ты, да, ты, с мордой-ящиком! Я тебя сразу распознал — ты из этих, которых в клетке держат! Ну, как их… шерстяные, еще по веткам лазают. А, вспомнил! Носороги! Ты, как эти носороги! Отойди от меня, у меня нет для тебя бананов!

— Эй, Кворкин-поползень, плюнь в него! Большего он не достоин!

— Сам плюй! — отозвался, видимо, Кворкин. — У меня нет сил…

Всерьез воспринимать ругань и оскорбления от развалившихся коротышек было попросту невозможно. И все же Хоппер яростно засопел.

— Вас сюда никто не звал! — продолжал кто-то из гремлинов. — Захотели бы поглядеть на уродцев, пошли бы в парламент! Да, в парламент!

— Эй, Гверкин, думаешь, эти двое из парламента?

— А что, не похоже? Больно рожи уродские! Там таких уродцев много, сидят в стеклянных ящиках в зеленой жиже!

Констебль Бэнкс предположил, что гремлины на самом деле не представляют, что такое парламент, и снова что-то путают. Вероятно, они имели в виду кунсткамеру, но разбираться у него не было ни времени, ни желания.

— Нужно их собрать… — сказал он напарнику. — Вот как раз сейчас и пригодилась бы твоя сеть, если бы ты удосужился ее взять.

— Хм. Так я ведь и взял ее с собой! — радостно сообщил Хоппер, распахивая пальто и извлекая свою сеть откуда-то из-под него.

— Что? В кабаре?

— Ну да, мы же вышли на охоту.

— Как… — Бэнкс, видимо, хотел сказать что-то вроде «глупо», но выдал: — предусмотрительно. Эй, чего застыл? Хоппер?

— А это еще что такое? — прошептал напарник.

Он глядел в темноту. Бэнкс проследил за его взглядом. В дальнем углу пустого цеха стояло нечто странное, слегка шевелящееся и покачивающееся, способное в любой момент наброситься. Размером оно было с небольшой чулан. Огромная голова неведомой твари чуть повернулась.