Друзья радостно кинулись собираться в город, но Килин остановил Семёна:

– Завтра в обед зайди ко мне домой.

У Семёна искоркой блеснули глаза, он глубоко поклонился Павлу Тимофеевичу и бросился догонять друзей. Матвей спросил его:

– Сёмка, что дядька Килин сказал?

– Да, так, чтоб не баловали, – уклонился он от ответа, глубоко пряча радость.

Десятник Килин внимательно и задумчиво смотрел вослед убегающему стрельцу: «Хороший малец. Эх, молодость, молодость!»

Янычар Никос, одабаши личной гвардии султана, нежился на коврах в каюте торгового корабля, направляющегося из Константинополя в Констанцу: прекрасный напиток, прекрасная танцовщица Лейла; сегодня ему ещё можно отдохнуть, а завтра будет уже по-другому.

За многолетнюю янычарскую службу у великого визиря он привык ко всему, не удивлялся переплетению жизненных путей и нежданным поворотам судьбы, не раз был ранен и не раз убивал. В начале пути он был совсем юным, тем волчонком, который был оторван от семьи и со всеми бился за свою жизнь: «Только бы выжить!» – эта мысль всегда звучала в его голове. Он видел, как рядом погибали либо исчезали в неизвестности такие же, как он, греческие, армянские, грузинские, болгарские, сербские, русские мальчишки, юноши и молодые мужчины, так и не ставшие воинами-янычарами. А он стал. И теперь может многое. Никос довольно улыбнулся: «Служу у самого великого визиря, выполняю его личные поручения и уже стал одабаши, капитаном! Семьи нет и быть не может, но рядом, в качестве сестры, такая танцовщица из гарема самого султана! Красавица! Жалко, что только для дела!»

Никос, прикрыв веки, вспомнил многочисленные дни и ночи при дворе султана в Константинополе и передёрнул плечами. Лейла почувствовала его, перестала танцевать, опустилась на колени рядом на ковёр и замерла, ожидая его реакции. Никос, не открывая глаз, взмахнул ладонью в направлении выхода; она осторожно удалилась, прикрыв двери каюты. А он расслабился, лежа на спине, вытянулся и затих; мысли потекли медленно и размеренно.

В Османской империи было неспокойно. Прошлой осенью Никос получил задание для поездки в Россию от великого визиря Али-паши при султане Ахмеде Втором, а докладывал о результатах великому визирю Мехмед-паши при султане Мустафе Втором. Султан Ахмед Второй умер, а великого визиря Али-паши казнили.

Великий визирь в Османской империи являлся главой правительства и фактическим главой разведки и контрразведки, так как ведал международными делами государства, передав некоторую часть внутренних функций управителям султанского двора, главам белых и чёрных евнухов, которые имели сеть своих осведомителей среди слуг и других подчинённых лиц, подсматривающих и подслушивающих друг за другом.

«Слава аллаху, что я покинул этот гадюшник!» – мелькнуло в голове у Никоса.

Он был профессиональным лазутчиком, учителя постарались: у него в арсенале были знания нескольких языков, владение разными видами оружия, умение преображаться и лицедействовать. Ему вторично дали задание получить информацию о планах русского царя и его союзников на южных рубежах, в Крыму и на нижнем Доне, после неудачной попытки захвата Азова. Никос выбрал длинный, но надёжный путь в Россию, не торопился, чтобы получить правдивую легенду, а не так, как в прошлой поездке, когда он с большим трудом оторвался от ищеек Преображенского тайного приказа, целовальника и ярыжек, используя документы купца-грека, которого пришлось ликвидировать.

Сейчас Никос с Лейлой направлялся в Вену. Он представлялся торговым представителем созданной османами в Вене торговой компании, действующей в интересах разведки, для сбора информации через служащих в Восточной Европе; а она – его любимой младшей сестрой. Из Вены они направятся во Львов и дальше, через Смоленск в Москву. Ехать парой в Россию им предложил сам великий визирь, так было безопасней: последнее время Посольский и Тайный приказы Московии начали активно работать против них и уже задержали нескольких человек, в том числе и с заданием на устранение молодого царя Петра Первого.

Вернутся в Вену, и их дороги разойдутся: он будет заниматься торговой компанией, осваивать новые направления, устанавливать и приобретать новые источники информации – так обещал ему великий визирь, а она вернётся в гарем, и её выдадут замуж за какого-нибудь плюгавенького чиновника.

В Констанцу торговый корабль прибыл на рассвете. На пристани Никос нашёл ожидавшую их карету с двумя молодыми янычарами-кучерами, их будущими помощниками в Вене, и сразу же распорядился об отъезде.

В Вену прибыли в конце октября, в один из осенних дождливых дней, разместились на постоялом конспиративном дворе, принадлежащем «Восточной компании». Постоялый двор был переполнен богатыми путешественниками, купцами и другими состоятельными людьми, которые навряд ли догадывались об истинном использовании многочисленных помещений, приспособленных для тайных встреч, бесед и инструктажа работников торговой компании и, по совместительству, информаторов великого визиря османов. Здесь же крутились толпы мошенников, женщин лёгкого поведения – всех тянуло к приезжим, богатым и щедрым купцам и путешественникам.

На постоялом дворе было выделено место для содержания лошадей и комнаты для проживания обслуживающего персонала и помощников, где и устроились молодые янычары. Они останутся в Вене ожидать Никоса и изучать город и местные обычаи.

Гостям из Константинополя на постоялом дворе предоставили трёхкомнатный номер с двумя спальнями; Никос и Лейла устали после длительной дороги, давила слабость, клонило в сон, и они без ужина разбрелись по спальням.

Утром Никос оставил Лейлу одну, разрешил ей прогуляться с янычарами и покататься на карете по городу, а сам пешком, для уточнения их легенды и получения дорожных и личных документов прикрытия, а также согласования времени отъезда из Вены, направился в «Восточную компанию», которая находилась рядом. Одетый на европейский манер, чисто выбритый, аккуратный и подтянутый, излучающий уверенность и состоятельность, Никос, переспрашивая тихим голосом на греческом либо на немецком языках, нашёл нужное помещение, осторожно осмотрелся, по-хозяйски толкнул дверь и зашёл внутрь.

Лейла плохо помнила свои детские годы, порой в памяти всплывали отдельные расплывчатые картины: то улыбающейся молодой русой женщины, наверное, матери, то какой-то равнинной местности с речкой и берёзками, то горящие дома и связанные страдающие люди.

Непродолжительное время она жила у старика турка, купца, прислуживала ему, а когда подросла, он отвёл её в гарем. Она помнит, как первый раз переступила порог гарема, как было стыдно, когда её осматривали повитуха и доктор, как следили за ней в комнате и наказывали за ошибки и проступки.

Ей поменяли имя: была Люба, стала Лейла, а потом поселили в одну из многочисленных комнат гарема вместе с такими же, как и она, разными и юными. В комнате их было четверо и старшая, опытная женщина в возрасте. Все они не были мусульманками, а представляли разные культуры и религии.

Лейла, как и другие, была джарийе, рабыней. Её обучали основам ислама, языкам, тюркской культуре, литературе, искусству стихосложения, вышиванию, музыке, танцам и многому другому. Сначала учила турецкий язык, потом – Коран и грамоту, одновременно изучала дворцовый протокол, этикет и правила хорошего тона. И преуспела в этом. Она поняла главное: гарем – это дом султана Османской империи!

Она не знала своих предков, но знала своё будущее, к которому её готовили в гареме. Молодая и красивая, получив достойное образование, она стала одной из одалык, проживала в гареме на полном обеспечении и имела повышенное жалованье, но это не радовало её. Султан был мудр и для своих чиновников, которых воспитывал с раннего возраста, растил в гареме будущих жен! Он хотел, чтобы его служащие, куда бы он их ни направлял, не обрастали родственными связями с местным населением из-за своих жён, а сохраняли ему личную преданность.