- Я говорю об истинных хранителях, - ответил Загоскин. – Вещий Лис разве ни о чем вас не предупреждал?

- Полковник Лисица?! – Геннадий повысил голос, называя Лиса привычным ему «старым именем». – Нет. А должен был?

- То-то я и смотрю, что вы такой спокойный... - Иван Петрович пожевал губами. – А с артефактами, мой милый, не шутят! Я до сих пор простить себе не могу того, что случилось у горы Паданг на Яве.

- Вы тогда нечаянно поспособствовали соприкосновению двух близкородственных миров, - желая утешить старика, сказал Геннадий. – Вы не могли знать, что ваша жена окажется вблизи своей копии из иного мира. Вы не могли знать, что такое диффузия и насколько она опасна.

- Отсутствие понимания и было моей ошибкой. Мы с Кайятой выжили в катаклизме, но мир дрогнул и той бури не пережил. Вы ж историк, - Загоскин пристально взглянул Белоконеву в глаза, - вы помните, что случилось на рубеже восьмидесятых годов прошлого века. Именно тогда все и развернулось в другую сторону, пошло по худшему сценарию.

- На рубеже восьмидесятых международная обстановка резко обострилась, - медленно произнес Белоконев и передернул плечами. Налетевший порыв ветра швырнул в него брызги, и Гене стало зябко. – Примерно тогда от политики разрядки правительства мировых держав внезапно повернули к конфронтации. Вы это имеете в виду?

- Именно, - подтвердил профессор. – Крылатые ядерные ракеты средней дальности, Афганистан, бойкот Олимпиады в Москве и антисоветская пропаганда, которую развернули западные страны во главе с США. Все началось с малого, но потом понеслось как снежный ком с горы, достигая уровня сокрушительной лавины из лжи и эгоизма. Именно она сломала хребет СССР, а виной тому стал я, ваш покорный слуга, осмелившийся открыть портал, чтобы произвести впечатление на даму.

- Но отчего выдумаете, что все это сделали вы? Все началось с Чехословакии. А может даже, с войны во Вьетнаме. Объективные обстоятельства и предпосылки…

- Не спорьте, Геннадий, мне это доходчиво объяснили. Ни Вьетнам, ни «Пражская весна» не явились однозначным переломом. Все можно было исправить. И оно было исправлено! Визит Никсона в Москву, программа «Союз-Аполлон», Хельсинский договор… Но потом на Яве развезлись врата ада, и мир свернул не туда. Своим неосторожным поступком я нарушил хрупкое равновесие и изменил ход времен.

- Это сказали те, кто пришел к вам после публикации статьи о пурбе?

- Они были очень злы. Мелькнула даже трусливая мыслишка, что меня сейчас убьют.

- Неужто хранители столь кровожадны?!

Загоскин скривил рот на бок:

- Хранители рациональны – и это все, что нужно о них знать. Одно простое слово: рациональность! Никаких лишних телодвижений. Терпения им не занимать.

- Они вам угрожали?

- Как видите, я жив до сих пор, значит, моя кровь была им не нужна. Им хватило моих угрызений. И обещания, что я отныне буду молчать. Я молчал, да! Работал и молчал. Даже книгу написал так, что скрыл самое главное, запретное, о чем сто раз пожалел. Я даже сына не уберег! Мне бы поговорить с ним, объяснить вовремя, а я промолчал и упустил. Я исполнил все свои обязательства перед хранителями, но напоследок хочу вам все-таки сказать... чтобы вы знали… Я привез вас на Мадагаскар не потому, что этого требовал мой сын, чтобы вы там себе не воображали. Я действовал по их программе! Не вините Буди, пожалуйста! Он такое же слепое орудие, как и остальные. Не он в ответе за то, что произойдет.

- А что произойдет? О чем вы? – забеспокоился Геннадий.

- Я не знаю. Просто чувствую, что мы вплотную приблизились к своему финалу. Наш мир приблизился. Они говорили мне об этом много лет тому назад и, как ни странно, оказались правы во всем.

- Но кто они? Это мерувиты? Или тибетские ламы? Или жители таинственной Шамбалы?

- Какая разница, как их назвать. Все сбылось. Воплотилось то, что написано в их древних свитках. Они знали! Предвидели… И сейчас, я уверен, их последнее пророчество тоже сбудется. Мы соберем Триаду из Зеркала, Ножа и Чаши и пустим время течь по новому руслу. Заполним новую матрицу. Я не доживу, не увижу, но так будет.

- Что вы такое говорите! – возмутился Геннадий. – Помирать собрались?

Но Загоскин отмахнулся:

- Уже можно сказать! Судьбу-Винтану не перехитришь. Но вы мне симпатичны, Геннадий. Вы – искренний человек, в отличие от многих. Позвольте дать вам совет. – Он поднял руку с зажатой в ней клюкой и ткнул ей в сторону стоящего у лодок Соловьева: - Держитесь этого разбойника! Обязательно держитесь за него, потому что Соловей здесь неслучайно. Я к нему давно присматриваюсь. Непростой он. Поток несет его, крутит-вертит, а он всегда выплывает, всегда держит голову на поверхности. Возможно, единственный из всех, потому что он – хранитель равновесия между эгоизмом отдельного человека и жестоким равнодушием вселенной. Он и к Миле Москалевой прикипел неспроста. Девочка сейчас в его руках вместе с будущим этой Вселенной.

Белоконев изумленно захлопал глазами:

- Такой панегирик в его честь! Вы серьезно?

- Серьезней не бывает. Держитесь за него! Соловей всегда выбирает правильную сторону. Инстинктивно. С ним не промахнетесь.

К ним подошел Михаил Загоскин:

- Простите, но пора по местам, если вы желаете попасть в пещеру. Или ты передумал, папа? Было бы неплохо.

- Нет, я плыву со всеми!

Больше не взглянув на Белоконева ни разу, профессор заковылял, тяжело опираясь на трость. Ему приходилось внимательно всматриваться в землю, выбирая место, куда приткнуть свою подпорку, чтобы та не соскользнула на влажных камнях, притаившихся в траве.

Миша неловко поддерживал отца за локоть.

Геннадий немного понаблюдал за ними, ощущая, как внутри разливается нехорошая волна. Старый чудак сумел-таки сбить его с настроя и подпортить настроение. Это было весьма некстати!

- Гена, иди сюда, я тебе местечко держу! – окликнул его Грач из ближайшего к нему, третьего по счету «Тетиса», наполовину еще лежащего на берегу.

Белоконев встряхнулся и заспешил на зов. Спустя минуту он уже неуклюже перебирался через надувные борта, стремясь поскорей приземлиться на широкой скамейке по центру. Лезть пришлось мимо других пассажиров, которые мешали ему и которым мешал он своей нерасторопностью.

Вик Соловьев, готовившийся подтолкнуть лодку, подал ему руку:

- Держитесь, а то свалитесь! – произнес он.

«Держитесь за него» - эхом всколыхнулся в памяти совет Загоскина.

- Спасибо, – сдавленно сказал Белоконев. – Непременно!

- Теперь все в сборе? – спросил Гогадзе. – Отчаливаем!

Соловьев вместе с майором дружно навалились на борта. «Тетис» заскрипел днищем и пошел вперед, падая в теплые объятия безымянной реки. Мужчины запрыгнули внутрь, не намочив ног.

Володя Грач, устроившийся в стратегическом местечке на носу, налег на стальное весло, помогая сталкивать лодку с берега. Он не раз сплавлялся по рекам и мог грести наравне со спецназовцами, если бы это потребовалось. Впрочем, сейчас нужды в том не было, на «Тетисах» стояли моторы. Хотя, конечно, в боевой экспедиции всякое могло случиться, поэтому весла сложили на дне про запас.

- Глядим в оба! – предупредил сосед по правому борту, молодой боец по имени Артем, такой же впередсмотрящий, как и Грач. – Увидишь топляк – дашь сигнал рулевому. Да и по сторонам смотреть не лишним будет.

Володя кивнул. Из-за тумана, лежащего вдоль русла, визуальное наблюдение становилось первостепенной задачей.

С вышины утеса девственный лес, заполнивший ущелье, показался Володе почти неотличимым от знакомых ему среднерусских чащоб - обычное лиственное море, волнующееся на ветру. Ни разу его глаза не выцепили торчащую верхушку экзотической пальмы – эти гордые царицы, видимо, не унижались до борьбы за место под солнцем. Пальмы на Мадагаскаре отчего-то всегда росли наособицу, желательно поближе к человеческому жилью. Почему так получалось, Грач не знал, да и не спрашивал, но его мозг отметил эту особенность и запомнил, отложив информацию в дальний уголок.