…На Петропавловской крепости бьют куранты. Исполин гвардеец подходит к берегу реки и поджигает „летучую машину". По невидимой в темноте проволоке стремительно летит огненная фигура крылатой Славы. Приблизившись к баржам на Неве, где стоят щиты, приготовленные для „огненной потехи по плану фитильному", богиня прикасается к ним пылающим факелом. Скользя по фитилям, желтоватые языки пламени мгновенно очерчивают на темном бархате ночи гигантское изображение „государственного орла" России. На его распростертых крыльях светятся контуры Белого и Азовского морей, в лапепанно с картой Каспия. Со стороны Петропавловской крепости, в колеснице, горящей цветными огнями, влекомой тритонами и дельфинами, появился Нептун. Подплыв к орлу, он вложил в его свободную лапу изображение Балтийского моря. Через несколько секунд на воде засветились голубым огнем прозрачные картины - транспаранты: под косым крестом Андреевского ордена, эмблемой русского военно-морского флота, - крепость Кроншлот и Петербург.

С фрегатов и галер, стоящих на Неве, грянул салют. Тотчас же с грохотом и шипением взвились в небо тысячи разноцветных ракет, рассыпались звездным дождем, сплелись в гирлянды и букеты. На свинцовой глади Невы вспыхнули ослепительные солнца, взметнулись рубиновые и изумрудные фонтаны, закрутились огненные колеса. От огней „в гору летущих и по воде плавающих" светло стало, как днем. Ликующие и праздничные озарили они „государевы чертоги", что стоят „над самыми быстринами Невскими… и всякое зрение к себе восхищающий превеселый удивительной красоты исполненный… вертоград (сад), художественными водометами орошаемый, всякими иностранными древами насажденный… цветами изпечуренный, столпами драгокаменными прославленный".

Давно стихами говорит Нева.

Страницей Гоголя ложится Невский.

Весь Летний сад - Онегина глава.

С. Маршак

Меж каменных громад домов прозрачной, легкой стеной высится на набережной Невы знаменитая ограда Летнего сада. Ее строгость и ясность, ее величавая простота, как чеканный пушкинский стих. Она - одно из тех совершенных созданий, что определяют стиль Ленинграда, „строгую, стройную" красоту панорамы невских берегов.

Вдоль гранитного парапета набережной, вторя его плавной линии, тянется высокий цоколь ограды. Возносящиеся над ним пепельно-розовые колонны варьируют и развивают тему, воплощенную петербургскими зодчими в бесчисленных колоннадах приневских дворцов. Колонны, как и цоколь, высечены из „петербургского" камня - гранита; в него одеты берега Невы, из него сделан постамент Медного всадника, грандиозные колонны Исаакия и могучие атланты Нового Эрмитажа…

„Столбы… из дикого морского камня" рубили на пустынных финских островах и по воде отправляли в Петербург. Однажды осенним штормом разбило судно, груженное восемью столбами. Обросшие раковинами и водорослями, и посейчас лежат они где-то на дне Финского залива.

Массивность и тяжесть гранита подчеркивают ажурную легкость железной решетки, выкованной на прославленных тульских заводах. Ее прозрачная черно-золотая графика особенно отчетливо выступает в ясные зимние дни, оттененная холодной белизной снега. Искрящийся на солнце, он сплошным мягким ковром покрывает аллеи и газоны, пышными хлопьями ложится на венчающие колонны вазы и урны, превращая их в фантастические сверкающие короны, легким белым контуром обводит тонкие черные копья и золотые орнаменты решетки. Ночью, когда мороз крепчает, на колоннах вырастает мохнатая изморозь и металлические звенья становятся пушистыми от инея. В филигранный серебряный узор сплетаются за ними ветви заиндевевших деревьев; заколдованным царством зимы кажется в такие ночи Летний сад.

Кто же и когда создал ограду Летнего сада? Как ни странно, по поводу первого вопроса единого мнения очень долго не существовало. Так же, как некогда семь древнегреческих городов оспаривали честь считаться родиной Гомера, так почти каждый исследователь архитектуры конца XVIII века отстаивал право „своего" мастера считаться творцом прославленного шедевра. Авторство ограды приписывали таким различным по дарованию, непохожим друг на друга зодчим, как Фельтен и Баженов, Валлен-Деламот и Петр Егоров. Сейчас, на основании некоторых косвенных данных и стилистического анализа, большинство ученых сходится на том, что этот гениальный замысел принадлежал Фельтену.

Соответственно предполагают, что Фельтен положил начало и созданию гранитной рамы Невы - ее набережных, пристаней, спусков к воде. Ведь появление ограды Летнего сада самым тесным образом связано с сооружением набережной на левом берегу Невы.

Вряд ли в наши дни большинство проходящих мимо Летнего сада знает о том, что там, где они сейчас ступают, некогда текла Нева. Набережную построили на сваях, отвоевав у воды участок около пятидесяти метров шириной. А когда построили, поняли, что сад необходимо изолировать от снующих по ней экипажей и пешеходов. Тогда в 1770 - 1784 годах и возвели ограду. Однако она не исказила первоначального замысла Петра: ее колонны повторили мотив прежних деревянных галерей и связь сада с просторами Невы осталась ненарушенной. Находясь на его аллеях, мы все время ощущаем близость реки. Она виднеется сквозь звенья решетки, шорох ее волн, бьющих о гранитные стены, сливается с шелестом деревьев. Нева здесь, рядом… Она неотделима от сада.

Но к моменту, когда ограда во всей своей красе предстала перед восхищенными жителями столицы, сам петровский сад был неузнаваем.

Еще при жизни Петра на берегах Невы и Лебяжьего канала, в еловой роще, построили второй каменный дворец для Екатерины. По своей архитектуре он несколько напоминал дворец самого Петра. В 1725 году рядом с ним, как раз против главной аллеи, архитектор Земцов возвел нарядное деревянное сооружение - „Залу для славных торжествований", предназначавшуюся для празднеств по случаю брака дочери Петра, царевны Анны, с герцогом Голштинским. Оба эти здания стояли перед галереями на специально для того подсыпанном и укрепленном берегу Невы.

Несколько позднее, в 1732 году, Варфоломей Растрелли построил на месте „Залы" Земцова одноэтажный деревянный дворец для императрицы Анны Ивановны. Дворец „с большим спуском к воде для барок и придворных шлюпок" отличался необычайно пышным убранством комнат и залов, которое было видно через зеркальные стекла его многочисленных окон. Растрелли сделал и парадный подход к новому дворцу со стороны Царицына луга. Переброшенный через Лебяжий канал подъемный мост вел к большому цветнику; справа открывался вид на возвышавшийся над вершинами деревьев мраморный амфитеатр с каскадом, по ступеням которого скользила вода. По сторонам каскада, декорированного статуями и апельсиновыми деревьями в кадках, находились две маленькие сцены, где во время придворных праздников разыгрывались пасторали. Напротив амфитеатра, в цветнике, бил многоструйный „Коронный" фонтан.

Таким образом, к середине XVIII столетия, благодаря трудам Растрелли и других талантливых мастеров, Летний сад приобрел еще более парадный облик, чем при жизни Петра. Но шли годы. Новые времена, новые условия жизни рождали новые художественные вкусы. И, как всегда бывает, то, что еще недавно вызывало восхищение, начинало казаться устаревшим, скучным или даже смешным, забрасывалось и переставало цениться. К семидесятым годам XVIII века регулярные сады вышли из моды, на смену пришло увлечение пейзажными парками, где все делалось для того, чтобы создать иллюзию естественной, нетронутой рукой человека природы. Павловск, Гатчина, Ораниенбаум с их живописными, свободно растущими деревьями и кустами, с тенистыми аллеями и солнечными полянами, тихими прудами или извилистыми речками, стали излюбленными царскими резиденциями.