- Заснули, - сообщила она.

- И Адель тоже? – уточнила Аня.

- Адель отрубилась вперед Антошки. Намаялась, видно. Ну, а вы тут чем заняты?

- Да так, обсуждаем наш новый дом, - Аня подвинулась, прошуршав запакованным в целлофан матрасом, - садись, подруга!

- Спасибо, - Вика устроилась на кровати и взглянула на Соловьева, стоявшего подле сидевшей на стуле Милки. – И какие у нас планы?

Мила смущенно взглянула на Вика, словно спрашивая разрешения. Тот кивнул ей едва заметно, чем очень заинтересовал Викторию. Она вздела вопросительно брови домиком, а Мила ответила:

- Наверное, это не совсем по теме, но мы с Виком решили пожениться. И приглашаем вас всех на свадьбу.

- Здорово! – воскликнула Вика. – Поздравляю!

Громов одобрительно хлопнул друга по плечу:

- Добро пожаловать в клуб женатиков!

- Одобряю, - поддакнул Грач.

- И когда подадите заявление? – деловито осведомилась Аня.

- Хотелось бы поскорей, - откликнулась Мила, - но мне надо еще прояснить мой статус. Не совсем понятно, что будет с Дмитрием Москалевым, думаю, нас разведут по упрощенной программе.

- Ты уже разведена, - сообщил Володя. – Фамилия у тебя в документах девичья.

Вик полез в карман и достал Милкин паспорт:

- Я обнаружил это сегодня утром. Кирюша подтвердил, что в архивах записи тоже изменились.

Мила растерянно взяла свой паспорт и уставилась на страницу с фотографией:

- У меня и фото тут немножко другое... Платье не то.

- Надо и нам проверить, а то вдруг какие-то глюки, - засуетилась Аня. – Вов, где наши паспорта? Не дай же Бог, как в прошлый раз!

- Нормально там все, я уже смотрел, - лениво отмахнулся тот.

- Я тоже хочу посмотреть и убедиться! Вы бы все взглянули, друзья, а то мало ли, - продолжала волноваться Аня. – Вик, не смейся! Проверь, не стал ли ты автоматически Милкиным супругом?

Соловьев усмехнулся:

- Я бы такого события ни за что не пропустил.

Однако паспорт свой достал, а открыв, слегка изменился в лице.

- Ага, что я говорила! – воскликнула Аня, подскакивая на кровати. – Что там у тебя: жена и куча детишек?

Громов заглянул в документ через его плечо:

- У него имя-фамилия поменялись. Он больше не Виктор Соловьев, а Альберт Константинов. Но штампа о браке нет.

- Ну, это вполне в его традициях, верно, Вик? – улыбнулся Володя. – Новая жизнь – новое имя. Этот мир шикарно подстраивается под его привычки.

- Точно, - Вик убрал паспорт. – Аня, скажи-ка, а ты выполнила мою просьбу?

- Просьбу? Конечно!

- Вы о чем? – нахмурился Грач.

- Да ты сам мне передал по телефону, запамятовал что ли? – Аня встала и полезла в чемодан, достав оттуда большую нарядную коробку. – Вот, держи, Вик! Или надо называть тебя Аликом? Прости, еще не привыкла.

- А, кукла! – сказал Володя. – Точно, надо вручить ее Адели. Ей же обещали. Подарим, как только проснется.

- Бедная девочка, - тихо произнесла Вика, - она мне показалась очень грустной. Мне так жаль и ее, и Пашу. И Патрисию тоже жаль.

- Ну, Патрисию жалеть не стоит, у нее наверняка все будет хорошо, - заявила Аня. – А Паша… ну, что Паша – вылечат его, я уверена. У нас такая замечательная теперь страна! И медицина наша тоже наверняка впереди планеты всей. Я верю в лучшее.

- Я тоже буду верить, что у Паши все наладится, - подтвердила Вика. – Только нам в будущем очень важно ничего не испортить. Драматург Бернард Шоу однажды написал замечательную фразу: «Teпepь, когда мы научились летать по воздуху, как птицы, и плавать под водой, как рыбы, нам не хватает только одного: научиться жить на земле, как люди». Я надеюсь, что здесь люди уже научились этому. Или усиленно учатся. Быть человеком – тяжелая работа.

- А все-таки символично, что для нас новая жизнь начинается именно в Антарктиде, верно, Юрка? – спросил Володя. – Ты всегда повторял, что здесь особенная атмосфера, где все по чесноку. Выживает не хитрый и подлый, а мудрый и щедрый. И, что особенно важно, полярники – нормальные люди. Без этих паршивых нацистских закидонов.

- Если это всерьез станет нашей точкой опоры, то я буду очень рад, - кивнул Громов. – Антарктическое братство – хороший плацдарм.

Аня тихонько открывала заклеенную и немного помятую коробку:

- Мне кажется, куклу надо вручать без упаковки, иначе это как-то без души, казенщиной отдает.

- Правильно. Ой, какая миленькая! – неподдельно восхитилась Вика. – И платьице такое симпатичное. Я бы сама с такой играла.

- У тебя живое дите есть, куда тебе в куклы играть.

- У меня ж мальчик. Ему косички не заплетешь.

Аня сдержанно фыркнула:

- Какие твои годы!

- Можно поближе посмотреть? – попросила Мила.

У куклы были длинные темные волосы, большие синие глаза, опушенные загнутыми ресницами, губки бантиком, нарядное желтое платье с белым кружевным воротничком и такие же желтые мягкие туфельки.

- Я ее в аэропорту покупала в самый последний момент, там выбор был не очень, но это была из всех самая симпатичная. Не знаю, понравится ли ей? – засомневалась Аня.

- Должна понравиться, - уверенно предположила Мила. – Красивая же и взгляд у нее добрый.

- Слушайте, а может, Пашу подключим? – предложила Вика. - Как думаете, он справится? Сможет вручить дочери куклу?

- О, вот это дело! – оживился Грач, немного скисший на фоне женского щебетания над игрушкой. – Я – за! Пусть Пашка вживается в роль отца. Доктор сказал, что общение с дочерью ему не противопоказано.

- Он такой неприкаянный, - задумчиво произнесла Мила, - но мне кажется, что в ситуации он ориентируется, только молчит все время. Там, на мосту, он все делал правильно.

- Он меня узнал, - сообщил Володя. – Это абсолютно точно. Он не сумасшедший.

- Значит, так и поступим, - поставил точку Громов, - дадим ему куклу и объясним, что и как, а потом, когда девочка проснется, как бы невзначай позовем ее к нему.

Всей компанией они вышли в коридор и отправились разыскивать Павла. Никто не помнил, в какую именно комнату его поместили, даже Громов, который, собственно, этим и занимался час назад. Подшучивая над его дырявой памятью, Грач вышагивал вдоль однообразных дверей, решая, куда постучаться.

- Потише только, - попросила Вика, - а то детей разбудите.

- И все испортите, - прошептала Аня, пряча куклу за спину. – Ишь, развеселились!

Мила взяла Вика под руку. Они шли последними и практически не участвовали в поисках, однако это не мешало им чувствовать себя частью чего-то большого и уютного, почти семьи.

*

Россия. Санкт-Петербург. Пять месяцев спустя.

Свадьба Милы и Альберта была скромной. Позвали только самых близких друзей, без которых праздника бы и вовсе не получилось. Сразу после торжественного ужина в ресторане, молодожены сели на поезд и отправились в Петербург.

В северной столице уже вовсю чувствовалось дыхание весны. Город был чисто убран, на газонах зеленела первая травка, а в скверах оглушающе чирикали воробьи, радуясь яркому апрельскому солнышку.

Мила была счастлива, хотя и боялась этого счастья. Она заслонялась им как щитом от неприятных известий, поступающих из суда, где шел процесс над Дмитрием Москалевым, и от настойчивых звонков отца, с которым не собиралась больше поддерживать отношений. Ей казалось, что щит вот-вот не выдержит – расколется, и вместе с ним разобьется ее хрупкая мирная жизнь, выстраданная и желанная. Вик (она так и не привыкла называть его Альбертом, и он спокойно откликался на «старое имя») делал со своей стороны все, чтобы она ощущала себя в безопасности. Однако страх – иррациональное чувство. Он гнездился внутри, подпитываемый воспоминаниями.

Когда на третий день их свадебного путешествия на телефон Вика поступил звонок от Михаила Загоскина, Милка, увидев высветившуюся на экране фамилию, сжалась от недобрых мыслей. Она даже не думала, что у мужа окажутся забиты в новой «трубке» контакты человека, по идее, никогда о них не слышавшем.