- Нашли уже что-нибудь интересное? – спросил Тим, через силу выпрямляясь.

- А то как же! Материала столько, что года два обрабатывать будем. Здесь поле непаханое. Вам тоже повезет!

- Наше озеро щедрое и поставляет пытливому уму богатую пищу, - включился в разговор гидролог, ехавший с Акилом на вторых мотосанях, - его на всех хватит. Вы же климатом занимаетесь?

Тим угрюмо кивнул.

- А я местную флору изучаю. У дна намного теплее, чем на поверхности, около плюс пяти градусов, поэтому жизнь тут богата и разнообразна. Предмет моих интересов – нитчатые сине-зеленые водоросли. Слышали о таких? Вместе со мхами и бактериями они образуют слизистую корку на камнях и нижней поверхности льда. Кстати, мне посчастливилось обнаружить неизвестный науке вид.

- Поздравляю! – ответил Борецкий, прилагая усилия, чтобы звучать как можно искренней.

Он был рад за полярных исследователей, но испытывал сейчас такие физические страдания, что стал хуже соображать. Голоса ученых висели над ним грозовым облаком, и Тиму казалось, что он сходит с ума, ведь видеть звуковые валы ему до сих пор не приходилось.

Старые скважины за ночь покрылись льдом. Куприн под руководством студента-медика уже активно принялся долбить его небольшим ломиком. Остальные пока вынимали из саней инструмент и готовились к бурению. Акил с пробковым щитом в руках бродил кругами и высматривал место поровней, куда поставить электрический генератор.

Студент, стоя на коленях рядом с Купером, под звон ударов громко ворчал:

- Эти скважины мне потом всю оставшуюся жизнь сниться будут. Бур постоянно заедает, лунка зарастает столбчатыми кристаллами - их как будто нарочно снизу подсовывают! И так каждое утро.

- А как вы тут вообще оказались? – пропыхтел Куприн, высвобождая вмерзший трос из ледяных оков. – Вы ведь будущий медик, почему бурите скважины?

Студент ухмыльнулся:

- Судьба! Я ж учусь на психиатра.

- И что?

- Специально взял паузу, чтобы провести год в Антарктиде и понаблюдать за людьми в изоляции. Буду потом писать научную работу на основе собранных данных.

- Разве полярники не самые психически устойчивые люди на свете?

- Да вы что! В психиатрии даже существуют понятия «синдром полярного напряжения» и «экспедиционное бешенство». Сильная психика тоже иной раз ломается и выливается в агрессию и самоубийство.

- И что, вам уже довелось подобное видеть своими глазами?

- Нет, конечно, но я коплю другие наблюдения, мне все пригодится. А пока коплю, помогаю другим. Например, вычерпываю ложкой кристаллы из заполненной водой лунки.

Тим подсобил с установкой генератора, после чего рассудил, что полярники и впрямь дальше справятся без него. Он отошел в сторону и встал лицом к противоположному берегу, глубоко вдыхая лишенный запахов воздух.

Горные склоны, изрезанные щелями, вздымались над озером, похожие на разинутую акулью пасть. Тим смотрел на потемневший лед, на оплавившиеся под низким солнцем формы торосов, на вздыбившиеся из снежного купола тела скал, напоминающие выброшенные на мель корабли, и вбирал в себя, запечатывал в памяти мягкие антарктические полутона.

- Полегче стало, Тимур-джи? – услышал он голос Акила и оглянулся.

- Спасибо. Остался легкий дискомфорт, но не то, что утром.

- Вот и хорошо! – Акил испытующе оглядел его с ног до головы и расплылся в улыбке: - Поскольку мы скоро уезжаем, то приняли единогласное решение оставить вам одну из палаток и ящик с провизией. Пригодится в долгом ожидании.

- Спасибо, но нам засиживаться здесь не с руки. Переждем немного, пока все успокоится, и вернемся в Орвин.

- Куда спешить? Тренироваться будете, слаживаться. Толе окрепнуть предстоит, чтоб лечение насмарку не пошло, а ночевать удобнее в палатке, печку топить углем – здесь его полно, мы покажем, где пополнять запас. Незачем тратить машинное топливо на обогрев.

- А как же…

- Потом завезете наши вещи на «Майнтри».

Борецкий еще раз поблагодарил, понимая, что грех отказываться. С Толей реально возни предстояло много. Вступать в схватку с до конца не вернувшему форму бойцом категорически не хотелось, в своих людях надо быть уверенным на все сто, так что они действительно нуждались в отсрочке.

Обед у них в тот день случился поздний. Пока не доделали работу на озере, в лагерь не вернулись, а когда вернулись, усталые и разгорячённые, уже смеркалось.

Переодевшись в сухое и перекусив наспех приготовленными консервами, Тим поспешил в палатку к Акилу, как договаривались.

- Садитесь, поговорим, Тимур-джи, - пригласил тот. – Все процедуры нам приходится совмещать с разговорами, потому что мало видеть и знать, информацию предстоит еще и усвоить. Я спешу, конечно, но и при спешке пытаюсь быть основательным.

Они устроились, как и в прошлый раз, на подушках, обратившись лицами друг к другу. Акил проделал какие-то пассы, но сегодня эффект от них был не столь сокрушительный, Тим почти ничего не почувствовал.

- Вы как-то обмолвились, что мы умерли и возродились… - произнес он с выжидающими интонациями, подкидывая собеседнику волнующую его тему.

- Хотите разобраться, кто из вас, а может, и все трое, стали «глазами урагана»? – легко считал его намерения Акил. - Так, кажется, в вашей стране называют посланцев небесных дакини.

- Вы назвали посланцами нас всех, выходит, мои опасения не беспочвенны. Я задумался над этим еще по дороге сюда, когда мы едва не провалились в трещину. Уж очень похоже на то, как все это начинается.

- Есть спящие посланцы, а есть пробужденные, - пояснил Акил. – В какой-то мере любой заблудившийся путник – это опасный «глаз урагана», но чаще смертельный ветер в нем спит, и для его пробуждения требуется существенный фактор.

- Смерть прототипа?

- Да, прототипу из иного мира, на место которого вы прибыли, должно сильно не повезти.

- Неужели нам троим не повезло?

- Только вам, Тимур-джи. Дакини поцеловали вас одного.

Тим закрыл глаза, потому что мир покачнулся и сдвинулся, открывая свою изнанку. Он увидел покрытую снежной шапкой гору и плоскую равнину перед ней. Ни деревца, ни кустика – только камни и мхи. И светло-салатовая трава, пробивающаяся из глубоких, дышащих чернотой щелей. К нему, приминая эту траву тяжелыми ботинками, направлялись трое. Их глаза были пусты, а в руках блестели черным пистолеты…

- Почему вы все время твердите о каких-то дакини? – спросил он, выныривая из сонма тревожащих образов.

- Привычка, вскормленная родной культурой, - пожал пухлыми плечами индус. – Дакини, на мой взгляд, это яркая иллюстрация древней мудрости, гласящей, что не стоит обманываться внешним видом. То, что может показаться ужасным, не обязательно зло и может быть полезным для нас.

- Дакини такие ужасные?

- Изначально их считали коварными духами и изображали танцующими красотками, соблазняющими нестойкие мужские сердца, - улыбнулся Акил, - однако их образ – всего лишь олицетворение мощи далеких ветров, дующих из самого центра Сурья Мандалы. Они сдувают с наших душ все суетное и мерзкое, что мешает преодолевать притяжение сансары. Разумеется, сейчас неподходящий момент, чтобы просвещать вас в вопросах древнеиндийской религии, но согласитесь, Тимур-джи, что быть принесенным на крыльях дакини – это красиво. Гораздо красивей, чем переродиться в ураган, будто речь о фанатичном камикадзе.

- Каждый народ выбирает понятный ему образ.

- Это верно. В Тибете таких, как вы, называют нейтральным «кхандрома», что означает «небесный путник». Суть же всегда одна: вы словно бы прибыли из ниоткуда, из пустоты, и впустили за собой чужеродный для местной атмосферы вихрь странствий.

- Вы знаете, что со мной случилось? С моим здешним прототипом?

- Вам не стоит об этом думать.

В глубине души Тим с ним согласился. Наблюдать собственную смерть со стороны – в этом не было ничего притягательного. Копаться в деталях, просматривать обстоятельства, которые привели к непоправимому… сердце, что называется, не лежало. Но и оставаться в покое, не обращать внимание на параллельную судьбу Тим тоже не мог. Что-то свербело в нем, царапалось, требуя обратить внимание.