Демидов-Ланской и сам не отказался бы обнаружить среди бесчисленного количества вариаций свою эталонную версию, однако для него все это долго оставалось абстрактными умствованиями, пусть и имеющими под собой сносную математическую базу. Он изучал артефакт отстранённо, желая, скорее, удовлетворить научное любопытство, чем кого-то осчастливить. Но Иван догадывался, что для Патрисии все выглядело иначе.
Патрисия стремилась найти мир, в котором ее муж, Павел Долгов, остался жив. Павел играл для нее роль кота Шредингера, ведь квантовый процесс – случайное событие, предсказать его невозможно, но возможно описать произошедшее с Павлом так, чтобы определить его шансы на выживание и открыть дверь туда, где эти шансы максимально велики.
Иван не брался судить, права ли она и должна ли идти на поводу личных желаний за государственный счет. Он даже ни разу не задавался вопросом, что она будет делать с «ожившим» мужем, когда рядом с ней уже находится другой мужчина? Иван просто решал для нее задачи, стараясь делать это максимально быстро и хорошо. «Черное солнце» было для него всего лишь инструментом познания мира.
(Сноски. *Образ ученого Соворотова имеет реальный прототип - советского авиаконструктора и физика-теоретика Роберта Ороса ди Бартини. Он был потомком итальянского аристократа (родился в 1897 году в семье барона), коммунистом, уехавшим из фашистской Италии в СССР, где стал известным ученым. Бартини придумал более 60 видов необычных самолётов, из которых в серийный выпуск пошёл только один. Еще он занимался космогонией, философией, знал 12 языков, писал стихи. «Чтобы догнать далеко ушедшую вперёд страну, не надо бежать ей вслед, надо бежать наперерез» - таков был его девиз. Изложенную в главе гипотезу о шести измерениях Бартини высказал задолго до возникновения Теории суперструн (кстати, в классическом варианте Теории суперструн было тоже шесть измерений).Бартини умер в ночь с 4 на 5 декабря 1974 года. Когда его тело два дня спустя было найдено на полу ванной, из крана шла вода, а на кухне горел газ. По заключению милиции, смерть была внезапной и случайной, однако Бартини именно в ту ночь написал завещание, в котором просил запаять все его бумаги по теме, над которой он работал накануне, в металлический ящик и не вскрывать его до 2197 года. Почему он назвал именно эту дату, осталось загадкой.
**В 1935 году физик Эдвин Шредингер предложил мысленный эксперимент, согласно которому кот, находящийся в коробке, может считаться живым и мертвым одновременно, пока никто не заглянул в эту коробку. С его помощью он иллюстрировал проблему так называемой «Копенгагенской интерпретации», предполагающей, что коллапс волновой функции происходит, когда частица подвергается наблюдению, измерению или каким-то иным образом взаимодействует с обычным миром. В 1957 году Хью Эверетт предположил, что господствующие представления ошибочны, и волновые функции на самом деле не коллапсируют. Тогда все вероятности продолжают существовать, и Вселенная делится всякий раз, когда гипотетический наблюдатель фиксирует результат для той или иной частицы.
Комментируя Теорию струн и гипотезу о Мультивселенной, известный популяризатор науки физик-теоретик Митио Каку писал: «Существует бесконечное число других вселенных и планет Земля, и бесконечное число копий всех нас. Если это правда, то одновременно происходят все возможные варианты развития всех жизней. В каких-то вселенных, которые называют «мультивселенной», ваша копия живет абсолютно также, но в других все может быть немного по-другому. Все, что физически возможно, происходит в другой параллельной вселенной. Это значит, что где-то Элвис Пресли жив, а Джордж Буш является баскетбольным комиссионером. Возможно, в какой-то вселенной мы вообще не существуем»)
15.4
15.4/5.4
Поначалу Ивану Демидову-Ланскому поручили работу в отделе, где занимались узкой темой двигателей на новых физических принципах. Там изучали так называемое «поле гравитационного магнита». Однако с появлением Владимира Грача, его обязанности значительно расширились.
Владимир Грач был «глазом урагана». Вокруг него постоянно бушевало неустойчивое поле квантовых флуктуаций, что порождало искажения реальности, выливающиеся в опасные техногенные катастрофы. Пат создала под него отдельный подпроект «Циклон» и попросила Демидова-Ланского возглавить его.
- Грачу нужны не только медики и биологи, - сказала она, - нужен еще и человек широких взглядов, с дипломом квантового физика, чтобы здраво оценивать все схемы и предложения, направленные на стабилизацию континуума.
Иван сначала попытался отказаться, упирая, что хоть и имеет соответствующий диплом, ему ближе работа инженера-механика.
- Я только-только стал разбираться в тонкостях проектирующегося двигателя. Появилась идея, как именно усовершенствовать механизм по управлению флуктуациями поля и тем самым уменьшить инерцию. А вы предлагаете мне все бросить и уйти с головой в метафизику?
- Это очень важно. И не только для Грача, но и для меня в первую очередь, - подчеркнула Пат, устремляя на него один из тех самых затянутых поволокой взглядов, которым Иван не смел сопротивляться. – Мы, выжившие, должны держаться вместе, потому что за нами следует наблюдать.
- Наблюдать за вами? За вами тоже, Пат?!
- Конечно. Мы все своего рода пришельцы, отразившиеся в глубине квантового зеркала. Любое зеркало искажает, и это значит, что мы можем носить в себе непроявленный источник диффузии. Грач стал первым, но второй могу стать я.
- Но я мало пониманию в нейробиологии...
- Медики уже набросились на своего пациента, как пираньи. Вы нужны Грачу, чтобы они не переусердствовали. Вы всегда будете помнить, что Володя живой человек, а не просто объект для экспериментов. Я бы поставила на «Циклон» Соловьева, но он не физик, ему не победить в бесконечной игре квантовых зеркал. К тому же, он – один из нас.
Компетенции Соловьёва и впрямь были неглубоки. Демидов-Ланской отдавал должное его выдержке и коммуникабельности, но в глубине души считал поверхностным дилетантом, нахватавшимся по верхушкам в различных областях. Персонал «Ямана», включая охрану, относился к Соловьеву с почтением, почитая едва ли не за гения, но Иван знал, насколько эта «гениальность» близка к шарлатанству, поскольку проистекала из умения пустить пыль в глаза.
Патрисия тоже это знала, потому и предпочла обратиться к нему.
Короче, Иван согласился, но работа над «Циклоном» долго не приносила ему удовлетворения. Грач оказался трудным и нервным пациентом. Демидов-Ланской склонялся к мысли, что именно посттравматический синдром и несдержанность являются истинными источниками техногенных катастроф. Это было ненаучно и необъяснимо, тем не менее, прослеживалась корреляция между вспышками ярости экс-солдата и очагами диффузий.
Приходилось признать, что Грач неуклонно превращался в человека, способного убивать не то что взглядом, но с помощью отдельной эмоции. Обещание создать «живое оружие», данное Патрисией высокопоставленным чинам, переставало звучать как «голимые враки», сказанные для пущего эффекта ради пополнения бюджета.
- «Глаз урагана» требует драматического переосмысления природы реальности, к которому мы пока еще не готовы, - докладывал Демидов-Ланской Патрисии спустя несколько месяцев бесплодных усилий обуздать феномен. – Можем лишь сказать, что Грач не имеет собственного индивидуального будущего в рамках устоявшегося континуума. Его взаимоотношения с миром – это чреда подстроек и привязок с его стороны, и локальной трансформации и замещения со стороны нашей реальности. И поскольку силы противоборствующих сторон не равны, у человека нет шансов уцелеть в грядущей мясорубке.
- Ваши предложения? – спросила Пат. – Есть понимание, в каком направлении нам стоит двигаться, чтобы избежать этой, как вы выразились, «мясорубки»?
- Я не знаю, что следует предпринять, - признался Иван. – Это лежит за пределами современной науки. Возможно, выход найдется в некоем усреднении. Если бы было возможно объединить под оболочкой индивида все его существующие версии… наверное, это бы снизило напряженность. Но подобных технологий не существует.
