Милка знала, что про «режимный объект» сторож приврал, в пансионат пускали любого (впрочем, из желающих очередь не стояла, не музей), но, видимо, что-то в облике посетителей насторожило бдительного сторожа.

Парни и впрямь вели себя нахраписто, хотя при виде новых свидетелей чуть остыли.

- А где директор? Пусти тогда к нему! – рыпнулся было один из них и снова попытался оттолкнуть сторожа, но второй придержал его за плечо.

Этот второй казался поумней и оценивающе смотрел на Соловьева, который своим присутствием менял расстановку сил. Одно дело со стариком воевать, и совсем другое – с молодым и ловким противником. А в том, что Соловьев был ловок и силен, он не сомневался. Уверенный и спокойный вид рослого медбрата говорил о многом.

- Как записаться на прием к директору? – предельно вежливо осведомился второй пришелец, продолжая сверлить Соловьёва взглядом.

- Не к нему, а к ней! – грозно поправил Михалыч. – Без записи принимает, но сегодня уехала она, не будет уже. Завтра приходите и разбирайтесь.

- Завтра воскресенье, Безруцкой не будет, - сказал Вик. – В понедельник.

- Это беспредел! – скорей по привычке уже, чем от искреннего негодования возмутился первый, тоже кося раскосым глазом на Вика. – По какому праву нам не дают встретиться с любимым дедушкой?

- Так с дедушкой или с дядей? – насмешливо прищурился Соловьев.

- Он наш двоюродный дед, а мы, значит, внучатые племянники! – вывернулся азиат. – И вообще, воскресенье – семейный день, а Иван Петрович Загоскин – не заключённый в тюряге, так что не вам решать, кого пускать к нему, а кого нет!

- Еще как мне! – разозлился пуще прежнего Михалыч и снова взмахнул лопатой, которой ворошил сугроб у ворот, раскидывая его по проезжей части, чтоб таял быстрее. – Уходите отсюда подобру-поздорову!

Милка оглянулась на Загоскина, так и сидевшего неподвижно в кресле. Конечно, узнать укутанного по самые глаза старика на таком расстоянии было сложно, но ведь и Загоскин подтвердил, что парни ему незнакомы.

Гости никак не реагировали на присутствие «родственника», не делали попыток воззвать к нему. Выходило, что и впрямь дело нечисто.

- А справка у вас об отсутствии контакта с зараженными имеется? – звонко спросила Мила, решив внести посильную лепту.

Все дружно воззрились на нее. Соловьёв посмотрел одобрительно и весело, Михалыч – явно обрадованно, что ему пришли на подмогу с такой интересной идеей, парни – беспокойно.

- Э, какая еще справка?

- В республике сезонная эпидемия гриппа, - соврала Милка, интуитивно чувствуя, что от этих двух лучше поскорей избавиться, - без справки от терапевта, что в вашем окружении нет больных, никого не пускаем. Вам это и наш директор Дарья Ивановна подтвердит. Так что отправляйтесь в поликлинику и запаситесь документом с подписями и печатями. Без справки никто с вами и разговаривать не станет, только время потеряете.

До парней окончательно дошло, что их не пропустят, они уже и рады были уйти, и справка явилась соломинкой, позволившей уцепиться и разойтись без потери лица. Ворча себе под нос, визитеры удалились.

Михалыч запер калитку и повернулся к Милке и Вику:

- Спасибо! Уж чаял, на таран пойдут.

- Они первый раз пришли к Загоскину? – осведомился Соловьев.

- Да никогда и никто не приходил к нему! Все знают, что из всей родни у него сын, да и тот в Вашингтоне. А тут такой лалай-балай! И ведь прут как танки! Кто такие?

- Больше им не открывайте, только в присутствии Дарьи Ивановны.

- Не открою, - кивнул Михалыч. – А вы-то как? Смотрю, Иван Петрович гулять собрался. Может, отпереть?

Соловьев покачал головой:

- В другой раз. Сегодня мы по дорожкам вокруг дома поездим.

- Ну и правильно. Что-то не слышал я, как машина от ворот отъезжала. Небось караулят. Надо Дарье Ивановне позвонить, доложиться.

- Мы доложим, - заверил Соловьев и подмигнул Милке: - В понедельник, не так ли? Зачем Пасху человеку портить.

Милка нерешительно кивнула в ответ. Вик снова брал ее в сообщницы, разве что палец к губам не прикладывал, но и без того было понятно, что ни о чем докладывать директрисе он не собирался.

«Уж не с этими ли подозрительными личностями связано его появление в пансионате? - подумала она внезапно. – Ждал и вот дождался. Охраняет Загоскина? Но от кого – от паучьих лап мадагаскарских злых духов?»

Милка с тоской глядела в спину удаляющемуся Соловьеву. Она знала, что он ни в чем не признается, спрашивать бесполезно.

Загоскин гулять передумал. Когда Вик вернулся, он потребовал поворачивать к подъезду.

- Ходят тут всякие, паскуды, видеть не желаю! – бормотал он сердито и тряс головой так, что с него едва не слетела зимняя шапка. – В палату меня вези! Устал, спать хочу!

Вик поправил на старике одежду, шапку и повез его к черному выходу, где не было ни ступеней, ни крутого пандуса, на котором лысые колеса коляски вечно скользили, норовя опрокинуть седока.

Милка торопливо развесила белье, а потом поднялась на третий этаж посмотреть, стоит ли у пансионата та грязная машина. С ее наблюдательного пункта была хороша видна дорога.

Машина, конечно, давно уехала, но на душе у Милы все равно разлилась свинцовая тяжесть.

3.4

3.4.

Под влиянием удушающей тайны и смутных ощущений чего-то непоправимого, Милка наконец-то взялась за книгу старого профессора. В репликах старика о злых духах, охотящихся за секретами, наверняка было зашифровано больше здравого смысла, чем ей изначально представлялось.

«Это последний экземпляр на свете, больше нигде не найдешь, все исчезло!», - вспомнила она его слова, устраиваясь вечером на кровати, и поежилась, хотя в комнате было тепло – котел в подвале работал на совесть.

Небольшая настольная лампа роняла теплое пятно света на тумбочку, часть подушки и руки, держащие книгу, но за пределами этого круга сгустились тени. Милка с тревогой всмотрелась в угол, где стояла вешалка-подставка для верхней одежды, там ей помстилось недоброе шевеление, но тотчас и рассмеялась – нарочито громко, самоуспокаивающе.

- Ну ты и трусиха! – произнесла она вслух, подтрунивая над собой. – Еще сбегай и позови Соловья-разбойника, будет хороший повод увидеться лишний раз, он как раз сегодня ночью дежурит.

Мила знала его расписание, график запомнился сам собой, хотя спроси ее, какие дни поставили в этом месяце Гале Темниковой, она бы не сразу ответила.

Конечно, никуда она не побежала, а, запретив себе приглядываться к сумеречным углам, вновь обратилась к книге. Переплет ее был добротным, без вычурных картинок на обложке, не было иллюстраций и внутри, если не считать подробную карту Мадагаскара.

- «Встреча с вечностью на двенадцати холмах Имерины», - произнесла она шепотом и провела пальчиком по буковкам на титульном листе.

Имерина представляла собой гористую область в центральной части острова, которую Дмитрий очень хотел посетить, но у них не получилось. Милка вспомнила, что точно так же назывался и народ, проживающий в регионе, расположенном вокруг столицы Антананариву.

Считалось, что предки мальгашей – мерина – первыми добрались до Мадагаскара из Полинезии, и случилось это примерно в 10-ом веке. По-французски их древнее государство называлось Эмирна. Двенадцать ее холмов, а по сути невысоких гор, скалистых и покрытых у подножия растительностью, имели историческую и сакральную ценность. Говорили, что где-то там, в тщательно охраняемых потайных пещерах, находятся гробницы первых правителей, в которых хранятся божественные сокровища предков.

Дмитрий потратил три дня в попытках найти гида к пещерам Имерины, но все ему отказали, заявляя, что для иностранцев дорога туда закрыта. В том числе и для очень богатых иностранцев, готовых сорить деньгами. Дима сердился, но ничего поделать не мог. У мальгашей многое решалось с помощью взятки (и в местных ариари, и особенно в европейской валюте), но не в этом случае. «Танин-доло», - твердили они как заведенные, что означало дословно «земля духов». К духам, к которым присоединялись и души умерших предков, островитяне относились со всей серьезностью.