С полузакрытыми глазами я понеслась в бескрайние просторы, нацелившись на линию деревьев впереди себя, пока мои зрачки пытались приспособиться. Мои босые ноги уже замерзли, мне было холодно до боли.

Я бежала, пока мои легкие не загорелись, а лед все глубже и глубже проникал в кровь. Мои багровые волосы были слипшимися и длинными, прилипали к щекам и развевались перед глазами. В них все еще витал аромат крови от пореза на виске, который Фарли оставил мне прошлой ночью.

Я бежала до тех пор, пока солнце не начало садиться и не пошел снег, заметающий мои следы.

Я повторяла их имена с каждым шагом, снова и снова прокручивая в голове. Джакс, Фарли, Квентин, Орвилл, Дюк.

Фарли: брат Джакса. Он был таким же крупным, как и Джакс, но вместо жира у него были мышцы. Он натренировал свое тело так, что когда костяшки его пальцев, унизанные кольцами, ударялись о мою стройную фигуру, на коже оставался рубец в течение нескольких дней. Когда Фарли был в плохом настроении, моя плоть сталкивалась с его гневом.

Квентин: высокий парень с непокорными светлыми волосами. Ему не нравилось бить меня, но он находил другие способы причинить мне боль. Электричество, водные пытки, звуки, которые, как ножи, врезались в мои барабанные перепонки в течение нескольких часов, пока меня подвешивали вверх ногами с помощью веревок. Он говорил почти так же мало, как и я, но когда говорил, то шептал прямо мне на ухо и посылал дрожь ужаса по моему позвоночнику своими извращенными фантазиями о том, что именно он собирается сделать со мной в следующий раз.

Орвилл: тот, кто пытался нарушить правила. Он был скелетом с седеющими волосами, которые, казалось, он никогда не мыл. Он хотел прикоснуться ко мне, зарыться в меня и лишить меня последних капель достоинства. За его глазами не было ничего, кроме демона, дергающего за ниточки. От него всегда пахло потом, а его голос был мурлыканьем, которое когтями впивалось мне в кожу. Его руки неоднократно блуждали, когда он переступал черту того, что его босс считал приемлемым. Однажды он напугал меня больше всего, пока я не поняла, что его выдержка означала, что я слишком важна, чтобы осквернять меня. Хотя я понятия не имела, почему.

Дюк: тот, кто устанавливал правила, кто держал в узде остальных четверых. У него были усы в виде подковы, и он всегда попыхивал сигаретой. Но, несмотря на его правила, именно его стоило бояться. Ему нравилось, когда я боялась. Он любил скрести ножом по стене, когда приближался, а потом проводить им по моей коже. Ему нравилось, когда я истекала кровью, и он был единственным, кто заставлял меня молить о пощаде, когда я пользовалась голосом. Он был тем, кто похоронил мой голос навсегда. В ту ночь, когда он тушил сигареты о мою кожу, накрыв мое лицо полиэтиленовым пакетом. Это продолжалось достаточно долго, чтобы я подумала, что умру. Мой голос застрял в горле, и я нашла свободу в том, что наконец-то забрала его у него. С того дня у него было много моих криков, но больше никаких слов.

Мои ноги дрожали подо мной, когда я начала медленно пробираться сквозь густой снег, мое тело настолько онемело, что я больше не чувствовала ничего, кроме боли в костях.

Мои зубы стучали, вызывая бесконечный звон в черепе. Я не ела в течение двух дней. Мое зрение плыло, тени мелькали в темноте, заставляя меня вертеть головой вправо и влево. Я ожидала, что они спустятся, монстры, которые держали меня, владели мной. Как я могла убежать от них, когда они были всем, что я знала? Разбитые воспоминания о моем прошлом представляли собой беспорядочный пазл, который я никак не могла собрать воедино. Куда мне идти? К кому мне бежать?

Я тысячу раз задавалась вопросом, ждут ли меня где-нибудь люди, тоскуют по мне, скучают по мне. Или, может быть, я всегда была девушкой, которая ни к чему и никому не принадлежала.

Я отыскала в своей душе еще один дюйм стойкости и растянула его, заставляя себя бежать дальше.

Я не умру, когда у меня осталось четыре убийства!

Где-то в деревьях надо мной ухнула сова, и мое сердце ёкнуло, пока я бежала дальше, почти ослепшая и совершенно отчаявшаяся. Мой сухой язык скреб нёбо рта, и я задыхалась от жажды воды, мои легкие делали ледяные вдохи и снова выдыхали их. Холод был врагом, с которым я не была готова встретиться лицом к лицу. Если бы я все продумала, то, возможно, смогла бы стянуть пальто с тела Джакса, но еще одна секунда в том месте могла стоить мне свободы. И лучше уж бороться с ледяным ветром и кусачим льдом, чем оставаться там, в камере.

Мои колени погрузились в снег, прежде чем я поняла, что упала. Я уцепилась за кору сосны, пытаясь подняться на ноги, но мне лишь удалось подтянуться и сесть на нее.

Я промокла насквозь, моя кожа покрылась мурашками, так как холод проникал все глубже. Я сильно дрожала, подтянув колени к груди и подняв голову к небу. Облака густо нависали над деревьями, и я поклялась всем, чем была, что проживу достаточно долго, чтобы снова увидеть звезды и загадать желание. Потому что мне нужна была небольшая помощь, если я собиралась когда-нибудь отомстить мужчинам, которые преследовали меня.

Еще четыре смерти — это все, что мне нужно. Тогда я стану кем-то. Я стану последним человеком, которого они увидят.

Глава 2

Николи

— Тайсон!

Где эта чертова собака теперь?

Клянусь, в некоторые дни я тратил больше времени на поиски этой шавки в лесу, чем на колку дров для костра. Он самостоятельно возвращался в хижину, если я оставлял его заниматься своими делами, но, без сомнения, он снова притащил бы какую-нибудь старую гнилую кость или повалялся в медвежьем дерьме, если бы я это позволил. Не то чтобы ему было не наплевать на то, что я не позволяю, но я старался сдерживать его более звериные повадки. В том числе и потому, что он ненавидел мыться, а я не собирался позволять ему спать в хижине, провоняв все медвежьим дерьмом.

— Тайсон! — снова позвал я, шагая вверх по заснеженной, каменистой тропе среди деревьев.

Весь мир стал белым, так как метель все крепче охватывала лес, и я разочарованно ворчал, выискивая на склоне холма хоть какой-нибудь след проклятой собаки.

Мои руки онемели, а воспоминание о костре, который я оставил пылать в хижине, заставило меня остановиться. Если этот чертов пес отправился гулять в одиночку в такую погоду, то я не был уверен, что стоит тратить усилия на его поиски. Он и так быстро вернется, как только поймет, что снег не прекращается, а я не собираюсь отмораживать себе яйца в попытках отыскать его.

Я проклял его под нос и развернулся, чтобы вернуться в хижину к огню. Я приготовлю еду, и, несомненно, он прибежит, как только учует ее запах.

Я взял в руки винтовку и начал спускаться с холма, щурясь сквозь снежную бурю, чтобы разглядеть дорогу.

Я успел сделать несколько шагов и остановился, когда раздался лай.

Я застыл на месте, в гнетущей тишине засыпанного снегом пейзажа, прежде чем снова раздался лай Тайсона.

Я колебался. Может Тайсон и был полудикой шавкой, но он не поднимал шума по пустякам. Если он лаял, значит, на то была веская причина. Возможно, у нас гости. Однако маловероятно, чтобы Каттеры выходили на улицу в такую погоду, да и зимой никто не забирался так далеко в горы и в лес. Так что, возможно, он попал в какую-то другую передрягу, разозлил дикобраза или нажил себе врагов в волчьей стае…