- Почему они целятся? – возмущенно воскликнула Адель, выкидывая папу из своей головы. – Это плохое завтра! Не хочу его совсем!

- Да, это плохое завтра, - поспешно согласился папа, хватая ее за плечи. – Именно поэтому надо убедить маму делать все добровольно. И Мила, и мама, и все остальные должны быть послушными, тогда никто не будет в них стрелять. Ты понимаешь меня, Адель?

Адель не нравился виденный эпизод, не нравился возбужденный папа и то, что он тормошил ее, схватив за плечи. Она чувствовала смутную тревогу, что-то липкое, вонючее и отталкивающее.

- Почему мама не хочет тебя впускать? Вы поругались?

- Ты сама сказала, что это плохое завтра. И мама твоя в нем тоже плохая.

- Мама хорошая!

- Мама упрямая и порой совершает плохие поступки.

- Неправда! Мама хорошая!

Папа потер руками лицо, чтобы оно не потекло и не показало ей то, что она не хотела видеть – злую и некрасивую маску, которую он прятал внутри себя. Адель любила, когда папа был красивый, как на той фотографии, что ей подарила мама.

- Понимаешь, Адель, жизнь устроена очень заковыристо, - сказал он, - и не всегда в ней воплощается наилучший вариант. Но к наилучшему варианту нужно стремиться.

- Почему?

- Потому что ты этого хочешь. Ты же хочешь, чтобы мама была здорова и счастлива? Хочешь, чтобы плохие дяди не сделали ей больно?

- Хочу.

- Тогда ты должна помочь. Я здесь, с тобой, чтобы подсказать вам хороший вариант. Ты должна быть находчивой. Находчивую девочку мама полюбит еще больше.

- Мама говорит, что любит меня. И что я ее помощница.

- Правильно, - папа улыбнулся. – Ты и моя помощница тоже.

Адель согласилась, однако по-прежнему чувствовала в словах дальнего папы нечто мутное. Такое случалось нечасто.

- Ты знаешь, что такое цифры, Аделин? Умеешь считать?

Адель кивнула, гордясь и переключаясь:

- Дядя Ваня меня учил считать и сказал, что у меня получается хорошо. Он сказал, что я умная и красивая, как мама.

- Дядя Ваня молодец. Ты видела, какие цифры у него в компьютере?

- Он не показывает, но я знаю, что у него там живет много-много цифр. Он все время их складывает и вычитает. И умножает, - добавила она, спохватившись. – И еще… делит, вот!

- Думаю, будет здорово, если ты сможешь его удивить. Смотри! – Папа вытащил откуда-то грифельную доску и цветные мелки и принялся писать непонятные строчки совсем как дядя Ваня. – Видишь вот эти цифры, Адель?

Адель пригляделась. Цифры были большие, длинные и жили своей тайной жизнью. От них дышало взрывным малиновым, и они были чужие. Они родились и жили совсем не здесь. Совсем не такие она складывала и вычитала с дядей Ваней, но это все-таки были цифры, и она знала, как их зовут.

- А теперь смотри, что ты должна показать дяде Ване. В этой строчке следует заменить два знака: здесь и здесь, - папа зачеркнул указанные цифры и написал поверху мелком две другие. – Запомнишь?

- А почему их надо показать?

- У дяди Вани в расчеты закралась ошибка. Если ты хочешь, чтобы все с твоей мамой закончилось хорошо, ты должна сказать дяде Ване про неправильные цифры.

- И тогда в маму не будут целиться из пистолетика?

- Тогда не будут.

- И в самолете тоже не будут?

- А когда она летит?

- Сегодня! Дядя Вик пройдет по воде и найдет для нее каменное Солнышко. Прям вот сразу найдет – завтра! Но меня они не берут. Я остаюсь с дядей Ваней.

- Вот и отлично. Пока они ищут солнышко, ты поможешь дяде Ване исправить ошибку. Только не перепутай! Выучи цифры крепко-накрепко, договорились?

Адель взяла в руки доску и стала учить все, что на ней написано. Она очень старалась и шевелила губами, чтобы лучше запомнить имена чужих цифр. Она умная и потому обязательно все сделает, и мама не будет страдать!

- Маме ничего про пистолет не говори! – грозно велел папа.

- Почему? – испугалась Адель.

- Если скажешь про плохое, оно исполнится. Ты должна молчать про плохое, а говорить только хорошее. Правильные цифры для дяди Вани – это хорошо. А пугать маму – это плохо. И дядю Ваню не пугай, не говори, что это я ему подсказываю. Он же гордый и расстроится, что я знаю лучше него. Скажи, что цифры ты увидела в междумирье, и это, кстати, будет правдой. На тебя он сердится не станет, потому что любит тебя и твою маму.

- А почему… - начала Адель, но папа исчез без предупреждения.

Адель знала, что так бывает, когда он приходит один, без ближнего папы. Она больше не пугалась, как в детстве, если оставалась одна в пустоте. Она выучила написанное, оставила доску (ничего нельзя брать с собой домой!) и побрела туда, где ее ждал нужный мостик.

Скоро девочка обнаружила себя не берегу мелодично журчащей реки. Ближний папа называл ее Летой, Рекой Забвения, но она не понимала, почему. Нельзя было ничего забыть, когда пересекаешь ее. Она специально пробовала, даже мочила в ней ноги – и ничего не происходило.

Взрослые порой играли в нелепые игры. Их поведение отличалось непоследовательностью. Не только ближний папа, который иногда расползался прямо на глазах, и сквозь него проступал дальний, но и мама, сквозь которую никто не проступал, тоже иногда говорила одно, а думала другое. Везде и на всем лежал отпечаток хаоса, он был привычен, но все равно ставил в тупик. Беспорядок хотелось пригладить, подровнять, и Адель пыталась это сделать. Получалось не всегда, но когда все-таки получалось и при этом ничего другого не ломалось, она чувствовала, что сердце ее наполняется светлой радостью.

Больше всего Адель желала, чтобы колечки, из которых складывались пирамидки, подходили по размеру: большие внизу, маленькие наверху. И чтобы цвет их гармонировал, чтобы время не перепутывалось в их оттенках и не резало глаза, когда начинало троиться. Однаео люди, которые ее окружали, не видели колечек и потому мешали ей, внося в конструкцию нелепые элементы. Даже Мила.

Адель и сама признавала, что не все у нее получается. Если она не думала как следует, то тоже портила конструкцию. А еще она заметила, что и у папы не все выходит. Когда папа заставил повара взорвать баллон, демонстрируя эффект послушания, получилось нехорошо. Папа не сумел выбрать красивое колечко, и это было очень, очень обидно.

Адель страдала, когда мама или папа ошибались. И очень не хотела, чтобы ошибся дядя Ваня. Мама ему доверяла, и Адель хотела сделать доброе дело и всех спасти.

Она сделала все, как договаривались. Она не сказала маме про злых бандитов, которые отберут каменное солнышко, хотя мама выпытывала правду. И она показала свой рисунок с цифрами дяде Ване, и тот сильно удивился. Вот только все это никак не защитило их от плохого колечка – оно наплыло на них, и мама пострадала.

Когда маму схватили и толкнули сильно-сильно, она упала, а Адель вскочила на ноги, свалила стул и закричала.

Она кричала и кричала, и к ней отовсюду бежали Мила, Вова, Радмир и Доктор. И дядя Ваня тоже бросил свои расчеты с чужими цифрами и прибежал. Они выглядели очень испуганным, и все спрашивали, что случилось. Но Адель не говорила, а только плакала громко-громко.

Папа ошибся. Или случилось совсем ужасное: он обманул ее! Злой дядя добрался до мамы и тыкал ей в голову пистолетом. Адель было жалко маму, обидно за папу и страшно из-за того, что надвигалось на них из тумана внутри ужасного, гадкого колечка.

Это было очень-очень плохое колечко! Оно собиралось разрушить все хорошее, разорвать привычный мир.

Адель ревела, и Доктор предположил, что она заболела.

Но Мила сказала:

- Это другое! Она что-то знает. Что-то там произошло.

Мила чувствовала Адель гораздо лучше, чем все прочие. Лучше мамы. Но маме связали руки и заклеили рот, потому что она дралась и ругалась. Плохой дядя стукнул ее, и на щеке у нее краснела ссадина. Адель хотела быть сейчас рядом с мамой, пусть даже та ее не чувствовала, а не с Милой, которая чувствовала, но была знакома плохому дяде. Дядя хотел получить Милку обратно и злился, что в самолете ее не оказалось.