Управляться со стальным трехметровым буром на морозе было непросто, но законы гостеприимства в Антарктиде сильней, чем на Большой Земле. Акил, прибывший сюда уже на пятую зимовку, пользовался среди коллег непреклонным авторитетом. Он мог бы и не спрашивать разрешения, его отпустили бы и так, но Акил не любил злоупотреблять.

«Бурлак» остановился на берегу, немного не доехав до цветных палаток. Четыре шатра зелено-красного цвета стояли под прикрытием семисот метровой скалы, утопая в ее тени. Борецкий выскочил из машины и застыл, приставив ладонь ко лбу. Он рассматривая приближающиеся мотосани с одинокой человеческой фигуркой за рулем.

Сани остановились возле палаток, и водитель, резво соскочив с них, направился к нему. Мужчина был невысок, из-за чего смотрелся упитанным. Впечатление усугубляла многослойная куртка, утепленные штаны и шарф, замотанный вокруг шеи в три оборота. Из его шерстяных объятий торчала голова в вязанной шапке с помпоном. На смуглом носу, шелушащемся от злого солнца, сидели темные очки, закрывшие половину лица.

Мужчина подошел, снял очки и кротко улыбнулся, от чего из уголков его карих глаз побежали к вискам глубокие лучики-морщинки. Он был в годах, и брови его серебрились сединой, а не только изморозью, но стариком его назвать, пожалуй, было трудно. Особенно с учетом энергичных движений и упругого шага – так держат себя люди молодые, не обремененные грузом прожитых лет и не успевшие обзавестись хроническими болячками.

- Намаскар джи! (*)– сказал подошедший, складывая руки у груди. - Добро пожаловать! (*Намаскар – приветствие на хинди, дословно переводится как «приветствую в тебе божественное». Джи – нейтральное обращение «господин, госпожа»)

Взгляд его, направленный на Тимура, был одновременно приветливым и безмятежным, и Тиму неудержимо захотелось улыбаться в ответ. Он снял перчатки и протянул руку:

- Меня зовут Тимур Борецкий, я ищу доктора биологии Ядава.

- Это я. Акил Ядав к вашим услугам.

У индуса был журчащий, как успокаивающий поток воды, голос, правильный английский выговор и крепкое рукопожатие. Однако Тим внезапно засомневался, что великие и грозные Хранители должны выглядеть именно так – неказисто. Вещий Лис хоть и скромничал, утверждая, будто Хранитель из него вышел неполноценный, но обладал несомненной харизмой, в нем даже на расстоянии ощущалась властная сила. А биолог Ядав… Тим вообще его не чувствовал. Глаза его видели перед собой человека, но вот все прочие чувства словно бы и не замечали его. Сложная, непроницаемая пустота окружала улыбающегося Гималайского Стража и сбивала с толку.

Тим ничего про это не сказал, но видимо что-то отразилось в его лице, потому что Акил произнес:

- Понимаю ваши сомнения и непременно развею их, когда придет время. Сейчас же прошу проводить меня к раненому.

- Откуда вам известно про раненого? - оторопел Тим.

- Я все объясню, но давайте сначала займемся тем, что не терпит отлагательств.

Борецкий, все еще во власти настороженного недоумения, показал на пневмоход:

- Наш раненый там. У нас недостаточно лекарств и даже бинты заканчиваются. Не знаю, найдутся ли у вас...

- Не волнуйтесь, ничего из этого вам скоро не понадобится, - остановил его индус и заспешил к машине.

Тим развернулся за ним:

- Увы, не разделяю вашего оптимизма, господин Ядав.

- Случай ваш нетривиальный, не спорю. Два проникающих в корпус, рваная рана на бедре, кровопотеря… Кажется, затронут позвоночник, раздробило позвонок, и началась лихорадка, - бормотал Акил, карабкаясь по лестнице в кабину, - но нет ничего необратимого. Не сомневайтесь в моих силах, Тимур-джи, я помогу вашему другу.

Рванув на себя ручку, он распахнул дверь и всунул в салон голову:

- Приветствую вас, господин! Меня зовут Акил. Можно войти? Благодарю вас!

Он залез внутрь, стянул шапку, размотал шарф и кинул все это на руки напряженно взирающего на гостя Куприна. Потом расстегнул куртку и, сняв ее, отдал подоспевшему Борецкому.

- Нужно помыть руки. Где это можно сделать?

Тим указал на рукомойник, судорожно вспоминая, осталась ли там вода. К счастью, ее было достаточно. Акил вытер руки насухо висевшим на крючке полотенцем и посмотрел в сторону спального отсека:

- А вот и мой уважаемый пациент. В сознании, и это прекрасно! Вы понимаете по-английски? Как вас зовут?

- Толя, - хрипло ответил Зиновьев, с трудом выворачивая шею, чтобы лучше видеть пришельца.

- Превосходно, Толя-джи, сейчас я буду вас лечить.

Куприн вопросительно взглянул на Борецкого. У Акила не было при себе ни докторского чемоданчика, ни каких-то инструментов, однако он так широко и лучезарно улыбался, что ему хотелось верить.

Тимур прижал палец к губам. Он надеялся, что Вещий Лис рекомендовать кого попало не станет.

Усевшись на пол перед койкой, где лежал Зиновьев, Акил взял его за руку, положив пухлые пальцы на запястье, словно намеревался считать пульс.

- Доверьтесь мне, Толя-джи. Я не сделаю вам ничего плохого. Больно не будет.

Борецкий тем временем принес изрядно похудевшую аптечку:

- Если вам что-то понадобится…

Акил повернулся к нему. В его глазах клубился странный туман.

Тим прервал себя на полуслове, поймав этот расфокусированный взгляд, от которого его неожиданно пробрало до мурашек.

- Что вы делаете? – непроизвольно воскликнул он.

- Я же сказал, уважаемый Тимур-джи, все вопросы потом, - мягко одернул его индус. – Вот закончу, и поговорим.

Он сидел перед Зиновьевым, казалось, целую вечность. Не шевелясь, не издавая ни звука и даже не моргая. Глаза его, темные от рождения, посветлели, и в них по-прежнему перекатывались волны серебристого тумана.

Куприн (с одеждой в руках, которую так и не выпустил, забыв про нее) устроился на банкетке у входа и молчаливо ждал. Борецкий тоже сел в кухонном уголке, заняв место у стола. В салоне висела тишина, если, конечно, не считать едва слышного гудения компрессора, качающего теплый воздух.

Зиновьев уснул. Его грудь мерно вздымалась. На лбу заблестели капельки пота, и губы из бледно-синих сделались розоватыми. Тим смотрел на него, и вместе с радостью в груди теснилось тревожное ожидание. Сейчас в его присутствии действительно вершилось волшебство, но за него, как он помнил, предстояло платить. Платить собой, своей жизнью и судьбой. Борецкий считал, что готов к этому. Но было немного страшно из-за неясных перспектив.

Наконец Акил пошевелился.

- На сегодня достаточно, - проговорил он, осторожно укладывая руку Зиновьева тому на грудь. – Толя-джи проспит до утра. Когда проснется, напоите его отваром, я принесу вам ингредиенты. А к вечеру, после второго сеанса, можно будет и покормить его чем-то легким. У вас есть свежие овощи? Впрочем, чего я спрашиваю, конечно же нет. Но я что-нибудь придумаю.

- Спасибо! – искренне сказал Борецкий, поднимаясь.

Он видел невероятный результат и верил в него, но кроме выражения благодарности, не торопился никак это комментировать. Опасался спугнуть.

Акил вскочил на ноги, для своей комплекции сделав это весьма резво. Он снова улыбался во весь рот и выглядел обычным простаком.

- Ну вот, теперь, когда стало можно спрашивать, вы, Тимур-джи, забыли про все свои вопросы! – воскликнул он, хитро прищуриваясь.

- Просто я никогда не сталкивался ни с чем подобным, - признался Тимур. Куприн, подтверждая мысль командира, кивнул и тоже встал. – Можно узнать, что именно вы с ним сделали?

- Прочистил каналы, по которым циркулирует божественная прана. Сейчас ваш друг самовосстанавливается. Он молодой и сильный. Ему был нужен толчок, чтобы начать, и я толкнул его. Это если кратко.

- А если с подробностями?

Акил рассмеялся:

- Тогда мне придется вам пересказать «Вайдурья-онбо или Голубой берилл» целиком! Это длинный трактат по пранической медицине, входящий в фундаментальный свод «Чжуд-ши».(*3) Однако разве ваш добрый друг Виталий Лисица использует другие приемы в лечении?