- Сам-то чего не бежишь? – подначил Грач. – Езжай с остальной наукой, там безопасней.

- Не хочу, - ответил Геннадий и больше ничего не прибавил, хотя Володя ждал внятных пояснений, отчего весьма осторожный в быту историк решил составить компанию «глазам урагана».

Фронду Белоконева поддержал и Мухин. Ничего иного, впрочем, от парня и не ждали. Любовь Кирилла к риску была известна, он не ведал страха и бравировал этим.

А вот Вик, если приходилось, рисковал мучительно и неохотно. Поступать импульсивно ему мешал негативный опыт, приобретенный на заре молодости. Все неприятности происходили с ним от того, что он действовал не подумав. А однажды его эмоциональность едва не стоила ему жизни, и с тех пор Соловьев предпочитал семь раз отмерить.

Мухин не был совсем уж безмозглым, чаще всего он просчитывал варианты и выбирал наименее опасный из всех опасных, но молодецкая дурь так и лезла из него, грозя привести на грань и за грань. Вик не собирался читать ему нотации (бесполезно), но дал зарок присматривать за младшим членом команды чуть более внимательно, чем за остальными.

В целом Вик был не против большой компании. Как бы ни храбрились Володя и Мила, отчужденность их больно задевала. Вопреки сомнениям некоторых «умников», Соловьев считал, что психологическое равновесие куда весомее медикаментозных способов поддержки. Он так и заявил Вещему Лису: доверие – лучшее, что мы можем им сейчас предложить. К счастью, Лис особо не возражал.

В автобусе Соловьев сидел рядом с Милой, ощущая ее бедром и плечом. Когда автобус мотало на неровностях, она приваливалась к нему, вскидывая глаза и улыбаясь, и он старался ее поддержать, обнимая.

Они не скрывали близкие отношения, но друзья деликатно отводили глаза, когда они вдруг начинали вести себя совсем уж как молодожены. Даже остроглазый Кир перестал ухмыляться при виде заботы, которой они окружали друг друга. И все же Вик иной раз чувствовал себя неловко. Это было странное чувство мужчины, привыкшего к одиночеству, сросшегося с ним и находившего в нем множество плюсов. Но когда в его жизни вдруг появилась женщина… ворвалась в нее и сделалась до невозможности желанной, он не посмел от нее убежать, хотя и страшился изменений, которых она была способна привнести.

Нет, он ни о чем не жалел! Но был смущен свалившемся на голову головокружительным счастьем и слегка растерян. Он знал, что нужен Миле и что она уже не мыслит себя без него. Она тоже сделалась ему необходима, Вик мог спокойно себе в этом признаться, однако все это было так непривычно. Необыкновенно. Волнующе. Ответственность его не пугала, но прежде он никогда не ждал ничего в ответ. И от того, что Мила так непринужденно и искренне беспокоилась о нем, в его груди расплывался щекочущий жар. Вик боялся к нему привыкнуть и, лишившись однажды, впасть в беспросветное отчаяние.

Любовь в нем разгоралась медленно, но уже пьянила, внушая, что он способен свернуть горы. Остатками рассудка Соловьев понимал, что сладкое умопомрачение граничит с неосторожностью. Слепое безумство влюбленного способно и помочь ему, вдохновив на реальный подвиг, но и погубить. Как врач, Вик поставил себе диагноз: «расстройство привычек и влечений неуточненное», шифр F 63.9 – именно под таким номером любовь была внесена в реестр заболеваний Всемирной организацией здравоохранения. Это было одновременно и смешно, и трогательно, и тревожно.

- Амбухиманга! - провозгласил водитель. – Дальше не поеду. Дальше, кто хочет в гостевой дом, идет пешком.

- А кто не хочет? – живо полюбопытствовал Кир.

- Транспорт остается здесь, - пояснил охранник, распахивая вручную дверь. – Мальгаши считают территорию за оградой священной и машины туда не пропускают. Чтобы не ссориться с колдунами, мы поставим палатки по внешнюю сторону периметра, у дороги. Если есть нестерпимое желание попробовать походной жизни, милости просим. Но надо сообщить об этом майору Гогадзе, он в первой машине.

- Имей в виду, у них в палатке с розетками напряженка, - сказал Грач Мухину, - где будешь свои компьютеры заряжать? Или ты к Чебышевой Лиле мечтаешь поближе подобраться? Тогда так бы и сказал!

- Не надоело еще одно и то же мусолить? – с вызовом поинтересовался Кир.

- Идем с нами в деревню, Кирюша, - примирительно предложил Белоконев, - поглядишь на быт туземцев. А походной жизни мы еще наедимся.

- А нам разрешат посмотреть на святилище? – спросила Мила. – У нас будет время?

- Завтра мы обязательно туда прогуляемся, - ответил Вик. – Патрисия собирается расспрашивать жрецов, а мы с тобой составим ей компанию.

Он вышел из автобуса и помог ей спуститься по расшатанным ступеням. Вдвоем они отступили на обочину и осмотрелись.

Внизу, окрашенная в красновато-лиловые сумеречные краски, расстилалась плоская долина с узкой полосой шоссе, похожей на русло реки. Дорога была пустынна, и вокруг, куда бы ни падал взгляд, не вспыхивало ни единого огонька. Если б не тусклая иллюминация в Крепости Королей, прячущейся за густой зарослью экзотических деревьев, можно было подумать, что на много километров нет никого – только их отряд, рассыпавшийся между машин.

От широкого уступа, на котором они остановились, в деревню вела едва различимая в наползающих сумерках тропинка. Она круто уходила вверх и терялась в густой тени. Было прохладно, и в прозрачном воздухе, наполненном резкими незнакомыми ароматами, звенели комары – знакомый звук, одинаковый во всех уголках планеты.

- Обратили внимание, что здесь сухо? – спросил Соловьева охранник и даже притопнул, проверяя почву на прочность. – Как будто и не было затяжных дождей.

- Горы, - пожал плечами Вик. – У них своя погодная кухня.

Мила смотрела на темные стены старинной Крепости, четко очерченные на фоне оранжевого неба, и взор ее полнился нетерпеливым ожиданием. А вот у Соловьева рождались совсем другие чувства, наисильнейшим из которых была тревога. Он пока не мог определить с точностью, чем вызвано нехорошее предчувствие, но подобрался и осторожно огляделся, стараясь засечь настороживший его подсознание источник опасности.

Метрах в пятнадцати от него стоял Иван Демидов-Ланской и держал за руку маленькую девочку со смешными куцыми косичками. Это была Адель, за свободу которой Пат сражалась до последнего, как львица.

Никто, и Вик в том числе, не ожидал, что материнский инстинкт проснется в ней и запылает, сжигая прежние привычки. Эта новая, демонстрирующая любовь к дочери Патрисия нравилась ему куда больше прежней. То, что она так внезапно утратила самоконтроль и почти превратилась в наседку, не смеющую далеко отпустить от себя ненаглядное чадо, совершенно не вязалось с прежним образом хладнокровной стервы, но, тем не менее, было правдой. Пат сделалась мягче и человечнее и, полностью отказавшись от нянек, предпочла отныне следить за дочкой сама. Последнее у нее пока получалось плохо – с непривычки и из-за чудовищной занятости, – поэтому с девочкой иной раз приходилось оставаться кому-то из сотрудников «Ямана». Сейчас Пат тоже куда-то отошла, поручив Адель Демидову-Ланскому. Лучше телохранителя было бы сложно представить.

Адель обернулась, и ее взгляд – пронзительный, оценивающий и совершенно недетский, чем-то напоминающий материнский, но при этом гораздо злее и беспощаднее, – ожег Виктора. И он с предельной ясностью понял, что опасность как-то связанна с Адель. Или с тем, что таится на дне ее глаз. С тем, кто смотрит на него в эту секунду посредством этих глаз. Смотрит гипнотически и властно.

Вик отпустил Милкину руку и зашагал в ту сторону.

- Ты куда? – крикнула Мила.

- Подожди меня немного, - бросил он на ходу. – Я сейчас.

Адель спокойно наблюдала за тем, как он приближался. Ее взгляд изменился: он внезапно потух и из него ушла жадная злоба, но это уже ничего не меняло. Вик увидел все, что нужно.

- Иван, где Патрисия? – спросил Вик, останавливаясь в шаге от ее заместителя.

- Говорит с Гогадзе и Рикемафано об устройстве стоянки. Там какие-то внезапные сложности.