- Ты говоришь о своем брате-близнеце?

- Я говорю о зле! Адель приведет великое зло. Она не справится, а ее мать упускает тысячу вещей, хотя считается очень умной. Не знаю, кто ее таковой считает. По мне, она полная дура, потому что родила чудовище, а надо было вытравить ее еще во чреве.

- Адель – это дочь Патрисии?

- И дочь Абсолютного Зла.

- Но разве Паша Долгов стал отъявленным негодяем? Или речь о его зеркальном воплощении?

- Придет не Паша, а та сила, что скрывается под его личиной. Страшная сила, которой курят фимиам все эти лицедеи-аристократы. Более тысячи лет они уже служат сатане.

- Элен д'Орсэ тоже служит сатане?

- У всех у них есть метка дьявола. Их глаза затуманены иллюзиями, которые насылает на них любимый божок. Мой братец ему в этом очень здорово помогает. Он сам мастак создавать иллюзии и воплощает в себе перманентное зло, и нет проводника удобнее на свете. К черту их всех! Мне жаль только девочку. Мне стыдно, что я ее обманул. Заставил полюбить сатану в обличье человека. Скажи ей, что я сожалею.

- Как считаешь, этому можно помешать? – спросил Громов.

- Я не смог, а ты… Делай добро. Делай добро, странник, и тогда апостол, владеющий ключами от рая, может быть, вынесет решение в твою пользу. Ты умрешь счастливым и попадешь в Эдем.

- Но речь же не обо мне! Не только обо мне.

- Конечно, не о тебе. Ты – прах. Мы все прах и пыль. Но и самая малая пылинка может упасть в такое место, что огромные жернова истории заклинит.

Громов сглотнул. От этого совета веяло ледяной адской бездной.

Голос помолчал, потом спросил:

- Знаешь, что случилось с антарктами, оставившими нам несколько потрясающих устройств?

- Нет. А ты знаешь?

- Я верил, что они не проиграли, а прикрыли собой потомков от чудовищной силы, прорвавшейся через портал. Я верил, что они пожертвовали собой, я аплодировал им, но так и не повторил их подвига. Я способствовал возрождению зла вместо того, чтобы уничтожить его с помощью солнечных вещей. Солнце прогоняет тьму, когда восходит. В этом его главное предназначение. Мне жаль, что я был слаб. Теперь твоя очередь...

…Громов очнулся.

Он не валялся на полу, к чему был готов, едва придя в себя. Он все это время, как оказалось, продолжал сидеть на кровати и касаться статуэтки. Только голова его дернулась назад, он запрокинул подбородок, когда это все с ним началось, и сейчас, открыв глаза, несколько секунд он тупо пялился в ребристое дно верхней койки, соображая.

- Как вы себя чувствуете? Вы в порядке? Желаете прилечь? Может, воды? – Элен беспокоилась за него. Она была довольна, ее глаза сияли. – Если немного расфокусировано зрение и голова кружится, то это нестрашно. Это быстро проходит.

Юра не отвечал. Он все еще был оглушен и возвращался в себя и в эту тесную и душную каюту с трудом. По частям.

- Юрий, просто ответьте мне, у вас получилось? У вас был такой вид… недолго, правда, но мне показалось… Я ведь права – вы смогли?

- Да… кажется.

- Отлично! – Элен едва не хлопала в ладоши. – Что или кого вы видели?

- Ильгиза… то есть не видел, а…

Громов сказал и прикусил язык. Наверное, не стоило им рассказывать, но Элен мягко улыбнулась и коснулась его плеча:

- Ильгиз телепат, контакт с ним, как с первым оператором этого Зеркала, вполне понятен. Что он вам сказал?

- Я не знаю… - Громов пытался лавировать, но физическая усталость значительно тормозила мыслительный процесс. – Я забыл…

- Что значит – забыл? Вспоминайте! Оператор обязан запоминать все, что видит в Зеркале, иначе зачем он нужен?

- Да, конечно, но… Кажется, Ильгиз говорил по-боснийски, я плохо его понимал. Лишь отдельные слова… По-моему, он сказал, что умер… и что-то про рай, про апостола с ключами.

Элен успокоилась. Громов словами про апостола нечаянно попал в яблочко.

- Да, действительно, с «Альфы» мне сообщили, что Ильгиз скончался вчера и перед смертью бормотал что-то про апостола Петра. Вряд ли он попадет к нему, слишком уж грешен, но вы не могли этого знать – вот что важно! Это доказывает, что вы увидели в Зеркале истину, характерную для многих миров.

Громов обуздал скачущие мысли и лихорадочно перебирал услышанные от альбиноса фразы, которые мог бы еще озвучить безбоязненно, но Элен удовлетворилась тем, что сеанс состоялся. Ее не интересовал Ильгиз, она желала знать другое.

- На сегодня достаточно, - провозгласила она. – Отдыхайте. Прогуляйтесь по палубе – Огюст вам, как обычно, составит компанию. А завтра вы, надеюсь, настроитесь на кого-нибудь еще. На какую-нибудь известную нам личность. Осталось два дня до прибытия на базу, и мы должны придумать убедительную демонстрацию ваших способностей. Показать нечто, что можно немедленно проверить… Ильгиз и прочий сброд, разумеется, не подойдут, но это уже моя забота подобрать вам задание.

Элен велела Борецкому-Моусону упаковать статуэтку в чемоданчик, проследила за этим и только после этого покинула каюту в его сопровождении, оставив Огюста с Громовым.

- Желаете прогуляться? – спросил француз равнодушно.

- Позже, - ответил Юра. – Я устал и хотел бы полежать.

Огюст тоже ушел, и Громов наконец-то смог перевести дух. Следить за своим лицом и словами оказалось непросто. Юра не представлял, как Тимуру удается так долго водить всех за нос. Наверное, к этому нужен особый талант.

Кстати, Борецкий, стоявший во время сеанса, как всегда, в самом дальнем углу за спинами французов, показался ему необычайно задумчивым. Его хмурый вид расстроил Громова. Он решил: Тимур не ожидал, что из затеи с Зеркалом что-то получится, и сейчас просчитывал, чем обернется для них это новое умение.

«Впредь буду заранее придумывать, что якобы увидел в Зеркале, - постановил для себя Громов, - правду сообщать нельзя, иначе проблем не оберешься»

Однако артефакт в его руках работал, и это само по себе становилось большой проблемой. Надо было срочно придумать, как от него избавиться.

(Сноска. * Педро де Арбуэса (1441-485), испанский инквизитор, главный инквизитор Сарагосы, назначенный Торквемадой. Народная молва приписывает ему изобретение игры под названием «живые шахматы», когда игроки играли настоящими людьми, пленниками инквизиторской тюрьмы, и если их «фигуру» съедали или разменивали, то палач рубил им головы по-настоящему. Историки считают, что эта молва несправедлива, просто «черная легенда», придуманная недовольными, но Арбуэс, конечно, добряком при своей должности не был. Однако он понимал, что излишнее рвение при исполнении приговоров не доведет его самого до добра, поэтому от публичных казней на площадях практически отказался, действовал умнее. Он хватал людей тайно, вне зависимости от прегрешений (ересь, заговор, недовольство властями и пр) конфисковывал их имущество, и часто там же, в застенках, казнил. Врагов у него в городе, конечно, было много. Родственники пострадавших от его рук создали заговор и закололи инквизитора, несмотря на кольчугу, которую тот постоянно носил под сутаной. После смерти Арбуэса был причислен католической церковью к лику святых)

27.6

27.6/7.6

Впервые возможность нормально поговорить наедине представилась Тимуру и Юрию лишь на рейде у острова Свиней.

Вообще, Громов ежедневно выходил подышать в надежде невзначай встретить Борецкого, но Огюст пристально отслеживал все контакты своего подопечного. Юрий огорчался, но подбадривал себя, что прогулки ценны и сами по себе. Ходить как можно больше и дышать полной грудью являлось для него лучшей терапией. Он двигался все еще скованно и страдал одышкой. Лестницы, которыми полнился корабль, давались ему с трудом, однако иного способа вернуться в норму Громов не знал, поэтому карабкался по ним и спускался по нескольку раз.

Наверное, на судне был свой врач, но его к Громову не допускали, как и прочих посторонних. Но вот настал день, когда Элен с помощником покинули корабль, чтобы встретиться на берегу с таинственными «высокопоставленными лицами», и Юра остался без должного присмотра. Огюст сопровождал мадам д'Орсэ в качестве телохранителя и носильщика секретного чемоданчика, поскольку прихватить с собой «хранителя Моусона» Элен не пожелала. Тимура оставили на «Альбатросе», и Юрий тотчас воспользовался этой возможностью.