Ирена была дочерью портнихи и торговца сукном в Вискае, и все вело к тому, что сама она пойдет по родительским стопам, если бы она не взяла решительно судьбу в свои руки и не сбежала из дому в шестнадцать лет с заезжим сеурином. Они отправились в столицу, и какое-то время Ирена сама себе завидовала, так ее жизнь была прекрасна. Негодяй-сеурин бросил ее спустя полгода, однако Ирена, будучи хоть и не красавицей, но вполне себе привлекательной и интересной особой, как она каждый раз констатировала, глядя на себя в зеркало, без труда нашла ему замену – богатого торговца пряностями. Тот тоже задержался рядом ненадолго, но Ирена не унывала, твердо веря, что уж мужчин с туго набитыми кошельками на ее век хватит. Тем не менее, через несколько лет и десяток торговцев и сеуринов ей пришлось податься на вольные хлеба, поскольку каждый новый ее содержатель был беднее и скупее предыдущего, и обращался с нею все хуже. Она стала вылавливать в дорогих тавернах клиентов побогаче и пьянее, но не для того, чтобы спать с ними – она ведь была не шлюха какая-то. Просто подсыпала им в вино сонное снадобье и обчищала карманы. В одной из таверн она и встретила Пако – красивого и веселого грабителя с большой дороги. Уже вовсю шла Вторая Базасская война, и они с Пако и его бандой двинулись на северо-запад, где происходили военные действия, и здорово нагрели себе руки, обчищая покинутые мирных жителями дома и грабя самих этих жителей, пытавшихся удрать вместе со своим немудреным скарбом куда-нибудь подальше.
Тогда-то, в самом конце войны, она и встретила в первый раз танну Эртега. В то время, разумеется, та нимало не походила на знатную даму. Это была тощая девчонка лет пятнадцати в странного вида лохмотьях, прибившаяся к торговому обозу, что ехал из недавно освобожденного Арласа в соседний город. Охрану быстро расстреляли из засады, нескольких торговцев пришлось прирезать, потому как они возомнили себя воинами. Из остальных же вытряхнули золотишко и отпустили восвояси. Выуженную из-под телеги девчонку дружки Пако оставили, намереваясь малость поразвлечься. Та как-то изловчилась вырваться и подбежала к Ирене.
– Мне нужно сказать вам кое-что важное наедине, о, алмазная танна, – быстро зашептала девчонка, схватив ее за руку. – Вы не пожалеете, – добавила она, видимо, прочитав на лице Ирены сомнения в том, что маленькая оборванка может сообщить ей что-то ценное.
Ирена рассудила, что никакого вреда не будет, если она послушает оборванку, милостиво кивнула и отошла с ней в сторону, не обращая внимания на недовольное роптание членов банды. Девка все-таки была неглупа и признала в ней госпожу – хотя танной Ирену не называли даже во времена первого сеурина.
– Чего тебе? – бросила она.
– Меня зовут Аделайна Лучезарная, и я потомственная севардская колдунья и целительница, – доверительно сообщила ей оборванка и кивнула в сторону Пако, – Я могу помочь алмазной танне навсегда привязать к себе красавчика в красной жилетке. Чтобы дышал он одной тобой и душа его принадлежала лишь тебе до конца дней его, и никогда не взглянул бы на другую.
– Он и так принадлежит мне, – презрительно заявила Ирена.
– Конечно, прекрасная и благородная танна, но мужчины так непостоянны, а твой избранник так красив. Любая будет рада увести его у тебя. Кто знает, что будет через два, три года? Беспокойство уже гложет твою душу, я вижу это в твоих глазах. Всего десять денье и свобода, и я избавлю тебя от него навсегда.
Ирена оторопела от подобной наглости. Дрянная девчонка еще хочет, чтобы она ей заплатила?
– Разве не хочешь ты вечно быть владычицей его сердца? Разве не хочешь спать спокойно, будучи уверенной, что он никогда не посмотрит ни на одну из осаждающих его распутных девок?
Ирена была вынуждена признаться себе, что именно об этом она мечтала в последнее время, хотя, конечно, и не произнесла этого вслух. Она не слишком верила во все эти россказни про севардскую магию, но янтарные глаза голодранки прожигали насквозь, вызывая в памяти ведьм из старинных сказаний. В конце концов, она решила, что ничего не теряет, кроме нескольких жалких монет (на эти жалкие монеты можно было жить две недели, но Ирена в те времена денег не считала). К тому же она вдруг ощутила необыкновенный прилив благодушия и умиротворенности, приятным теплом разливавшиеся по телу, а голову словно заволокло туманом. В итоге она сунула севардке просимые деньги взамен на дурацкое заклинание, которое следовало читать в час всхода луны на перепутье дорог, и позволила ей скрыться в чаще леса.
Уже позднее, несколько лет спустя, когда Ирена поближе познакомилась с севардами, скупая у них краденное, она поняла, что более хитрого и изворотливого племени и представить себе нельзя.
Так вот, возвращаясь к тем дням: в тот же вечер они поругались с Пако, который раскричался, что она позорит его перед его людьми, и подбил ей глаз. Вскоре они вернулись в Морени, где Пако наделал карточных долгов в гораздо большем количестве, чем позволяли доходы от ночных прогулок по темным городским переулкам, а когда запахло жареным, продал ее в бордель. Ирена была уверена, что севардская голодранка накликала на нее беду своими чарами. С тех пор она неоднократно вспоминала ее, мечтая повстречаться с ней однажды на узкой дорожке.
Встреча произошла года три спустя, когда бордель Ирены закрыли подонки из «Ордена спасения души»8, распихав веселых девиц по монастырям. В одном из них Ирена и встретила свою знакомую. Та сделала вид, что не узнала ее. Поначалу Ирена подумала, что оборванку наконец-то прихватили за облапошивание честных людей, однако оказалось, что та на самом деле племянница знатной дамы, стало быть, и сама благородная девица, и находится тут на воспитании и обучении. Как-то Ирене удалось подловить ее и уведомить, что, мол с тебя должок за то, что ты меня обманула, и если не хочешь однажды обнаружить в кишках нож, то будь любезна, сестра, подсоби мне с побегом и подкинь несколько монет на дорогу.
– Тебя обманула твоя собственная глупость, – не выказав ни малейшего признака раскаяния или хотя бы страха, надменно заявила бывшая оборванка, а ныне благородная, но по-прежнему наглая и жадная девица, после чего преспокойно повернулась к ней спиной и ушла. Хочешь, чтобы тебя уважали, не трепись, звучит одно из главных правил этого паскудного мира. Угрозу следовало привести в исполнение, однако, как это сделать Ирена не имела понятия, она вообще не задумывалась, что будет делать в случае неудачи, поскольку даже не допускала ее возможности.
Через несколько дней, когда они выходили с воскресной службы, ей удалось подобраться к севардке поближе и пырнуть ее в бок украденным на кухне ножом. Однако у девки словно глаза были на затылке: в последнюю секунду она обернулась, увидела ее и отпрянула в сторону, как испуганная лошадь. Нож едва задел ее. Поднялся страшный вой, Ирену схватили и бросили в каменный мешок, где она и провела два месяца на хлебе и воде, размышляя о природе везучести севардки (видно, без колдовства тут все-таки не обошлось), строя планы мести да утешая себя тем, что ей удалось хоть немного порезать гнусную оборванку. Правда, много позже выяснилось, что та приняла меры предосторожности и надела кирасу из буйволовой кожи. Отбыв наказание, переполненная жаждой мести Ирена обнаружила, что обидчицы и след простыл: она бежала с каким-то молодчиком из знатной семьи (вот откуда взялась кираса). Ей пришлось довольствоваться постными физиономиями настоятельниц и сестер, огорошенных тем, что в шкуре благочестивой овечки пряталась блудливая лисица. «Так вам и надо, – со злорадством думала Ирена, – пригрели змею…» Через три месяца она тоже сбежала.
После побега она устроилась в другой бордель, один из лучших городе, куда часто захаживали знатные господа, однако через полгода поссорилась с прима-шлюхой, и ее оттуда выгнали. Она вернулась к своему старому занятию, но дела шли из рук вон плохо. Она стала пить, и довольно много, что пагубным образом отразилось на ее и так уже не юном и свежем лице. Спуск на самое дно занял около года. Там она и сошлась с севардами. Она перепродавала купленное у них за гроши краденное барахло, да время от времени приводила к ним детей-бродяжек с улицы. По правде сказать, ей было немного не по себе при мысли о том, что юные души превратятся в безбожников и нечестивцев, что есть преступление против Всеведающего, в отличие от попрошайничества и воровства, к которым высшие силы должны были уже привыкнуть и относиться с пониманием. С другой стороны, мало ли что болтают святоши, кто там знает точно, что будет в следующей жизни, и вообще лучше держаться за эту жизнь, а не стремиться в следующую. Пусть уж маленькие голодранцы воруют и попрошайничают для севардов, те хотя бы их кормят и защищают.
