Нога запнулась об извилистый корень кешью, и Эсди полетела в траву. Навык, выработанный годами, заставил ее пружиняще прижать руки, чтобы не получить перелом от столкновения с землей, но ладони все равно содрались о мелкие камешки. Фонарик, мигая, покатился в кусты афеландры. То ли от удара у него вылетела батарейка, то ли заросли здесь были слишком густы, но больше его света Эсди не видела. Ну и к черту, подумала она, поспешно вскакивая на ноги. Она все равно последние несколько метров просто сжимала фонарь в пальцах, работая руками, как профессиональная бегунья, чтобы придать себе скорости.

Тело онемело и замерзло от пережитого ужаса. Разумно было бы проверить, нет ли серьезных травм: пока адреналин не схлынул, бесполезно прислушиваться к боли. Однако Эсди не была уверена, что у нее есть хотя бы секунда передышки: то, что преследовало ее, то, чему она не могла дать названия, явно сократило разрыв за те несколько мгновений, что она приходила в себя после удара о плотную, несмотря на всю ее влажность, почву.

Эсди заковыляла вперед. Одна нога ее плохо слушалась: ага, распухла. Щиколотка или лодыжка все-таки не выдержали падения. Эсди с толикой иронии мысленно поблагодарила свой страх, из-за которого глохла всякая боль в ее теле. Ей удавалось передвигаться со сносной скоростью даже сейчас.

Хуже было то, что она не слышала ничего, кроме биения сердца и собственного тяжелого дыхания. Уши словно заложило.

По крайней мере, до лагеря оставалось всего ничего – Эсди видела огни совсем рядом, даже различала меж нависших ветвей согбенных пальм, как отблески костра оттеняют углы брезентовых палаток.

– Тавелл! Дэйв! – Опухшая нога зацепилась за камень и чуть было снова не опрокинула Эсди наземь. – Я здесь!

После долгого бега во тьме свет ослеплял. Эсди прищурилась, раздвигая ветви перед собой, и тут прямо у нее над головой пронеслась невесть откуда взявшаяся птица: перья длинного хвоста мазнули по лицу. Эсди зажмурилась, невольно отворачиваясь, а когда снова раскрыла глаза, перед нею не оказалось ни лагеря, ни того, что могло о нем напоминать.

Огни были – да, и знакомые ей.

Не может быть, пораженно подумала Эсди. Руки ее безвольно опустились, и ветвь шлепнула, разгибаясь, ее по щеке: не больно, но обидно, точно от настоящей пощечины.

– Гадаешь, как оказалась здесь?

Голос звучал отовсюду разом, и Эсди знала, что здесь ни при чем ее временная глухота – от страха или долгого изнуряющего бега. Когда это… оно впервые обратилось к ней, она слышала слова точно так же, будто разом говорили один или множество голосов. Скорее мужской, чем женский, скорее, старый, чем молодой – и в то же время, она не была уверена.

– Известно, как – из-за твоего колдовства.

Смех тоже звучал разом со всех сторон, и не более определенный, чем голос. Эсди поежилась. Адреналин таял – казалось, больше ничего не происходит, и кровь успокаивалась в ней. Но страх остался.

– Нет, нет. Ты сама пришла сюда.

Да, в первый раз – действительно, так и было. Эсди и не думала, что наткнется на подобное место. Оно выглядело, как заброшенное святилище, в то же время, не отмеченное на карте. Мучительно размышляя, вернуться ли за Тавеллом и Дэйвом в лагерь или осмотреть самой хотя бы чуть-чуть, Эсди решила, что не при ее-то регалиях заявляться с новостью «я нашла что-то, но сама не уверена, что это нечто интересное». К тому же, время близилось к закату, и бегать туда-сюда с двумя напарниками, теряя драгоценные минуты, не хотелось.

И Эсди осталась.

Она хотела просто составить первое впечатление.

Черт, она даже ничего не трогала. Она не вела себя как стереотипная дурочка из фильма ужасов.

А потом факелы у входа зажглись сами собой. И тьма в глубине каменного святилища из составленных друг на друга каменных блоков, сгустилась совершенно неправдоподобным образом: в виде гротескной человеческой фигуры.

Черт, в их трио как раз Эсди была самым упертым скептиком. Скалли при двух Малдерах, которые готовы лезть в болото, если им привидится магический огонек.

И вот теперь – это перед нею стояла тень, подозрительно напоминающая высокого человека. Впрочем, тут Эсди снова не сказала бы определенно, какого пола… и, что куда более удручающе, какого вида ее собеседник. Демон? Дух? Лоа?

– Кто ты? – Эсди завела руку за спину, хватаясь за пистолет, чудом не выпавший у нее из-за ремня после неистового бега по зарослям. – Что тебе нужно?

– Сосуды. – Тень жевала звуки, и Эсди не сразу поняла, что та говорит.

Мгла у входа в святилище шевельнулась, увеличиваясь в размерах, и поползла, придвигаясь, к своей жертве.

– Я буду стрелять!

– Даже останься у тебя патроны…

Эсди бросила в тень пистолет, но сгустившаяся тьма не дрогнула, глотая оружие. Эсди не слышала, чтобы пистолет, падая, прошуршал в кустах.

– Ты – негодный сосуд. – Тьма, живая, клубящаяся, как дым, вытянула нечто, похожее на руку. Или псевдоподию. – Как тебя зовут?

– Эсди. – Она сглотнула, и, набравшись храбрости, произнесла уже тверже. – Эсди Гилмор.

– Больше нет.

И тьма – неосязаемая, без запаха и вкуса, рухнула на девушку, гася все источники света, что та еще могла видеть.

Из старых охрипших колонок по бару разливался смешанный с треском голос Эроса Рамазотти.

Дэвид налег на стойку, чтобы не сползать со стула. И что, теперь его валит с ног пятая порция дешевого вискаря? Что с ним стало? Господи, что с ними всеми стало?

Дэвид стянул с волос резинку – отросли тут, на острове, черти, так, что только забирать и можно, чтобы в стакан не лезли. Стричь сам себя он не решался: как бы хуже не сделать. Так, чтобы совсем коротко, у него б не получилось, и, Дэвид честно признавал за собой, с его ловкостью пальцев он мог просто ткнуть себя ножницами в висок. А укорачивать длину хвоста не видел смысла: а, ну их, болтаются и болтаются где-то там, по спине.

– Ты пьешь или гипнотизируешь тающий лед, рыжий? – К Дэвиду подсел Тавелл. Поднял свою кружку. – За Эсди?

– За нее самую. – Дэвид не стал чокаться, только отсалютовал стаканом.

Тавелл опрокинул в себя пиво с шиком киношного ковбоя – хоть сейчас предлагай роль Джанго вместо Джейми Фокса. Что ж, в прошлой жизни у Тавелла действительно были шансы утолить все тщеславные чаяния, разжиться сладкими контрактами и армией поклонниц, однако в какой-то момент он решил, что лазать с экспедициями по дикому острову для него важнее, чем петь в рок-группе. Никто не слышал, чтобы Тавелл жалел об этом решении, однако Дэйв подозревал, что некая невоздержанность Тавелла по части противоположного пола – отчасти просто тоска по пути, который он некогда решительно отверг.