- Расскажите мне подробно, как именно Пьер заболел, когда кофр оказался пристегнут к вашему запястью, и почему на замену выбрали именно вас, не сказав мне ни слова накануне. Ваше имя, конечно, было в списке на эвакуацию, но даже не в первой десятке. Чем вы так обаяли несчастного Пьера?

О том, как будет объяснять свое появление, Тим думал всю дорогу. Обмануть дочь владельца «Прозерпины» наспех состряпанной легендой не получилось бы. Стоило однажды взглянуть ей в глаза, как становилось ясно: хватка у мадам столь же смертельная, как и у белой акулы. Борецкий решил говорить правду и только слегка приукрашивать ее в собственных интересах.

- Я не знаю, мадам, - начал он, выпрямляясь, - ни о каких списках на эвакуацию мне не известно.

- Это как раз не удивляет.

- Если бы я предвидел, в какую гадкую авантюру меня хотят втянуть, то решительно бы отказался. Считаю, Пьер подставил меня, я вижу это так. Живот у него, уверен, вовсе не болел, я вам немного соврал, чтобы выгородить его. Сейчас жалею, что соврал. Врать вам не стоило. Тем более, что нас отныне объединяет чудесное спасение…

- Поменьше словесной чепухи, Моусон!

Борецкий мелко закивал, из-за чего отросшие волосы упали ему на лоб, скрывая глаза:

- Я думаю, что Пьер испугался лететь. Он что-то подозревал. Накануне он напился в хлам. Мне пришлось тащить его на себе в жилые отсеки…

На самом деле, пили они втроем: Дюпре, Моусон и Борецкий, носивший по воле Гималайского Стража индийское имя Гоундер (Тимур был смуглый, с неуловимо-восточными чертами, что объяснялось, по легенде, кровью матери-европейки, но на базе, кишащей преимущественно французами, вопрос о расовой принадлежности ни разу не возник). Борецкий, собственно, почти не пил – делал вид. Его целью был Пьер Дюпре, который ранее, точно так же по пьяной лавочке, проболтался, что является «ни много, ни мало – правой рукой д'Орсэ». Выяснилось, что он за некоторую мзду шпионил для влиятельного семейства, хотя формально находился в подчинении у Доберкура. Пьер имел доступ к Зеркалу, вмурованному в «Железного человека», и Тимур хотел побольше разузнать у него об артефакте и альбиносах. Пьер в этом смысле оказался бесценным кладезем информации, который наутро после пьянки абсолютно ничего не помнил.

Вряд ли д'Орсэ догадывались, какого пьянчужку нанимают. К алкоголю, который Пьер мешал часто с антидепрессантами, тот пристрастился в Антарктиде. Говорил, что климат и замкнутое пространство пещеры действовали на него угнетающе. Когда Пьер был трезв, адекватнее и последовательнее человека было не найти, но пропустивши пару-тройку стаканов, Дюпре развязывал язык, хвастал или стенал в зависимости от настроения.

Эндрю Моусон был таким же болтуном и слабаком. Он сошелся с Дюпре еще до появления на базе Тимура, поскольку жил в соседнем отсеке. Борецкий присоединился к их компашке, подкупив тем, что мог безнаказанно добывать на кухонном складе виски и закуску. Два любителя заложить за воротник с радостью приняли в свою компашку повара, готового слушать их нескончаемые жалобы.

Накануне вылета Борецкий узнал, что срок контрактов Дюпре и Моусона подошел к концу. Вот только Моусон должен был улететь на корабль, следовавший в Новую Зеландию и далее с пересадкой лететь в Лондон, а Дюпре заявил, что улетает вместе с Элен д'Орсэ.

- Чертова баба замутила историю и требует, чтобы я ей подсобил, - заявил он, пьяно ухмыляясь. – Хочет окончательно и бесповоротно скинуть с пьедестала старшего партнера Доберкура.

- Да на кой хрен ты ей сдался? – не поверил Моусон. – Ты – мелкая сошка, подумаешь, сейф охраняешь.

- Так в этом сейфе все и дело! Он просто набит важными бумагами, и если их с толком пустить в дело, Доберкур во век не отмоется.

- Откуда вести про компромат? – поощрил Тимур. – Ты ж сам наверняка в те бумаги не заглядывал.

- Ну а зачем еще Элен вчера посетила наш отдел, а? Все подчистую выгребла, только вынести сразу не смогла.

- Отчего же?

- Все штучки, хранящиеся в том помещении, снабжены особой наклейкой с чипом, который отслеживает их перемещение. Чтобы их вынести с базы, нужно взломать систему. Но у Элен д'Орсэ везде помощники, уж она договорится!

- Ты будешь взламывать систему? – уточнил Борецкий.

- Да он не умеет! – презрительно прокомментировал Моусон. – Даже я не сумею.

- А мне и не надо! Я просто вынесу в нужный момент кофр, который она собрала заранее. Точное время мне скинут утром на бипер (*беспроводной приёмник персонального вызова по локальной сети). Как только датчики отключат, перезагрузив систему, я войду в лабораторию и тотчас выйду. Дело на пару минут. Только тссс! Я вам ничего этого не говорил!

- Само собой! – кивнул Тимур, подливая «другу» в стакан. – И не боишься ты с этим связываться?

- Боюсь, - признался Дюпре, роняя скупую слезу. – Особенно боюсь эту змеюку подколодную. Но если не сделаю, как она велит, меня Доберкуру сдадут, а тот отдаст проклятому Дракуле. Так что мне теперь один путь – на архипелаг Крозе в брюхе вертолета мадам д'Орсэ.

- Ненавижу вертолеты! – заявил Моусон. – Мне тоже предстоит лететь, но недалеко, до пункта выгрузки, а дальше на ледокол. А тебе аж до Крозе трястись.

- Меня тоже доставят сначала на корабль, а потом еще неделю плыть. А потом на острове торчать неизвестно сколько.

- Денег-то хоть заплатят? – спросил Тимур, раздумывая, какую бы стратагему провернуть, чтобы попасть на «Альбатрос» вместе с Элен и Громовым. Удача сама шла ему в руки.

- Обещали, - кивнул Дюпре. – Куплю себе домик в глуши: чтоб море, пальмы и красотки топлес. Заживу! Не то что вы, паршивцы. Ты, Моусон, никогда не добьешься того, чего добился я.

- Добился с помощью предательства! – обидчиво воскликнул Моусон.

- А что такое? Тебе просто не предложили кого-нибудь предать, поэтому и завелся, да?

- Да Доберкур тебя в бараний рог сотрет, дурака! Или Элен эта пристукнет как свидетеля. Не долетишь ты до Крозе, как есть не долетишь! В море скинут, и все дела.

- Это ты из зависти меня пугаешь.

- Да нужно мне завидовать! Я еще пожить хочу. Без пальм, может, и девушек топлес, но зато до самой старости. А у тебя и могилки не будет. На дно пойдешь.

- Тихо, тихо! – прикрикнул Борецкий. – Чего разошлись? Завтра все равно последний день, нам делить больше нечего. Вертолет, корабль, свобода – какая ни наесть! Лучше выпьем за счастливый и короткий путь домой!

Пьер Дюпре, сам того не ведая, поучаствовал в его замысле. Упившись до чертиков (явно из-за страха перед предстоящей авантюрой), он с легкостью накатал бумагу, в которой расхваливал своего друга и даже не понял, зачем его просят все это написать. Пьер бы неминуемо проспал завтрашнее мероприятие, как и Моусон, но Тим попросил Зиновьева вовремя доволочь бесчувственные тушки до вертолета, вывозившего очередную смену. Пьяные вахтовики не являлись таким уж исключением, многие улетали с базы изрядно наклюкавшись на радостях.

Тим сообщил начальству, что у него возникли непредвиденные семейные обстоятельства и он нуждается в отпуске. Директор покричал, не желая отпускать нужного ему человека с бухты-барахты, но Борецкий стоял на своем и все-таки получил расчет. Куприн же занялся подделкой электронного досье и документов. Он трудился всю ночь, и к утру Борецкий превратился из гражданина Индии Гоундера в гражданина Великобритании Моусона.

Они все проверили: ни Элен, ни ее прихвостень Огюст де Мирабий никогда не пересекались с Моусоном, тихим парнем из команды айтишников. Под своим индийским именем Тим лететь не мог – проблема заключалась в тех самых «списках лояльности», составленными Дюпре. Своего приятеля Пьер в них внес, надеясь, что и тому перепадет какое-нибудь денежное поручение, а вот в поварах Элен, видимо, совершенно не нуждалась.

Тимуру пришлось гримироваться на ходу. Чуть иная прическа, походка, ужимки – и он посчитал, что готов сыграть эту роль. А там будь что будет!..