«Нет, ей даже больше шестидесяти, - решил Громов. – Что она делает в Антарктиде, да еще и в преддверии зимы?»

- Вы желаете меня о чем-то спросить? – адресовала она ему вопрос, наконец-то отреагировав на его интерес.

- Какое сегодня число?

- Восьмое марта.

- Поздравляю! – буркнул он и выпрямился. – Я готов.

Элен сделала знак сопровождавшему, чтобы тот подкатил коляску к самой кровати. Офицер едва заметно поморщился, но подчинился и даже помог Громову усесться, поставив его ноги на специальные крутящиеся подставки.

- С чем вы меня поздравляете? – осведомилась Элен, распахивая дверь перед инвалидным креслом.

- С международным женским днем.

Громов устал, пока облачался в зимнюю экипировку, и вспотел. Может, снаружи и было холодно, но здесь, в его логове, топили будь здоров. Из-за этого он чувствовал себя раздражительным и не способным на любезный тон. Эйфория от прочитанной записки уступила место привычному уже равнодушию. Лишь остатки всколыхнувшегося недавно любопытства заставляли его продолжать говорить.

- Мы же все еще в Антарктиде, мадам?

- Да, в Земле Королевы Мод, - ответила француженка. – Мы на базе «Альфа», с которой, как я понимаю, вы уже немного успели познакомиться.

- С ее госпитальной частью, - уточнил Юра, оглядывая скромный коридор, заключенный в белые однообразные стены, по которому его везли.

- Не только. Вы также видели наш экспериментальный полигон. Сверху, с площадки у заброшенного выхода.

- С чего вы взяли?

- Давайте не будем притворяться, - жестко осадила она его, - поверьте мне, Юра, все эти выкрутасы – пустая трата времени. Мы нашли ваше убежище в горе, нашли и склад с оружием, так что многое для нас больше тайной не является. Мы реконструировали ваш быт и поступки за неделю до взрыва и после. Нам даже известно, кто именно устроил этот взрыв и почему.

- Какой взрыв?

- Из-за которого случились Разъятие и Сопряжение. Не скромничайте, вам удалось добиться многого. Собственно, именно поэтому я здесь и беседую с вами.

Громов не очень хорошо понял ее утверждения, особенно все эти неожиданные комплименты, сказанные уверенным голосом, но расспрашивать не стал. Почему-то ему не хотелось выглядеть сонным идиотом, и он перевел стрелки, собираясь поднакопить информацию прежде, чем делать выводы. Он спросил:

- Кто вы? Нет, я помню, как вас зовут, но не понимаю, что вы здесь делаете. И кто вам позволил общаться с особо важной особой в моем лице.

- Скромность вам, кажется, не знакома.

Юрий позволил себе усмешку:

- Я знаю, как хорошо меня изолировали и охраняли все это время. С посредственностями не возятся.

Элен, шагавшая справа от него, кивнула:

- Меня радует ваша способность делать умозаключения. Это означает, что ваш мозг не так уж и пострадал, вопреки заявлениям эскулапа.

- Так кто вы такая, мадам?

- Справедливое желание узнать о собеседнике все, - она бросила на него острый взгляд. - Я возглавляю отдел Внешних операций транс-национальной корпорации «Прозерпина». Вам наверняка известно это название, поэтому не буду останавливаться на нашей деятельности и сути проектов, которые я курирую. Могу лишь пояснить, что как глава отдела, лично отвечаю за все, что происходит в Антарктиде при нашем участии. К сожалению, не все идет гладко, в том числе и благодаря вам, Юра. Поэтому мне и пришлось нанести на Альфу личный визит.

- Вы хорошо говорите по-русски. Учились в Москве?

- У меня русский муж, - после некоторой заминки ответила она, - но довольно вежливых вступлений. То, что я хочу вам сегодня показать, само по себе ответит на многое из того, что остается не озвученным. Вы до сих пор видели только одну сторону здешней жизни, теперь вам продемонстрируют другую.

Знакомый санитар отпер закрытую на ключ входную дверь с помощью электронной карты, и коляска с Громовым, толкаемая офицером, выехала наружу. Сразу стало на порядок холодней. В туннеле, где они оказались, гулял ветер, и Юра закашлялся, вдохнув непривычно ледяного, насыщенного забытыми запахами солярки воздуха.

Как он и предполагал, госпитальный бокс, где его держали, представлял собой замкнутый со всех сторон вытянутый параллелепипед, умещенный внутри пещерного зала. Оказавшись за его пределами и миновав пост охраны, Юра увидел обычные грубые стены, по которым змеились толстые кабели с проводами, низкий свод каменного потолка и неровный пол.

Колесики его транспортного средства были не слишком приспособлены к езде по пересеченной местности, поэтому коляску затрясло. Офицер с усилием удерживал ее за ручки, не давая перевернуться. Громов вцепился в подлокотники.

- Мы заглянем в десятый отсек, - сообщила Элен. Она застегнула пальто и натянула перчатки, но при этом голова ее с аккуратной прической осталась непокрытой. – Там живет Ильгиз Маркович. Это имя вам о чем-нибудь говорит?

Юра порылся в памяти (испугался на секунду, что речь о его боевом товарище Максе Маркевиче, но потом сообразил, что фамилии лишь созвучны, а имена так и вовсе отличаются).

- Нет.

- Сегодня вы познакомитесь и поймете, зачем я прилетела в эти суровые края накануне еще более суровой зимы, рискуя застрять тут надолго. И почему я вообще говорю с вами.

Они достигли конца пещерного туннеля и оказались на развилке, откуда разбегались два похожих коридора: один обтесанный и хорошо освещенный лампами, как и тот, что вел в госпитальный бокс, а другой неровный и скрывающийся в плотном сумраке. Казалось бы, направление, которое они изберут, очевидно, но офицер толкнул коляску налево, во тьму.

- Ильгиз – альбинос, - сказала Элен, доставая из кармана пальто миниатюрный фонарик, - он плохо переносит яркий свет, поэтому и он, и его брат живут в особых условиях.

Фонарик хоть и был совсем небольшой, но луч его бил далеко и ярко. Громов без труда видел все ямки и бугорки, ложащиеся под колеса инвалидного кресла. В этом ответвлении его подкидывало на сиденьи пуще прежнего, и казалось, что ось коляски вот-вот переломится, не выдержав нагрузки.

К его облегчению, ход к жилищу альбиноса-отшельника оказался коротким. Впереди показался часовой, потребовавший документы. Элен безмолвно предъявила какую-то карточку. Военный вчитался в написанное, окинул взглядом Громова и его сопровождающего, но, вопреки ожиданиям напрягшегося пленника, безмолвно пропустил их внутрь очередного искусственного параллелепипеда.

Щелкнул отпираемый замок, и коляска Громова, подпрыгнув на порожке в последний раз, далее плавно покатилась по пластиковому настилу.

Внутри бокса было темновато. Не считая нормально горящей лампы у входа, все прочее тонуло в аварийном красном свете и смахивало на старую фотолабораторию, разве что не висели на веревочке вдоль стен сохнущие карточки на прищепках.

Им навстречу выступил еще один вооруженный охранник, но пропуск Элен устроил и его. Распахнулась очередная скрипучая дверь, и они оказались в странном месте.

Громов аж нагнулся вперед, отказываясь верить глазам. Он полагал, что его везут к Белому Сахиру, садисту и притворщику, а его привезли к… непонятно к кому.

Большая комната была перегорожена решеткой. Толстые прутья отделяли их от бледного существа, с рыком метавшегося из угла в угол. В нем с трудом угадывались человеческие черты. Худой, низкорослый, он был одет в какие-то лохмотья. Нечесаная грива спутанных белоснежных волос падала ему на лицо.

Среагировав на шум, парень на секунду замер, повернув голову в сторону посетителей, а потом с пронзительным визгом бросился на них, вцепившись в решетку. На потрясенного Громова уставились красные безумные глаза, подчеркнутые глубокими синяками. Тонкие губы дергались, словно человек колебался: растянуть их в улыбке или оскалиться. Эта гримаса была воистину жуткой.

Элен безжалостно направила луч фонарика прямо в лицо существу. Оно зажмурилось, протестующе заорало, задергалось, будто по жилам его пустили электрический ток, скрюченные пальцы его разжались, выпуская прутья, и, подвывая, несчастный кинулся прочь, чтобы забиться в угол.