– Если свет не погаснет, пусть Дхар импровизирует – если он такой замечательный импровизатор, – сказала Нэнси.

– Я хочу тебя не из любопытства, – внезапно сказал Дхар миссис Догар. – Я знаю, что ты сильная, я думаю, что ты агрессивная, я считаю, что ты способна настаивать на своем. – (Это был худший из диалогов доктора Даруваллы, подумал актер, просто шаги вслепую.) – Я хочу, чтобы ты сказала мне, что тебе нравится. Я хочу, чтобы ты сказала, что мне делать.

– Хочу, чтобы ты подчинился мне, – сказал Рахул.

– Можешь связать меня, если хочешь, – согласился Дхар.

– Нет, мне этого мало, – сказала миссис Догар.

Затем бальный зал и весь первый этаж клуба «Дакворт» погрузились во тьму. В коллективе музыкантов раздался общий вздох и послышались недовольные реплики, но музыка продолжалась, несмотря на свистки и шиканья; из обеденного зала донеслись несуразные аплодисменты. На кухне раздавались хаотические звуки. Затем ножи, вилки и ложки начали свои музыкальные экспромты в бокалах.

– Не пролей шампанское! – крикнул мистер Баннерджи.

Кто-то по девичьи засмеялся – видимо, Эми Сорабджи.

Джон Д. попытался поцеловать миссис Догар в темноте, но она опередила его; едва их рты соприкоснулись, как он почувствовал, что она поймала зубами его нижнюю губу. Удерживая его таким образом, она тяжело дышала ему в лицо; ее прохладные, сухие руки расстегнули молнию на его ширинке и принялись его гладить, пока он не отвердел. Дхар положил ладони на ее ягодицы, и они сразу напряглись. Тем не менее она продолжала сжимать зубами его нижнюю губу; это было болезненно, но не до крови. Согласно инструкции, мистер Сента на мгновение включил свет, а потом снова его вырубил; миссис Догар освободила Джона Д. от своих зубов и рук. Ширинку он застегнул сам. Когда вновь загорелся свет, миссис Догар и Дхар стояли порознь.

– Ты хочешь картинку? Я покажу тебе картинку, – тихо сказал Рахул. – Я мог бы откусить твою губу.

– У меня есть номера люкс в «Оберое» и в «Тадже», – сказал ей актер.

– Нет, я скажу тебе где, – сказала миссис Догар. – Я скажу тебе за ланчем.

– За ланчем здесь? – спросил Дхар.

– Завтра, – сказал Рахул. – Если бы я хотел, я бы мог откусить твой нос.

– Спасибо за танец, – сказал Джон Д.

Повернувшись, чтобы уйти, он испытал неловкость из-за своей эрекции и пульсирующей боли в нижней губе.

– Осторожно, только не опрокидывай столы и стулья, – сказала миссис Догар. – Ты такой же большой, как слон.

Именно слово «слон», произнесенное Рахулом, больше всего повлияло на походку Джона Д. Он пересек обеденный зал, все еще видя ее быстро исчезающую опаловую каплю пота, все еще чувствуя ее прохладные, сухие руки. И то, как она дышала в его открытый рот, когда его губа оказалась в капкане… Джон Д. подозревал, что он никогда этого не забудет. Он подумал, что тонкая синяя вена вдоль ее горла была безучастной; казалось, что у этой дамы не было пульса или что она знала какой-то способ приостановить нормальное биение своего сердца.

Когда Дхар сел за стол, Нэнси не смогла поднять на него глаза. Заместитель комиссара Пател тоже смотрел мимо, но лишь потому, что полицейского больше интересовали мистер и миссис Догар. Они спорили – миссис Догар не села, а мистер Догар не встал, – и детектив заметил что-то очень простое, но своеобразное в этой паре: у них были почти одинаковые прически. Чудесные густые волосы мистера Догара были подняты вверх в тщеславном стиле а-ля помпадур; волосы были выстрижены на затылке и вокруг ушей, но над лбом плотной волной взмывал дерзкий кок – сами волосы были серебристыми, с белыми прядками. А волосы миссис Догар были черными с прядями серебра (вероятно, окрашенными), но прическа была такой же, как у ее мужа, хотя и более стильной. Это придавало миссис Догар нечто отчасти испанское. Надо же, в стиле помпадур! – подумал детектив Пател. Он увидел, что миссис Догар уговорила мужа встать.

Позже мистер Сетна проинформировал заместителя комиссара о том, какими словами обменялись супруги Догар, но полицейский и сам мог догадаться. Миссис Догар жаловалась, что ее муж слишком уж накачался шампанским; она больше ни минуты не потерпит его пьянства – она велит слугам дома устроить полуночный ужин, где, по крайней мере, ей не будет стыдно за неподобающее поведение мистера Догара.

– Они уходят! – заметил доктор Дарувалла. – Что случилось? Ты возбудил ее? – спросил сценарист актера.

Дхар выпил шампанское, и у него засвербело в губе. Пот катился по его лицу – в конце концов, он танцевал весь вечер, – и руки у него заметно дрожали; все смотрели, как он обменивал пустой бокал из-под шампанского на стакан с водой. Даже от глотка воды он морщился. Нэнси пришлось заставить себя взглянуть на него; теперь она не могла отвести от него взгляд.

Заместитель комиссара все еще размышлял о стрижках. Прическа «помпадур» придавала внешности старого мистера Догара что-то женское, но та же прическа сообщала его жене мужественность. Детектив пришел к выводу, что миссис Догар похожа на тореадора, хотя, разумеется, детектив Пател никогда тореадора не видел.

Фарруху не терпелось узнать, какой из диалогов пригодился Джону Д. Вспотевший киногерой все еще разбирался со своей губой. Доктор заметил, что нижняя губа Дхара опухла и становится все более пурпурной, как от ушиба. Доктор махнул рукой официанту и попросил высокий стакан со льдом – только лед.

– Итак, она тебя поцеловала, – сказала Нэнси.

– Это больше похоже на укус, – ответил Джон Д.

– Но что ты сказал? – воскликнул доктор Дарувалла.

– Вы договорились о встрече? – спросил Дхара детектив Пател.

– На ланче, завтра, здесь, – ответил актер.

– На ланче! – с разочарованием сказал сценарист.

– Так что начало положено, – сказал полицейский.

– Думаю, да. Во всяком случае, что-то в этом роде, не знаю, что именно, – заметил Дхар.

– Так она откликнулась? – спросил Фаррух.

Он был расстроен, потому что хотел услышать свой диалог между ними – слово в слово.

– Посмотрите на его губу! – сказала Нэнси доктору. – Конечно она откликнулась!

– Ты попросил ее нарисовать тебе картинку? – поинтересовался Фаррух.

– Да, в этот момент было страшновато – по крайней мере, немного странно, – уклончиво сказал Дхар. – Но думаю, что она мне что-то собирается показать.

– За ланчем? – спросил доктор Дарувалла.

Джон Д. пожал плечами; его явно выводили из себя все эти вопросы.

– Пусть он сам говорит, Фаррух. Перестань ему подсказывать, – сказала Джулия.

– Но он не говорит! – воскликнул доктор.

– Она сказала, что хочет, чтобы я подчинился ей, – сказал Дхар заместителю комиссара.

– Она хочет связать его! – воскликнул Фаррух.

– Она сказала, что ей этого мало, – ответил Дхар.

– Мало чего? – спросил доктор Дарувалла.

Официант принес лед, и Джон Д. поднес холодный брусок к губам.

– Положи лед в рот и соси, – сказал ему доктор, но Джон Д. лишь продолжал прикладывать.

– Она чуть не прокусила губу. – Это все, что он сказал.

– Вы добрались в диалоге до ее операции по смене пола? – спросил сценарист.

– Она нашла эту тему забавной, – сказал Джон Д. – Она рассмеялась.

К этому времени следы на нижней губе Дхара стали еще заметней, даже при свечах в Дамском саду; от укуса обозначились такие глубокие синяки, что губа превратилась из бледно-розовой в темно-фиолетовую, как если бы зубы миссис Догар оставили после себя клеймо.

К удивлению мужа, Нэнси налила себе второй бокал шампанского; детектив Пател был уже и так слегка шокирован тем, что его жена выпила один бокал. Нэнси подняла свой бокал, как будто предлагая тост для всех, кто находился в Дамском саду.

– С Новым годом! – сказала она, не обращаясь ни к кому конкретно.

«Старое доброе время»

Наконец им подали полуночный ужин. Нэнси лишь дотронулась до еды, которую в конце концов съел ее муж. Джон Д. не мог есть ничего острого из-за своей губы; он не сказал им ни об эрекции, которую вызвала у него миссис Догар, ни о том, что она сравнила его со слоном. Дхар решил, что расскажет об этом детективу Пателу позже, один на один. Когда полицейский встал из-за столя, извинившись за временную отлучку, Джон Д. последовал за ним в мужскую комнату и все ему рассказал.