Пилот предпринял невероятное усилие и все-таки втиснул машину на предназначенное место. Колеса уже коснулись палубы, и моряки кинулись вперед, чтобы зафиксировать вертолет, но тут он неожиданно подпрыгнул, разворачиваясь, и винт со страшным грохотом рубанул по натянутому стальному тросу.

Посыпались искры, лопасти с ужасающем скрежетом согнулись, переворачивая вертолет. Людей бросило вперед, потом вжало в кресла. Элен не выдержала - закричала…

Мир снова замер, словно кто-то пытался поставить его на паузу, но добился лишь замедления. Все двигалось рывками. Гибель в чудовищном взрыве подкрадывалась к ним медленно, в вязкой патоке времени, цепь событий – уже вторично за минувшие полчаса – растянулась, искажая звуки и краски.

В самый критичный миг их накрыло тишиной. Еще один взмах ресниц, еще один рывок – и мир вдруг разгладился. Стал снова целым и невредимым.

И вертолет тоже стал целым.

Громов медленно поднял голову.

Он по-прежнему сидел в кресле. Вертолет стоял на палубе. Турбины не гудели. Винт прекратил вращаться, и его лопасти провисли. В окне было видно, как суетятся матросы, крепя шасси к кольцам специальными канатами.

Пассажиры зашевелились, реагируя каждый по-своему на благополучную посадку. Огюст боролся с ремнем, стремясь поскорее покинуть салон. Его руки непростительно ослабли и тряслись. Моусон-Борецкий тер лоб и глаза, залитые соленым потом. Элен опиралась затылком на спинку и глубоко дышала.

- Мне кажется, вы делаете определенные успехи, - обратилась она наконец к Громову. – Если и дальше так пойдет, то вы справитесь быстрей, чем за два месяца. Я в вас не ошиблась.

Юра молчал, слишком оглушённый, чтобы здраво во всем разобраться. Он не понимал, что их спасло. Почему боги смилостивились над ними? Возможно, так причудливо работает диффузия, и мир меняется скачками. Смерть просто не приходит к тому, кто перескочил на новую волну? Барьера не замечаешь, и все идет как идет, но…

Но он совершенно точно не имел к этому отношения!

Это чувство, что он не причём, крепло в Громове с каждым новым ударом сердца. Элен поторопилась приписать ему заслуги, и это грозило в самом ближайшем временем большими проблемами. Нет ничего хуже, чем пустые надежды.

Однако он ничего не сказал. Он вообще не собирался ничего обсуждать до того, как пообщается с Тимуром.

27.4

27.4/7.4

Тимур Борецкий

Все-таки два «неотшлифованных смутьяна» (как выразился однажды Хранитель Акил о «глазах урагана») на борту вертолета – огромный риск! Тим не считал себя совершенством. Он знал немного больше, чем Громов, умел кое-что, но был далек от идеального владения ситуацией. Благодаря его попыткам «отрезать лишнее», они, конечно, все-таки долетели, но выбравшись из одной чрезвычайной ситуации, тотчас вляпывались в другую, потому что Тимур просто не успевал. Не видел всего. Всех последствий,

Было бы обидно после стольких усилий разбиться в шаге от цели. Даже Элен д'Орсэ терять было жалко – она была нужна, чтобы ввергнуть «Прозерпину» в хаос внутренних разборок.

К счастью, у Тимура была пурба – своенравная и не слишком отзывчивая, но он с ней справился. Все-таки он оказался хорошим учеником, потому что вертолет не упал и не взорвался, Акил Ядав мог им гордиться.

Тим, разумеется, даже не думал приписывать все лавры себе одному. Он старался, это верно, но во всем присутствовал и элемент божественного благоволения. Вселенная, как ему казалось, не любила, когда ей мешали развиваться по раз и навсегда устоявшимся канонам. Квантовая диффузия была для нее болезнью, и Тим со своей пурбой представал в роли желанного лекаря, с хирургической точностью отсекающего лишнее и нежизнеспособное.

Божественное одобрение чувствовалось везде и в первую очередь в том, как легко, без запинки прошло их внедрение на базу «Альфа». Гималайские Хранители, решившие отбросить нейтралитет и занять одну из сторон конфликта, свое дело знали. Никто не заподозрил в нанятой троице самозванцев.

Уже перед Новым годом Борецкий, Куприн и Зиновьев устроились работать на главную антарктическую базу «Прозерпины». Тимур стал поваром, Андрей – инженером-наладчиком систем жизнеобеспечения, Анатолий – водителем. Оказавшись таким образом в Орвине среди последней партии нанятого для зимовки персонала, они сделали важный шаг к осуществлению задуманного.

Работа водителем и наладчиком была его бойцам привычной и особых хлопот не доставляла, Андрюха имел диплом инженера-программиста и успел после выпуска немного поработать на заводе, ну, а крутить баранку и вовсе ума не требовало. Сложней всего пришлось Борецкому. Хотя на место шеф-повара элитного ресторана он и не претендовал, предстоящий маскарад ненадолго поверг его в ступор.

Акил, передавший ему новые документы, лишь улыбался:

- Повар – хорошая профессия, Тимур-джи, а кухня – хорошее укрытие. В голове у многих сидит стереотип: повар прикован к плите и продуктовому складу и максимум, чем может навредить, так это порцией яда в котлете. Если вы не станете никого травить, на вас перестанут обращать внимание, даже если встретят вас не на кухне, а в коридоре. Белый колпак и передник способны скрыть очень многое.

- Но я плохо готовлю! – воскликнул Тим.

- У повара единственный секрет: еда должна быть вкусной. Все! Продукты у вас будут, кастрюли и очаг тоже, а вкус зависит от специй и от того, чтобы ничего не пригорело. Следите за очагом, не пересаливайте, распределяйте вкусняшки сдержанной рукой – и в результате у вас будет множество благодарных друзей, готовых поделиться информацией за право угоститься лишней конфетой.

Тимуру ничего не оставалось, кроме как засесть за кулинарные книги. Акил договорился, чтобы его перед заброской в Орвин определили на стажировку к поварихе «Майнтри», и целую неделю Борецкий тренировался под ее присмотром «чувствовать продукты».

К счастью, народ на базе «Альфа» оказался непритязательный, собранный буквально с миру по нитке, и особых капризов не закатывал. Тимур ввел правило ежедневно готовить какое-нибудь национальное блюдо из разных стран, и это встретило горячее одобрение в среде простых трудяг. Скоро он понял, что действительно не так страшен черт, как его малюют. Пошла отдача в виде приветливых взглядов и полезных знакомств, и он успокоился.

С товарищами своими Борецкий чаще пересекался не в столовой, а в зоне отдыха. Трудоголизм на базе не поощрялся, начальство, видимо, не хотело переплачивать за переработку и дополнительную медстраховку, поэтому в проставленные выходные народ обязан был тусоваться в баре, катать шары в бильярдной или смотреть спортивные передачи в специально оборудованной комнате. График смен был простенький и свободное время у тимуровцев регулярно совпадало.

Сидя в гостиной, где вечно было шумно и люди группировались по интересам, Тим вполголоса отдавал распоряжения своим бойцам, выслушивал их доклады и после умело беседовал с охранниками, выведывая, как обстоят дела у пленников с Новой Надежды и что еще учудил «телепат-наркоман».

- Этот парнишка, Ильгиз, в принципе, хоть и торчок, но хлопот доставляет мало, и даже жалко, что он уже не жилец, - откровенничал с ним один из военных, любитель дефицитных сигар и ямайского рома.

Тим быстро нашел путь к его сердцу, вынеся со склада парочку бутылок, благо особого контроля за этим не было, и алкоголь на базе не запрещался.

- А почему его не лечат? – полюбопытствовал Борецкий. – Госпиталь в горе неплохо оборудован, насколько я могу судить, даже стоматологическое кресло имеется.

Охранник хохотнул:

- Стоматолог тут бесполезен! Им же выгодно, когда он нашаренный. Сами же его и угробили.

- А смысл? Он пленник, склонный к побегу? Так некуда у нас бежать.

- Так-то оно так, но Ильгиз – пленник особенный. Он у них типа шамана. Наркотик помогает ему впасть в транс и вещать о будущем.

- Не будет Ильгиза, некому будет вещать, разве нет?