- Во-первых, очки очкам рознь. Тепловые преобразователи не пригодны под землей, потому что в пещере все практически одной температуры. А фиговины на фотоуловителях и вовсе бесполезны, так как улавливать там нечего: ни света звезд, ни отблеска естественных источников света. А во-вторых, шею можно свернуть в ближайшей яме, потому что в очках угол обзора маленький. Так что передвигаться с фонариком на батарейках – это самый оптимальный вариант, ничего лучше этого еще не придумали.

- А если мы кого встретим в темноте? Я имею в виду людей из «Прозерпины». Фонари способны выдать наше присутствие.

- Присутствие может выдать любой шорох. Слышимость в пещере хорошая. Но если понадобится что-то разглядеть – разглядим, у командира есть прибор. Только бьюсь об заклад, нам он не пригодится.

Пещерные своды были черны и печальны. Поначалу под ледоступами хрустел все тот же фирн, занесенный сюда ветром, но скоро он сменился насквозь промороженным щебнем. Под камнями и песком по-прежнему находился лед, образовавшийся много тысяч лет назад. Темная окраска стен тоже свидетельствовала о древности окружающих камней. Громов знал, что подобно тому, как металл со временем разъедает вездесущая ржавчина, так и камни становятся рыхлыми, ломкими. Они пестрели глубокими морщинами и крошились, осыпаясь, при сильном нажатии.

- Будьте осторожны, - предупредил Юра спутников, - здесь велика вероятность обвалов. Избегайте резких звуков.

- Принято, - откликнулся шагавший перед ним Маркевич, - передам по цепочке, чтобы не орали.

Под землей было тепло. И чем дальше от входа они уходили, тем теплее становилось. Громов снял перчатки и расстегнул у ворота парку. Ему казалось, что в застоялом воздухе не хватает кислорода.

Там, где ход раздваивался, луч света впереди идущего командира выхватил еще одну намалеванную на стене свастику. Борецкий скомандовал остановку.

- Марк, что по примесям? – негромко поинтересовался он.

Марченко, державший в одной руке газоанализатор с длинным щупом на тонкой антенне, а в другой дозиметр, выступил вперед, проверяя обстановку.

- Все в пределах.

- Температура?

- Плюс девять и три десятых. Снаружи было зафиксировано минус двенадцать.

- Почему она растет такими темпами, есть предположения?

- Тепловая аномалия невыясненного происхождения, - ответил Маркевич, оглядываясь на Громова. – В обычных пещерах воздух всегда постоянный и держится круглый год в пределах плюс пяти. Однако как это бывает в Антарктиде, я не знаю.

- Никто прежде не проводил исследования подземных полостей Орвина, - сказал Юра. – Данных для однозначного вывода недостаточно. Сергей Мишур, наш геолог, выдвинул версию о близости большого магматического плюма, то есть потока раскалённой магмы, которая поднимается и растекается под земной корой. Ранее подобный процесс был доказан для Западной Антарктиды, (*) однако наличие многочисленных оазисов на территории Земли Королевы Мод также могут объясняться внутренними процессами, земная кора у побережья тонкая. Собственно, ради этого Мишур и прибыл в Антарктиду. У холма Изумрудного и у Кратера он снимал показания, но материал все еще находится в обработке.

- Ясно, - кивнул Борецкий и махнул в сторону свастики: - Продолжаем движение. Нам, видимо, сюда...

Как ни старались они производить меньше шума, эхо шагов отдавалось под высокими сводами и дробилось на множество звуковых потоков, идущих, казалось, со всех сторон. Из-за этого складывалось впечатление, будто кто-то, скрываясь в темноте, переговаривается тревожным шепотом, обсуждая незваных гостей.

Неровный свет выхватывал беспорядочные нагромождения камней поперек прохода, между которыми оставалось узкое пространство, достаточное лишь, чтобы протиснуться по одному. Было немного не по себе, когда то и дело взгляд наталкивался на столь очевидные доказательства хрупкости этих, казалось бы, незыблемых сводов. В пещерах запрещается смеяться и кричать, но здесь это правило становилось нешуточным залогом выживания.

Громов не больно-то жаловал подземелья. Его свободолюбивый дух рвался на простор, к небу и ничем не ограниченному обзору. Однако Антарктида все чаще предлагала ему заглянуть в свои самые темные и неприглядные глубины, не иначе испытывая его на прочность.

- Стоп! – подал голос Куприн. – Слушайте!

Они замерли. В пещере установилась глубокая, ничем не нарушаемая тишина.

- Что насторожило? – негромко уточнил командир спустя минуту.

- На уши давит. Низкий рокот, на грани слышимости, - пояснил Андрей.

- Я не слышу, - сказал Маркевич.

- А я вроде улавливаю, - прошептал Салгиреев. – Как механизмы какие-то вдалеке гудят.

- Инфразвук? – неуверенно предположил Громов. Он ничего не слышал, но чувство неустроенности и тревоги возрастало пропорционально их продвижению по коридору.

Борецкий снял с пояса спелеологическую рацию, использующую низкие частоты, способные передавать сигнал через твердые породы.

- Говорит Альфа-лидер. Бета, прием!

Динамик кашлянул и сквозь прерывистые помехи выдал стандартный отзыв. Хотя группа не успела уйти далеко, слышимость была на пределе возможностей.

Убедившись, что у входа по-прежнему штатно, Тимур зафиксировал местоположение группы и дал своим людям отмашку следовать в прежнем направлении. Тимуровцы, разбредшиеся по залу, вновь «встали на тропу».

Через некоторое время из тьмы проявился щербатым провалом выход в боковую галерею. Возле нее не было свастики, но Громов заметил разницу в нарастании «пещерной изморози» на стенах. До этого он видел ее у входа, а потом, по мере продвижения, она исчезла. Сейчас же вновь появилась.

- Тимур, - негромко позвал он, - мне кажется, нам стоит обследовать этот ход.

- Причина? – спросил Борецкий.

- Сублимационный лед, – Юра шагнул к стене и очень осторожно прикоснулся к ближайшей трещине пальцами. – Видите белесую бахрому? Эти кристаллы появляются в пещерах там, где холодный сухой воздух контактирует с тёплым и влажным. Из этого прохода поверху идет поток, который невозможно объяснить существующими условиями. Там что-то есть: колодец наружу или наоборот спуск в горячие глубины. Короче, какая-то особенность и нелогичность. Не стоит оставлять ее за спиной.

- Лучше бы нам обойтись без нелогичностей, - проговорил Куприн.

- Нам нужны нелогичности, в них вся соль, - не согласился Зиновьев. – Мы зачем здесь, по-твоему, бродим?

По знаку Борецкого отряд покинул основной пещерный канал и углубился в боковой проход.

Несмотря на проявленную инициативу, Громову очень не хотелось туда идти. Мешал неведомо откуда взявшийся страх, от которого вставали дыбом все волосы на теле, но Юрий шел, стиснув зубы и переставляя чугунные ноги. В какой-то момент чувство близкой опасности сделалось настолько невыносимым, что он приостановился, чтобы перевести дух.

Зиновьев, замыкающий строй, дотронулся до его плеча:

- Нормально, - шепнул он. – Я тоже это чувствую.

- Что? – выдохнул Громов.

- Напряжение. Все чувствуют, но идти надо.

Неожиданно издали донесся какой-то хлопок. Пол под ногами дрогнул, и сверху посыпалась, пока еще робко, каменная труха пополам с ледяным крошевом.

- Что за..? – Анатолий застыл, прислушиваясь.

Так поступили и впереди идущие тимуровцы.

– Детонация какая-то… Снаружи или?..

Юра хотел ответить, что, по его мнению, звук шел спереди, но не успел.

Каменные конвульсии повторились, усиливаясь. Цепляясь руками за выступы, они пытались удержаться на ногах, но тут из мрачного нутра галереи на них с ревом вылетел плотный воздушный «кулак» и разметал людей как соломенных манекенов.

Оглушенные, они повалились вдоль стен, а сверху на них обильно падала раскалывающаяся от сотрясений порода. Уже не просто песок – целые плиты и острые тяжелые камни долбили по спинам и плечам. Каменная пыль заполонила пространство, не позволяя дышать и видеть.

Зиновьева и Громова, шедших последними, отбросило к самой развилке. От сильного сотрясения мозга спасли каски, но в голове у Юры долго еще гудело, а перед глазами плясали цветные пятна. Приземлившись спиной на рюкзак, он ощутил боль в позвоночнике, но, к счастью, не потерял способности двигаться. Его налобный фонарик разбился, получив меткий прилет камнем, а ручной куда-то укатился. Громов слышал, как рядом, в темноте, захлёбывался кашлем Анатолий.