Настороженность и волнение Громова возросли еще больше, когда яркая заря неправдоподобно быстро растворилась в сплошном тумане.

Облака спустились к земле и укутали собой вертолет. Какое-то время винтокрылая машина мирно летела внутри пуховой перины. Контрасты сгладились, искры потухли, но затем их начало потряхивать.

Громов сжал подлокотники, его ладони моментально вспотели. Однако ни Элен, ни ее спутник еще не осознали, насколько плохи перспективы. Французы продолжали спокойно сидеть, и только Борецкий, заметив судорожный жест, вопросительно дернул бровью в сторону Громова. Тот, смертельно бледный, чуть заметно покачал головой.

Летчики называют столь внезапные туманы «белой мглой» и справедливо не любят ее. Даже простому путнику тяжело идти, когда нет ни одного ориентира. Серебристый свет льется со всех сторон, и любая ложбинка, находясь прямо под ногами, остается незамеченной, в нее проваливаешься, хотя мог бы и перешагнуть. Темные предметы, напротив, видны четко, но кажутся подвешенными в пустоте, и невозможно оценить ни их размеры, ни расстояние до них, поскольку перспектива искажается. Для воздушного транспорта угодить в подобную «белую мглу» смертельно опасно. И дело не в отсутствии прямой видимости, можно, в конце концов, лететь и по приборам. Главная проблема – контрасты давления, которое скачкообразно меняется на отдельных участках.

Голоса в кабине пилотов стали резче и громче. Они знали, что сводка погоды неблагоприятная, и все же надеялись проскочить, облететь зону контрастного давления, но она разрасталась слишком быстро. Вертолетчики спорили, удастся ли чиркнуть циклон по краю или стоит вернуться. В итоге решили запросить экстренной посадки вблизи береговой станций индийцев.

Первый пилот объявил пассажирам, что их ждет «Майнтри». Элен предсказуемо возмутилась и потребовала продолжать полет.

- Это невозможно! – отрезал пилот. – На мне ответственность за вашу безопасность.

- Никаких промежуточных посадок! – гневно крикнула француженка. – Тем более у индийцев. Наш рейс нельзя прерывать. Груз и сопровождающие его лица должны быть доставлены на корабль без промежуточных посадок!

- Я даже обсуждать это не собираюсь! – выдал пилот. – Мы разворачиваемся.

- Только посмейте! Я вас уничтожу! Вы пойдете под суд!

- Лучше под суд, чем на корм рыбам!

Тут началась сильная болтанка, и сделалось не до споров.

Вертолет угодил в горизонтальный шторм. Машину раскачивало, словно щепку в океане. Приборы показывали, что они с огромной скоростью летят вперед, а на самом деле их несло назад. Пилоты отчаянно сражались с рулем высоты, стараясь удержать вертолет от заваливания.

Юра сглотнул, учащенно дыша. Элен, красная от злости, обернулась к нему:

- Ваша работа? Немедленно возьмите себя в руки! Или вы нас всех погубите.

Если б тот знал, как все исправить! Ситуация складывалась безо всякого сознательного участия, Юра оставался всего лишь пассажиром, «глазом урагана», бушующего снаружи буквальным образом.

От понимания неизбежности катастрофы и от того, что он всему причиной, Громову сделалось тошно. Закружилась голова, зрение поплыло, дыхание сперло – все те симптомы, на которые жаловался Вовка...

- Юра, сосредоточьтесь! – приказала Элен. – Остановите шторм!

Ее хладнокровию можно было позавидовать. Она не металась, не кричала, не рвала на себе волосы в отчаянии. Громов сейчас отдал бы многое, чтобы уметь владеть собой так же, как она.

Борецкий, вспомнив о роли Моусона, боявшегося летать, закрыл глаза и забормотал нечто похожее на молитву. Он шарил свободной рукой по груди, нащупывая что-то под курткой. Нашел это наконец и сжал прямо сквозь ткань.

Элен решила, видимо, что это ладанка или амулет:

- Моусон, хотя бы вы не усугубляйте! – прикрикнула она. – Вам ничто не поможет, если вы сами не успокоитесь. Прекратите множить панику!

- Все в руках божьих… - слабо прошептал Борецкий. Он продолжал сжимать свой предмет трясущейся рукой, но хотя бы не крестился.

Вертолет сильно дернулся, и казалось, неумолимая внешняя сила уже переворачивает его, медленно посылая к земле...

Верней – на хрупкий лед припая. Тот не выдержит удара, разумеется, и все они моментально провалятся в холодную воду. Быстрая, но страшная смерть. Выскочить из тонущей машины не получится – Юра знал, как это бывает, в полынью погружаешься в единый миг.

Салон вертолета накренился. Ремни безопасности натянулись – Громов повис на них грудью и зажмурился, ожидая столкновения с поверхностью.

Но мир вдруг замер. Остановился.

Остановился совсем.

Исчезли звуки, тряска, тошнотворный комок в горле провалился в желудок.

Атмосфера пришла в норму, вертолет выровнялся, перестав скакать, беспорядочно мотая хвостом. Турбины загудели ровнее.

Громов открыл глаза, неверяще оглядываясь по сторонам. В висках ломило, перед глазами плясали цветные пятна, но в целом уже отпускало. И его отпускало, и вертолет, и, кажется, будущее, только что висевшее на волоске.

Юра даже начал сомневаться, что произошедшее с ними только что – не сон. Сначала сном ему показался установившийся покой, он ожидал возобновления тряски и опрокидывания в штопор. Потом пришло сомнение, а не почудилось ли ему дыхание близкой смерти?

Пот струился по спине, сердце билось набатом, но все это уже походило на банальный испуг. Не на реальную угрозу – на паническую атаку и личный страх, просочившийся из подсознания. На преувеличение.

Громов был бы счастлив, если б это и впрямь было преувеличением и ничем иным.

- Обычные воздушные ямы, - проговорил Огюст неуверенно. Он тоже сомневался.

А вот Элен – нет. Она всматривалась в Громова:

- Надеюсь, вы теперь в порядке?

- Не знаю, – хрипло, с невероятным усилием разомкнув губы, проговорил Юра.

Элен еще секунду вглядывалась в выражение его лица и, кивнув удовлетворенно, встала. Пошатываясь, она отправилась в кабину пилотов требовать продолжать рейс к «Альбатросу».

- Все позади, нам больше ничего не угрожает, - заявила она. – Вставайте на прежний курс! И никаких посадок в «Майнтри», вам ясно?

Вертолетчики, не без ворчания, послушались.

Борецкий едва заметно улыбнулся, продолжая прижимать руку к груди. На его лбу выступили непритворные капли. Громов и не подозревал в командире столь явного актерского мастерства. Сам он ослабил хватку на подлокотниках и выглянул в окно, где неслись поредевшие клочья облаков.

Внизу, расчерченная на неровные многоугольники равнина припая слегка колыхалась от проходящих под ней широких океанских волн. На горизонте маячила темная точка – тот самый корабль, поджидавший их. До цели оставалось совсем немного, но, как оказалось, не со всеми неприятностями было покончено.

Площадка для приземления на корабле оказалась ужасно неудобной. Научно-исследовательское судно – не авианосец, способный принять военные громады. Предполагалось, что садиться на него должны небольшие геликоптеры на три-четыре персоны. Модифицированная «Пантера», способная перевозить десяток пассажиров, плохо вписывалась в отведенный пятачок на корме. В непосредственной близости от площадки с буквой «Н» находились локатор, шлюпбалки и растяжки дымовых труб – они мешали пилоту.

А еще мешало то, что «Альбатрос», дабы его не затерло, продолжал движение. За кормой то и дело вскипала пена вперемешку с осколками льда, а нос судна рыскал в поисках чистой воды. Посадочная площадка ускользала из-под зависшей машины, и то, что сложностей не избежать, было очевидно даже таким дилетантам, как Элен д'Орсэ.

Вертолет крутился на месте, качался и примеривался, но растяжки постоянно оказывались на траектории посадки. Матросы махали руками и что-то орали с палубы.

Тимур снова принялся молиться. Его губы шевелились, глаза были закрыты, ладонь теребила ладанку под курткой. Элен расширившимися глазами смотрела на Громова. А что он мог сделать?

При соприкосновении работающего винта с препятствием, задевшая его лопасть отлетает, возникает разбалансировка, вертолет опрокидывается – это неизбежный итог, и счет тогда идет на доли секунды. Конечно, в баке после полета оставалось горючего на донышке, но тут хватит и пары литров, чтобы сжечь пассажиров и группу встречающих.