Кое-как объяснившись с портье на ломанном французском, Володя наконец-то стал обладателем россыпи монет и позвонил жене. Закончив разговор очень быстро (аппарат поглощал монеты с прожорливостью голодного пса), он повесил трубку и столкнулся нос к носу с Милой.

- Ты тоже позвонить? – спросил он, переводя взгляд с девушки на стоявшего за ее спиной Соловьева.

- Нет, просто подошла спросить о твоем самочувствии.

- Полный порядок. А ты?

- Есть некоторая слабость, но в целом гораздо лучше, чем я надеялась. Вот, решила подышать свежим воздухом под крышей галереи. Хочешь с нами?

- Почему бы и нет? – Грач снова взглянул на Вика. – Если не помешаю.

- Конечно, не помешаешь, - ответил Соловьев.

То, что Мила назвала «галереей», больше походило на открытую веранду. Вдоль стен в ряд стояли плетеные кресла, перемежающиеся низкими столиками и кадками с экзотическими растениями. Друзья расселись, но было промозгло, и Вик сходил за пледами. Он появился в сопровождении служащего, тащившего не только пледы, но и корзину с кофе и еще теплыми мофогаси – лепешками из рисовой муки, запечёнными на углях.

- После наркоза объедаться не рекомендуется, - сказал Вик, - поэтому обильный ужин в столовой лучше пропустить. Но если есть желание перекусить, то эти хлебцы не острые. Самое то.

- Спасибо, - поблагодарила Мила, - я, наверное, выпью кофе.

- Скоро ли выглянет солнце? – спросил Грач у работника отеля, принимая от него плед.

- Сегодня точно нет, - ответил мальгаш, - и завтра нет. Это все умбиаси виноваты!

Грач растерянно повернулся к Вику:

- Я не понял, кто виноват?

- Он сказал «колдуны», - пояснил Соловьев и задал уточняющий вопрос: - Что вы имели в виду, Эжен?

- Колдуны бурю вызвали, - уверенно произнес служащий. – В сезон не выпало ни капли. Поля потрескались, скот отощал от голода, потому что трава перестала расти. Но умбиаси запросили немыслимую цену: десять зебу!(*) (Сноска: подвид дикого быка, на Мадагаскаре одомашнен и считается символом острова, его голова изображена на гербе)

- Зебу – это местные коровы, - тихо пояснила Мила и перевела для плохо владевшего языком Грача дальнейшую эмоциональную тираду: - Жертвенных зебу приносят в дар духам. Но в этот раз колдуны из нескольких деревень собрались на совет и сказали, что люди слишком много нагрешили. Во всем мире так: климат меняется, характер людей портится. Не обошла беда и Мадагаскар. Чтобы умилостивить духов, потребовалась очень большая жертва. Однако десять зебу – это слишком. Зебу для крестьян кормильцы, на них пашут и впрягают в повозки. Лишиться десятерых для района – означает положить зубы на полку. Поэтому люди не сразу согласились. Ждали три недели, но дождь так и не пошел. Тогда стали собирать животных, ездили по окрестностям. Староста пожертвовал двух зебу. Глава района – три. Наскребли наконец, и умбиаси провели обряд. Уже на следующий день грянула мощная буря, и вот уже месяц дожди все льют и льют. Солнце выглядывает на несколько часов и снова скрывается. Засуха сменилась потопом. И все потому, что умбиаси ошиблись. Десять жертвенных зебу – это чересчур!

- Ничего себе, – пробормотал Грач. – А Кир любит повторять, что современное общество повсеместно готово отвергнуть древние заблуждения. Просвещение и технологии рулят.

- Не здесь, - сказала Мила. – Прилетев на Мадагаскар, мы попали в прошлое.

18.2

18.2/8.2/1.2

На Мадагаскаре, особенно в глубинке, время и впрямь замерло давным-давно. На часах там был даже не девятнадцатый век, а мрачное средневековье.

Несмотря на технический прогресс, представленный в немногочисленных городах мобильной связью (которая, к слову, работала очень плохо) и различного рода техникой в виде вендинговых автоматов в гостиницах или кофеварок, уровень жизни тут оставался на низком уровне. Богатые семьи предпочитали стиральной машинке дешевый труд прачки, приходящей из деревни. Велорикш на улицах было куда больше автомобилей, слишком дорогих в эксплуатации из-за дефицита грамотных механиков и малого числа заправок. А уж если кто и покупал машину, то это был огромный внедорожник, способный преодолеть любые лужи и кочки. На него порой сбрасывались всей деревней и ездили по очереди.

Освоение острова продолжало идти крайне медленно из-за тотального упадка дорожной сети. Автомобильные дороги, соединяющие крупные города, представляли из себя разбитое полотно, а кое-где асфальта отродясь не было. Железная дорога, построенная при французах, не только не прирастала новыми ветками, но и те направления, что были нанесены на карты, в реальности не работали. В бывших вокзалах в лучшем случае открывали кафе для туристов, а в худшем их приспосабливали под жилье, и под дырявыми сводами ютилось несколько семей вместе с домашним скотом. Французские купейные вагоны ржавели под открытым небом, а рельсы зарастали колючим кустарником, на котором женщины приспособились сушить белье.

Туризм, возможно, помог бы возрождению страны, но как отрасль он все еще находился в зачаточном состоянии. Немногочисленные группы иностранцев водили всего по нескольким достопримечательностям, ограничиваясь столицей, минеральными курортами Анцерабе, национальным парком баобабов и северо-западными пляжами Нуси-Бе. Все остальное для европейцев представляло сплошное белое пятно, и лишь немногие рисковали направиться в отдаленные районы по самостоятельно разработанному маршруту.

При подобном подходе не удивляло, что на Мадагаскаре оставалось невероятное количество мест, где никогда не ступала нога белого человека. Бог весть какие загадки и тайны поджидали исследователей в труднодоступных ущельях и лесах, населенных племенами, до сих пор встречающими непрошенных визитеров угрожающе нацеленными самодельными копьями.

В один из таких затерянных районов стремилась попасть и группа Патрисии.

В ожидании, когда погода наладится и пропустит караван из машин, снаряженных для долгого путешествия, люди коротали время в отеле, ведя оживленные дискуссии на животрепещущие темы.

На сей раз в холле собралась группа историков и лингвоисториков, к которым примкнул Кирилл Мухин, ходивший хвостиком за Белоконевым. Были здесь и Иван Петрович Загоскин с сыном. Сын его больше молчал, окидывая сборище скучающим взглядом, а вот сам профессор принимал в дискуссии непосредственное участие.

Предметом всеобщего интереса была резная шкатулка и фотоснимки хранившегося в ней кинжала. Спор вертелся вокруг таинственных символов, украшавших артефакты, и самих артефактов.

- Шкатулку изготовили в Ост-Индии, - утверждал Загоскин. – Это крокодиловое дерево, ее древесина по цвету напоминает слоновую кость. На Бали, Суматре и Яве широко распространено искусство резьбы по дереву, и стиль, в котором выполнены картины на стенках, как раз ему соответствует. Раньше шкатулка была иной, темной по цвету, но резьба осталась той же самой, индонезийской. Понятия не имею, когда и с кем она попала на Мадагаскар, но ваш человек, Виктор Соловьев, уверен, что в руках умбиаси Расамюэля она оказалась неспроста. Пожалуй, я с ним соглашусь.

- В вашей статье шкатулка на фото была светлого оттенка, - напомнил Белоконев. – Прежних фотографий не сохранилось?

- Я их не делал. Я сначала вообще не планировал выставлять шкатулку и нож на всеобщее обозрение, но потом возникло желание расшифровать надписи. Я опубликовал статью в надежде, что найдется какой-нибудь знаток или энтузиаст, и он мне подскажет. После происшествия на Яве внешний вид шкатулки изменился, и это поразило меня. Мне потребовались объяснения.

- И как, нашлись знатоки?

- Нашлись, - усмехнулся старик, - да только не те, на которых я рассчитывал. Ко мне заявились некие хранители и настоятельно просили не разглашать тайну предметов. Мне пришлось внять уговорам. Но в обмен я выторговал возможность поработать в секретных книгохранилищах в Непале, Пакистане и Индии.

- И что вам удалось выяснить? – спросил Семенченко, рассматривая вырезанную на крышке круговую мандалу (*), которая называлась «Символом перехода». – Поделитесь с нами наконец, а то все скрытничаете.