В Межгорье ее огорчало многое. Строгая система пропусков, постоянные патрули на дорогах, колючая проволока... Местность, по ее мнению, тоже выглядела удручающе: тайга, болота, острые каменные глыбы, комары и густые тени, которые парадоксально не спасали от летней духоты. А что будет тут зимой, Патрисия даже представить боялась. На открытке озаренная закатным солнцем Ямантау смотрелась красиво, особенно на контрасте с темной холмистой долиной, но француженка привыкла к совсем другим пейзажам. Она остро тосковала по залитым светом лавандовым полям Прованса, по терпким запахам цветов и молодому вину с семейного виноградника. Увы, ей больше было не суждено туда возвратиться. И дочь ее родится и вырастет на чужбине.
Белокаменный замок, служивший убежищем для многих поколений ее предков, драгоценности (за исключением сережки в виде старинного мальтийского креста, являющейся Ключом к Чаше), предметы искусства, фамильная усыпальница, банковские счета и любимое детище – благотворительный фонд для молодых ученых – абсолютно все отныне превратилось для нее в дым. Пат чувствовала себя несчастной. Она бы сломалась, если бы не три опоры, удержавшие ее на плаву. Нерожденый ребенок, Грааль и Ашор – вот что спасло ее, не дав потерять разум.
Однако депрессия все равно развилась. Пат боролась с ней по мере сил и однажды, охваченная внезапной надеждой, заявила:
- Я хочу подняться на Ямантау!
Желание встретили в штыки. Многочисленная охрана, врачи и военная верхушка, курирующая проект, не понимали, насколько это было важным для нее.
- Невозможно! Вы в положении, мадам! Какие походы в горы? Какие ночевки в палатке? А если с вами случится что-то нехорошее?
Никто не хотел брать на себя ответственность, и тогда Ашор пообещал ей решить вопрос. Как он добился этого, Патрисия так и не узнала, но за моральную поддержку, за твердость данного слова и неизменное отстаивание ее интересов она простила ему все: и то, что он сменил имя, став Виктором (в честь Вики Громовой, в которую был тайно влюблен), и то, что он не испытывал пиетета перед «Граалем», и даже то, что он не питал к ней пылких чувств. Последнее простила частично, потому что нелюбовь простить до конца невозможно, но никогда не упрекала его за это.
Увы, Вик Соловьев не любил Патрисию так, как ей мечталось. Он оставался рядом и в то же время находился далеко. Всегда вежливый, предусмотрительный и отстраненный – ей так и не удалось его поймать в расставленные сети. Это злило и обижало, и все-таки без него Пат бы окончательно пропала, она не могла этого не признать. Вик слишком хорошо понимал ее нужды и много делал для комфортного существования.
Вот и с восхождением на Ямантау получилось именно так: он сразу уловил главную мысль, овладевшую всем ее существом. Пат нечаянно услышала, как он говорил Ивану Демидову-Ланскому, объясняя ее «каприз»:
- Это ей важно в моральном плане. Она хочет покорить «злую гору», чтобы доминировать над собственными страхами и тем негативом, с которым столкнулась на чужбине. Если мы лишим ее этой возможности, это будет иметь куда худшие последствия, чем любые неудобства в пути. Ямантау – символ, и нам с тобой лучше бы поддержать Пат.
- Но она на шестом месяце! – с сомнением протянул Демидов-Ланской. – И плюс к тому ее слезы и токсикозы. Сомнительное предприятие.
- Когда Пат попадет на вершину, все изменится. Она адекватная здоровая женщина, но ее удрученное настроение подтачивает ее изнутри. Если ей откажут, я уже ни за что не ручаюсь.
- Хорошо, можешь на меня рассчитывать, - сдался Демидов-Ланской.
И Пат, подслушивавшая под дверью, закусила кулак, чтобы не выдать себя. Теперь она поверила, что все получится. Эти двое, объединившись, умели свернуть любые горы.
Итак, восхождение на Яман состоялось, но было обставлено с такими предосторожностями, что трудный подъем фактически превратился в увеселительную прогулку. Из Межгорья Патрисию вывезли на машине. Хотели сначала на вертолете, но тут француженка проявила упрямство, и военные скрепя сердце остановились на промежуточном варианте. По широкой просеке ЛЭП, огибавшей гору и уходящей куда-то за хребет Машак, военные доставили их группу к самому подножию Ямантау, откуда начиналась тропа к вершине. Самое сложное было – шагать по нескошенному разнотравью и преодолеть «каменную реку», но Пат стремилась именно к таким трудностям – простым и понятным. Нагрузки были ей в радость.
В поход с ней (если не считать положенной по статусу вип-пленницы свиты) отправились Виктор и Иван. То, что Демидов-Ланской захочет примкнуть в последнюю минуту, явилось для Патрисии неожиданностью.
- На кого я оставлю лабораторию? – спросила она, сдвигая брови. – Если мы все разбежимся, кто будет работать?
- Поход займет двое суток, - ответил Демидов-Ланской, - и я его ни за что не пропущу. За два дня физики-теоретики при всем желании не успеют разгромить подземелье, а вот за вас я буду переживать. Вы же не хотите измотать мне нервы в хлам, мадам? Предупреждаю: нервный заместитель директора – существо малополезное. Меня лучше отпустить в горы, устроив полноценные выходные, пока я никого не покусал.
Он, по обыкновению, язвил, но его желание взойти на вершину заставило Патрисию присмотреться к нему повнимательнее. До этого момента их отношения ограничивались сугубо деловой сферой, но теперь появились подозрения, что Демидов-Ланской вовсе не тот сухарь, каким казался.
Двигаясь по просеке, машина легко бежала в гору, оставляя позади заповедный лес, малинник и склон Шакитара. День был жаркий и солнечный, и несмотря на то, что выехали они на рассвете, припекало знатно. Когда на пути появилась звонкая горная речка, Соловьев попросил остановиться. Пат с удовольствием прошлась по бережку и умылась. А потом она даже решилась напиться из рук Ивана, пока ее личный врач смотрел в другую сторону. Чистейшая вода, берущая начало в родниках, подарила ей необычайное ощущение легкости. Пат улыбалась и чувствовала себя совершенно счастливой.
Пеший путь на вершину занял несколько часов. До верхней площадки было километров десять. Пат двигалась налегке, как и Виктор с Иваном. Вещи тащили охранники.
Часа полтора они шли по лесу, затем вышли к курумникам. (Сноска. Курумы, курумники – это поле из разбросанных валунов, камней или осколков скал, «каменная река»). Иван и Виктор поочерёдно подавали ей руку, помогая перебираться через препятствия и не отходили ни на шаг.
Впрочем, Пат двигалась без видимых усилий, после горной речки у нее словно открылось второе дыхание, вспомнились полученные навыки альпинизма и скалолазания. Поросшие мхом курумные поля разбили монотонность движения по лесу и великолепно «держали» мышцы ног. Все же она никогда не была неженкой, и физических нагрузок в подземелье ей сильно не хватало.
Зато подъем по камням здорово измотал Демидова-Ланского. Когда они выбрались на плато у заброшенной наблюдательной вышки, Иван дышал часто и тяжело и с недоумением поглядывал на ожившую Патрисию. Та собирала голубику с низких кустов, которыми поросли все подходы к покосившейся «треноге», и звонко смеялась шуткам Соловьева.
После небольшого отдыха они предприняли последний бросок и наконец вышли к вершине, где Патрисию ждал неприятный сюрприз. Она растеряно ходила по забетонированной вертолетной площадке, оставшейся тут с восьмидесятых годов прошлого века, полюбовалась на погнутые остовы панцирных кроватей, разбросанные между развалинами странных построек, и даже заглянула внутрь одного из бараков, где едва не навернулась на полусгнившей доске с торчащими ржавыми гвоздями. Вик поймал ее, не дав переломать ноги, и Пат поблагодарила его рассеянной улыбкой.
- Удовлетворена? – спросил он.
Патрисия подумала и кивнула:
- Я должна была это увидеть. Тем более, что здесь нет ничего мистического. Обычная гора, попранная и грязная. И я ее больше не боюсь.
Они выбрались на широкую площадку, усыпанную битым кирпичом и гнутой арматурой. Дул сильный ветер, он налетел и захлопал надувшейся на спине тканью, принося желанную прохладу. Несмотря на это, Демидов-Ланской умудрился закурить. Он отворачивался, прикрываясь плечом и руками, прикуривая от дешевой зажигалки, а потом затянулся с наслаждением, неторопливо выпуская сквозь неплотно сомкнутые губы сигаретный дым.
