Мне кажется, возраст и болезнь сделали меня мудрее. Во время болезни ты перестаешь реагировать на мелочи и смотришь на жизнь иначе. Как будто поднимаешься на ступеньку выше, откуда больше видно.

* * *

Я не суеверный человек, но почему-то боюсь написать завещание. К счастью, завещать мне практически нечего. А папа писал свое завещание лет десять. Вообще-то ему уж тем более завещать было бы нечего, но случилось так, что Татьяна Львовна Щепкина-Куперник оставила ему в наследство кольцо (оно сейчас перешло моей дочке), и 7 или 8 тысяч рублей — огромные по тем временам деньги. У папы впервые оказалась такая большая сумма, Скрывать он ничего не мог, и я знала о неожиданном наследстве.

Эти деньги папа очень берег (лишь когда он уже довольно серьезно болел, ему приходилось немного брать из них на лечение). Папе хотелось завещать деньги всем родным, и он постоянно распределял эту сумму. Сначала разделил ее на три части: жене Ирине Николаевне, Зине и мне. Потом взял у всех нас понемногу — так, чтобы Леше и Саше досталось по 700 рублей. Это тоже были хорошие деньги (моя максимальная зарплата в те годы составляла 260 рублей).

Потом он снова стал мучиться: «Может, мне отдать внукам деньги при жизни?» Я поддержала его: «Конечно, ты увидишь, как они рады».

Когда папы не стало, Ирине Николаевне, Зине и мне досталось по полторы тысячи рублей. Это наследство позволило мне сделать ремонт в квартире.

Папино завещание было очень коротким. И деньги были в нем — не главное.

В завещании папа, обращаясь ко мне, писал, что очень горд мною, благодарит судьбу за то, что у него такая дочь, и просит меня о том, о чем я никогда не думаю, — заботиться о своем здоровье.

Еще папа написал, чтобы я продолжала опекать Зину, воспитывать детей, и просил не оставлять Ирину Николаевну — она была ему верным другом и много для него сделала.

Вспоминая папино завещание, я тоже очень хочу что-то написать детям и внукам. Но не нахожу в себе силы.

ПРИЯТНО ГОВОРИТЬ СРАЗУ СО ВСЕМИ

Однажды мне нагадали, что я напишу книгу. Я искренне удивилась и объяснила гадалке, что никогда ничего не писала. Она тем не менее сказала: «Книга будет издана. И не только у нас, но и за рубежом». Можно считать, что половина предсказания сбылась.

Когда Инга Гаручава, известная как драматург, первый раз предложила мне погадать, я сначала была категорически против. Но Инга сумела меня к себе расположить. Это было давно, во времена моей работы в Театре на Таганке, в очень тяжелый период. Инга, гадая на кофейной гуще, рассказала всю мою жизнь, хотя ничего обо мне не могло быть ей известно. И она произнесла слова, которые в тот момент я не поняла: «Вы войдете в кабинет, знакомый с детства». Эта фраза всплыла в памяти через несколько лет, когда я возглавила Дом актера.

С тех пор Инга часто гадает мне про Дом. Бывало даже, она предостерегала меня от каких-то необратимых поступков.

Нагаданная Ингой книга подходит к концу. Я изложила на бумаге то, что было на самой верхушке моей памяти. Но искренне не хотелось отправлять это «в свет». Во-первых, потому что кажется, очень многое не написано — огромная, насыщенная жизнь вылилась в клочки и обрывки. Во-вторых, потому что я, как уже говорила, достаточно трезво оцениваю свои литературные способности. А в-третьих, это действительно только верхушка — мои воспоминания очень поверхностны. Но издаю книгу лишь для того, чтобы добавить еще один маленький штришок к общей памяти поколения.

Больше всего меня беспокоило, что много, очень много людей, прошедших со мной по жизни — и те, кто рядом, и те, кто вдали, и те, кого уже нет, — не названы мною на страницах книги, хотя я никогда не забываю и не забуду их.

Видимо, мне везло на окружение: людей, с которыми не сложились отношения, очень мало. Наверное, они, увидев книгу, без любви и радости подумают обо мне. Не сердитесь! Честное слово, плохое не помнится.

О тех многих, без которых нет меня и моей жизни, хочется сказать еще раз. Дорогие мои одноклассники, однокурсники, телевизионщики, вся молодежка, мой цирк, нежно любимые артисты Таганки (обоих театров — они для меня один потрясающий коллектив), все девочки Комитета по культуре и АССИТЕЖ, музыканты оркестра Вероники Дударовой, а главное — вся моя актерская братия и мои родственники, особенно старшее поколение! Все вы — любимые, лучшие! Помню каждого.

* * *

Пора подводить некоторые итоги.

На протяжении жизни мои принципы проверялись, корректировались и даже менялись.

Я всегда была уверена, что главная моя страсть — работа, а отношения с мужчинами и так называемая личная жизнь мало что для меня значат. Теперь же я могу с уверенностью сказать: лишь моменты, когда ты любишь, остаются в памяти ярко высвеченными.

Любовь не знает возраста — в шестьдесят я точно так же сошла с ума, как и в 18. Но с годами понимаешь, какое страшное ощущение, когда из твоего «я» уходит это потрясающее чувство.

Есть еще один важный вопрос, который в разные годы решался мною по-разному: бороться со злом или делать добро? Когда-то я готова была насмерть биться за правду, отстаивать Дом актера на Тверской, который олицетворял для меня все лучшее. Я проиграла в битве за него. Но появился другой Дом, на Арбате. А с ним — возможность делать что-то для людей. И оказалось, что это важнее. Сегодня это моя самая большая радость.

Я люблю актеров. Не скрою, мне нравится, когда они в ответ любят меня. Я буквально расцветаю от их хорошего отношения ко мне. Ушли зажатость, остатки комплексов. К семидесяти годам я вполне освоила сцену. Запела при отсутствии слуха, затанцевала на больных ногах. Готова на любой сценический эксперимент. Не смущаюсь перед микрофоном и камерой — так приятно говорить сразу со всеми.

К сожалению, мне не хватает знаний. Вот быстро решать любые вопросы, используя природный здравый смысл, ничего не откладывать — это моя стихия.

Думаю, у меня достаточно сил даже для того, чтобы начать новое дело. Но это нелепо. Во-первых, есть Дом актера, который я должна веста дальше. А во-вторых, кому же я нужна в свои годы?

Главное — я продолжаю жить абсолютно полной жизнью и остаюсь в Доме актера не потому, что не смогла бы существовать иначе (я очень приспособляемый человек). В служении Дому актера я вижу свой долг. Это, конечно, звучит пафосно, но ведь так оно и есть.

МАСТЕРА О МАРГАРИТЕ

С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ ЭСКИНА?

Я спокойно отношусь к себе, да и привыкла к тому, что мое имя звучит со сцены, поэтому пронять меня трудно. Но было два случая, когда я не смогла сдержать слез. Я плакала во время исполнения Татьяной Дорониной песни «Голубка», которую она посвятила мне и папе. И была невероятно растрогана песней на слова Эдуарда Ливнева «С чего начинается Эскина?», которую спели Аристарх Ливанов и Валерий Баринов на вечере по случаю 65-летия Дома актера.

С чего начинается Эскина?

Возможно, с задумки отца.

С того, что он с мамой спланировал

Весною под пенье скворца.

А может, она начинается

С глухих театральных кулис,

Где маленькой девочкой с нежностью

Смотрела она на актрис.

С чего начинается Эскина?