Однажды Москалеву прислали записку с требованием немедленно явиться к де Трейси на аудиенцию, прихватив пурбу. В письме указывался маршрут, которого Дмитрий должен был придерживаться неукоснительно. В пути также требовалось зайти в определенный магазин и купить там пачку чипсов – «для контроля».

- Что за фокусы? – поинтересовался Москалев у двух дюжих посланцев, что привезли записку.

Те лишь пожали плечами.

Москалев тоже пожал плечами и решил все сделать в точности – предупреждали же его о проверке смирения. Он сел в «Мерседес» (дюжие молодцы пристроились ему в хвост на черном «Лендкраузере») и ввел в навигатор все точки по маршруту, включая магазин.

Гостиница, где ждал его де Трейси, оказалась на окраине и была явно из дешевых, но Дмитрий уже ничему не удивлялся. Выполнив программу, он поднялся на пятый этаж на раздолбанном лифте, заставшем еще «золотые застойные времена», и нашел нужный номер.

Француз стоял у окна, созерцая неприветливый дождливый парк и пузырящуюся от хлестких струй полоску пруда.

- Ваши чипсы! – Дмитрий швырнул на низкий столик купленный пакет.

- Спасибо. Присаживайтесь, - сказал де Трейси, отходя от окна. - Чай, кофе или чего-нибудь покрепче?

- Коньяку с лимоном, - высказал пожелание Москалев, плюхаясь в протертое кресло и вытягивая длинные ноги.

Он был уверен, что такой роскоши в задрипанной гостинице не сыщешь. Однако де Трейси улыбнулся и махнул рукой кому-то, материализовавшемуся за спиной у Москалева:

- Коньяку и латте для меня!

Буквально через секунду все это уже стояло на столике перед ними.

- Угощайтесь, хотя вы за рулем... это немного неосмотрительно, не находите?

- Не нахожу, ни одна собака не остановит кортеж с охраной.

Француз усмехнулся и взял свой кофе за блюдечко, неторопливо поднося дымящуюся ароматным паром чашечку к губам.

- Сегодня вас ждет экзамен, - изрек он погодя, - последнее испытание, после которого оруженосец становится полноценным рыцарем и получает все преимущества, которое дает членство в наднациональном Клубе.

- Прекрасно, но почему мы встречаемся в этой дыре?

- Конспирация. Вы пейте, пейте ваш коньяк. Экзамену он как раз не помешает. При условии, что вы не потребуете добавки.

Под внимательным взглядом француза Москалев взял стакан, поболтал налитой в него темно-янтарной жидкостью и сделал глоток. Де Трейси одобрительно кивнул.

- Мне понадобится храбрость? – небрежно осведомился Дмитрий.

- И храбрость тоже. Я расскажу вам занятную историю, Дмитрий Сергеевич. В Москве есть одна нужная нашему обществу вещица, и мы рассчитываем, что вы немножко нам поможете в ее поисках.

- Еще одна вещица? Отлично. Что вы ждете от меня?

- Вы не хотите услышать сначала, что именно нам нужно?

- Говорите, – кивнул Москалев, вновь отпивая коньяк. Он уже понял, что де Трейси заранее наметил что и как говорить, поэтому спорить с ним не имело смысла.

- Это старинный текст из коллекции Владимира Голенищева.

- Понял. Вы предлагаете мне отправиться сейчас к Голенищеву и договариваться с ним о покупке? Вещица, полагаю, ужасно дорогая.

Де Трейси расхохотался. Он поставил кофейную пару на стол, чтобы не уронить ее от конвульсивного смеха.

- Ох, простите! – француз вытер слезы и посмотрел на тихо закипающего от злости Москалева. – Ваша шутка удалась! Давно меня так не веселили.

Дмитрий влил в себя остатки коньяка и посмотрел на своего визави, играя желваками. Он ненавидел тех, кто смел выставлять его дураком (а в том, что так и есть, сомнений не возникало), только ненавидеть де Трейси было и опасно, и бесперспективно.

Француз перестал ржать и изобразил на лице серьезную мину:

- Как говорят русские, потехе отведи один час, а делу – все свое время. Приступим же к делу. Я вам поясню, чем так ценен этот папирус и почему вы не сможете его купить.

- Все можно купить, если есть деньги, - сухо сказал Москалев.

- Вы слишком горячи, поэтому ошибаетесь. Но это свойственно молодежи.

Француз нарочито вздохнул, причисляя себя самого, очевидно, к умудренным старикам. Это было бы забавно, если бы Москалев собирался повеселиться. Но он не собирался.

- Деньги, мой дорогой друг, вообще не важны, - изрек де Трейси. - Важна власть.

Дмитрий счел сентенцию чудачеством. Как это – деньги не нужны? Так могут утверждать только те, у которых их куры не клюют, а Москалеву их вечно не хватало. Не на хлеб и не на девушек, конечно, а на более крупные проекты. Приходилось брать ссуды, отдавать с процентами – это лишало его свободы маневра и вгоняло в зависимость.

- Деньги – это и есть власть, разве нет? – спросил он.

- Все с точностью до наоборот. Вы не знаете, что такое власть.

- Разве?

- То, что вам доступно, это лишь крохи с общего стола. Как бы ни были вы самодовольны, сегодня я приказал вам явиться, и вы покорно подчинились. Всегда будет кто-то отдающий приказы, которые вы будете обязаны исполнять. Почти всегда.

Дмитрий пожал плечами, скрывая, насколько неприятен ему разговор в подобном ключе:

- Диалектика. В мире нет ничего абсолютного.

- К абсолюту можно приблизиться. И, кстати, подлинник, который мы ищем, здорово поможет нам в этом.

- Подлинник из коллекции Голенищева?

– Он был создан жрецами древнего саисского храма и дает его обладателю то, чего не купишь ни за какие деньги.

- Вот как.

- Владимир Голенищев – известный русский египтолог, (*) – любезно пояснил де Трейси. – В Санкт-Петербурге на улице Моховой он хранил обширнейшую коллекцию папирусов, более пяти тысяч экземпляров. Он был прекрасным учёным, но никудышным предпринимателем. Хотя все его предки были купцами-золотопромышленниками и сколотили огромное состояние, Владимир не унаследовал их деловой хватки. Он много тратил на свои поездки, а когда акционерное общество, куда он вложился, обанкротилось, остался без средств. Чтобы спастись от разорения и расплатиться с кредиторами, он стал распродавать свою коллекцию. Значительный массив уникальных экземпляров попал в государственный музей, но единичные папирусы были проданы в частные руки. Собственно, именно благодаря последнему маневру Голенищев хоть как-то удержался на плаву. Государство приобрело коллекцию в рассрочку, но потом случилась война, переворот, революция... Ученый так и не дождался своих денег. Хорошо, что хоть ноги унес, эмигрировал во Францию, потом в Египет, где некоторое время работал в Каирском музее. А то ведь мог бы и головы лишиться, не так ли? Большевики были скоры на расправы.

(Сноска. Владимир Семёнович Голенищев (1856-1947) – выдающийся русский востоковед, египтолог, коллекционер, ученый-путешественник. Им заложены основы изучения истории, культуры, религии, языка и искусства Древнего Египта в России)

Приплыли: иностранец учил его русской истории! Таких подробностей Дмитрий не знал, запамятовал даже имя египтолога, хотя наверняка слышал прежде, и эта снисходительность де Трейси, почитавшего себя едва ли не энциклопедистом, бесила. «Погоди, вот останется последнее испытание позади, получу доступ к вашим активам и рынкам, я вам устрою!» - зло думал он, улыбаясь собеседнику губами.

- Нас интересует папирус, который Голенищев уступил частному коллекционеру в 1911 году. Разумеется, перед тем, как продать, он скопировал текст и перевел его. Голенищев знал 13 языков и прекрасно владел письменностью маду нетчер, использовавшейся в Древнем Египте на протяжении трех с половиной тысяч лет. У нас есть эта копия и перевод, и до некоторых пор мы полагали, что только они и уцелели. Но вдруг прошел слух, что имеется и оригинал, и он находится в России, в Москве. Поскольку с переводным иероглифическим текстом у нас возникли… скажем так – некоторые трудности, нам требуется сравнить копию с оригиналом.

- Что же вам помешало? Несговорчивость владельца?

- Да, очень жаль, что он оказался человеком весьма неуступчивым. В точности как вы, Дмитрий Сергеевич. Никогда не забуду, как вы обошли нашего человека на аукционе «Сотбис»!