Мне удалось убедить ее перестать сбрасывать одежду на моих глазах без раздумий, и по большей части она теперь прикрывалась, однако я все еще помогал ей обрабатывать несколько серьезных ран. Особенно неприятная рана была на спине, которая открывалась снова всякий раз, когда казалось, что она вот-вот заживет. К счастью, у меня были кое-какие средства первой помощи, и я наносил ей крем, а также перевязывал ее, и после того, как она преодолела первоначальный страх перед тем, чтобы позволить мне ее обработать, мы определенно продвинулись в направлении ее окончательного заживления.

Уинтер сидела передо мной на соседнем стуле у обеденного стола, который она развернула, чтобы сидеть на нем спиной ко мне, пока я работал. Мурашки покрывали ее кожу, пока я наносил антисептический крем на ее рану и тщательно перевязывал ее, но когда я закончил, мои пальцы наткнулись на другой шрам под ней. Он был тусклым и почти белым от времени, но справа от ее позвоночника я мог различить очертания сетки с кругами и крестами, заполняющими пробелы на ней.

Я испустил долгий вздох, звериный рык раздался в моей груди, когда я закрыл глаза от этого образа, представляя, какую боль она должна была испытывать, когда эти гребаные монстры делали это с ней.

— Нам нужно вытащить тебя отсюда, Уинтер, — тихо произнес я, мои пальцы все еще ласкали шрам, словно только он удерживал меня от того, чтобы прямо сейчас не броситься отсюда и не выпотрошить всех до единого за то, что они с ней сделали.

Она затихла под моим прикосновением, и я почувствовал в ней панику, смятение, страх.

— Это для твоего же блага, — продолжал я. — Бури наконец-то стихают, и скоро мы сможем снова спуститься с горы. Тебе нужно вернуться в цивилизацию, к людям, которые действительно знают, как помочь тебе справиться с тем, что с тобой случилось.

Я почувствовал, как ее волосы задевают мои пальцы, которые все еще были прижаты к ее позвоночнику, и я снова открыл глаза, чтобы увидеть, что она качает головой, хотя она не повернулась ко мне лицом.

— Я знаю, что ты боишься, куколка, — сказал я, пытаясь сдержать гнев в своем голосе, пока не напугал ее еще больше. — Но там целый мир. Тебя наверняка ищут люди. Семья, родители, друзья…

Она крутанулась на стуле, убирая мою руку со своей плоти и натягивая рубашку обратно вниз, ее ноги спутались с моими, и она посмотрела в мои глаза с яростным выражением, сначала указывая на меня, а затем на себя.

— Я не понимаю, — пробормотал я, хотя мы оба знали, что понимаю.

Она нахмурилась еще сильнее и ткнула пальцем мне в грудь, а затем снова указала на себя. Моя челюсть сжалась. Я знал, что она боится, что она хочет остаться здесь со мной, в коконе безопасности, который я создал для нее. Но на самом деле здесь было совсем не безопасно. Мы находились всего в нескольких милях от тех, кто держал и пытал ее. Мы были на полпути вверх по гребаной горе в разгар зимы, а я был всего лишь одним человеком. Хотя я надеялся доказать, что меня все еще более чем достаточно, чтобы сравниться с этими ублюдками, когда придет время. А оно не могло наступить, пока она все еще здесь. Я не мог рисковать, оставляя ее одну, и уж точно не стал бы брать ее с собой, когда отправлюсь за ними. А мне нужно было отправиться за ними в ближайшее время. Каждый день, когда я откладывал необходимость нанести им удар от имени Уинтер, только добавлял еще больше ярости и ненависти к тому, что наполняло мою душу. Чем больше я заботился о Уинтер, тем больше мне хотелось, чтобы они понесли наказание за то, что сделали с ней. Я мечтал об этом, планировал это, страдал от возмездия, которое я собирался обрушить на них. Но только после того, как я буду уверен, что она в безопасности.

— Уинтер, — сказал я, нахмурив брови, пытаясь наполнить свои слова уверенностью. Потому что, несмотря на то, что я, возможно, хотел в своих фантазиях о нашей жизни вдвоем здесь, я не мог держать ее в таком состоянии. Она все еще не могла даже говорить, так как же, черт возьми, она должна была справиться с тем дерьмом, которое пережила? Ей нужна была настоящая помощь. От кого-то квалифицированного. — Мне нужно, чтобы ты была в безопасности. Мне нужно знать, что с тобой все в порядке и о тебе заботятся. Мне это нужно для того, чтобы я смог найти тех людей, которые сделали это с тобой. Мне нужно иметь возможность выследить их и убить за то, что они сделали, не беспокоясь о том, что ты уязвима, пока я этим занимаюсь.

Ее зеленые глаза вспыхнули от эмоций, и я увидел, как сильно она жаждала их смерти.

Уинтер протянула руку и схватила мою рубашку, дернув ее так, что она задралась на груди, заставляя мое сердце колотиться, пока я пытался понять, что она делает.

Ее ладонь прижалась к моей плоти, прямо над колотящимся сердцем, и она уставилась на меня, словно бросая вызов, чтобы я отрицал это. Но это не заставило бы меня передумать. То, что я чувствовал к ней, было именно тем, почему я знал, что должен увезти ее отсюда к чертовой матери.

Она нахмурилась, словно видя, что это меня не убеждает, и поймала мою руку в свою свободную, проталкивая ее между расстегнутых пуговиц на ее груди, пока моя рука также не легла на ее грудь, и бешеный ритм ее сердца взывал ко мне, как самая сладкая из песен.

— Речь не об этом, куколка, — сказал я, зная, что это причиняет ей боль, но все равно сказал. Я понимал, что со мной она чувствует себя в безопасности, и я хотел защитить ее так яростно, как, наверное, никогда не хотел. Но в этом-то и был смысл. Она не находилась в безопасности здесь, в лесу, со мной. Она не находилась в безопасности, пока эти гребаные животные, которые сотворили с ней такое, еще дышали. — Я сделаю так, чтобы они больше никогда к тебе не приближались. Так будет лучше для тебя в долгосрочной перспективе.

Она начала качать головой в яростном отрицании, и несколько слезинок скатились по ее щекам.

Я взял ее лицо в свои руки, отводя ладонь от ее сердца, в то время как она все еще прижимала свою к моему.

— Не плачь, — вздохнул я, ненавидя то, что причиняю ей боль. Я не хотел, чтобы ей было еще больнее, чем сейчас. Я не хотел, чтобы она чувствовала боль от моей руки.

Я смахнул ее слезы большими пальцами, а она просто смотрела на меня, словно умоляя не отсылать ее.

— Так будет лучше, — настаивал я, и она рывком выдернула голову из моей хватки, в ее взгляде промелькнул гнев, когда она протянула руку и написала слово на моей груди дикими ударами пальца, от которых, черт возьми, едва не появились синяки.

«ЛЖЕЦ».

Она вскочила со стула передо мной и побежала через всю комнату, нырнув в ванную и захлопнув за собой дверь. Звук щелкнувшего замка эхом отозвался в моем черепе, и я застонал, откинувшись в кресле и откинув голову назад, чтобы посмотреть на деревянные панели потолка.

Я запустил пальцы в волосы и подумал, есть ли еще какой-нибудь способ поступить правильно по отношению к ней. Но в глубине души я понимал, что пытаться удержать ее здесь — эгоистично. У нее была жизнь до того, как ее похитили. У нее была семья где-то там, отчаянно желающая узнать, что она в безопасности. И когда она окажется с ними, когда к ней вернутся воспоминания, я был уверен, что она поймет, что я был прав, настаивая на ее возвращении.

***

На следующее утро, когда мы проснулись, мы ели в напряженном молчании, поскольку Уинтер отказывалась даже взглянуть на меня, но я не собирался уклоняться. Я понимал ее желание остаться здесь. Черт, я не мог придумать ничего хуже, чем проснуться завтра утром и обнаружить, что эта чертова хижина пуста, и понять, что я снова один в этом мире. Даже после нескольких недель сна на гребаном диване, пока она просто лежала на полу, я знал, что предпочел бы это комфорту своей кровати.

Но дело было не в том, что я предпочитаю. Или о том, чего я хотел. Речь шла о том, чтобы поступить правильно. Ей нужно было обратиться к врачам. Ей нужно было выяснить, есть ли у нее люди, которым не хватает ее, получить шанс узнать, кем она была до всего этого. И самое главное, ей нужно было оказаться в безопасности, подальше от ублюдков, которые сделали это с ней, чтобы у них никогда больше не было шанса приблизиться к ней.