Женевьева Рэнд проснулась и поняла, что в ее постели находится мужчина. Через мгновение она вспомнила, кто это, и чуть не засмеялась вслух, потому что это было совсем не обычно. Начать с того, что она как мать одиннадцатилетнего сына имела для этого не очень много возможностей, и хотя у Женевьевы было – по крайней мере с ее точки зрения – нечто большее, чем просто сексуальная энергия, она была так же очень разборчива в выборе партнера для постели.

Арнольд Ренн выглядел лучше в темноте. В это утро его рот был открыт и он тихо похрапывал. Женевьева попыталась сесть, и в ее голове тяжело застучало. Снова необычная ситуация. Постепенно она вспомнила. Приезд Тони. Черт. Я почти получила его. Это было так близко. И опять эта проклятая гордость, его и моя, которая всегда встает у нас на пути в то время, когда мы оба, казалось, хотели просто прыгнуть в постель, и представить, что мы в стареньком «Шевроле»-фургоне застряли в метель в Миннесоте и решили, что лучше быть вместе под двумя одеялами, чтобы не замерзнуть, и никто из нас не знает ничего о том, как это делается, но как бы то ни было нам чертовски хорошо удалось с этим справиться, спасибо, и…

Давным-давно.

Но мы были не в Миннесоте, и не были учениками двенадцатого класса, и вчера все было не случайно. Вчера могло произойти самое продуманное соблазнение в истории. Если бы оно удалось. А я почти получила его. Если бы я только держала закрытым свой проклятый рот! Какой идиот сказал, что честность лучшая политика? Однако…

Однако было ли бы хорошо получить Тони в постель и быстро переспать? Может быть, то, что случилось – к лучшему? Я не получила его, но хотела ли я, чтобы он полчаса ждал, пока Зак придет домой…

Арнольд появился утром после той ночи, когда был зачат Зак. Если бы не Арнольд Ренн и его проклятый ключ от квартиры, у Зака был бы отец. Арнольд пришел мириться, когда Тони ушел. А он никогда ничего не требовал, и вчера вечером он тоже пришел мириться. Я желанная женщина. Да, черт побери! Я это знаю. А Тони никогда не позволял мне так думать. Он не сказал мне, что я старая ведьма-интриганка, а мог бы.

Тони ушел, а Зака пригласили в поездку за город на всю ночь на поиски сокровищ. Бутылка «Бурбона» была уже наполовину пустая, когда заехал Арнольд, первый раз в этом году, и даже в этот раз он не мог рассказать ничего кроме того, что видел ту телевизионную передачу с участием Тони, и что он выглядел чертовски самодовольным.

Она сказала шепотом:

– Придворный волшебник, уж конечно! – Затем встала и пошла в кухню. Ее мысли бежали. Придворный волшебник, а кто тогда я? И кто Зак? И если я теперь безразлична Тони (не безразлична, нет, черт побери, я это чувствую, я знаю) , он обязательно должен чувствовать что-то по отношению к Заку.

Девять утра. Зак не придет домой до полудня, поэтому есть время. Будь она проклята, если позволит Заку обнаружить профессора Арнольда Ренна в их квартире. Или кого бы то ни было в этом смысле, но особенно Ренна. Зак наверняка достанет свое духовое ружье, которое Тони подарил ему в последний день рождения, если решит, что может выстрелить в доктора Ренна. Зак почти боготворил своего отца, и я никогда не пыталась это изменить, не так как у большинства разведенных пар, в которых начинается соперничество из-за детской привязанности, я хотела, чтобы Зак любил своего отца, но Тони никогда об этом не думал и никогда не подумает.

Она начала завтракать, и запах яиц по-бендиктински притянул к столу небритого, с заспанными глазами Арнольда. Он был в старом халате, который привез лет двенадцать назад, и который она так и не собралась выбросить даже после того, как Арнольд женился. Она никогда не видела его таким непривлекательным, однако Женевьева не сопротивлялась, когда он ее поцеловал. Он был мягкий, не пылкий, поэтому она не сопротивлялась, хотя стоило бы устроить схватку и выгнать его навсегда из своей жизни, вот только…

Только что? – думала она, сидя за столом напротив него. – Что он может дать мне почувствовать, что я желанна? Есть другие мужчины, которые могут это сделать, зачем держаться за этого? Он настойчивый, я бы сказала так…

– Арнольд, почему ты зашел ко мне вчера? – спросила она.

Он посмотрел удивленно.

– Я долго тебя не видел, и я скучал по тебе. Почему ты спросила? – Его удивленный взгляд казался достаточно естественным.

– Ох, я не знаю. Вчера заходил Тони.

– Правда, вчера? Увидеть Зака?

– К несчастью.

Ренн огорченно смотрел на нее.

– Женевьева, я никогда не понимал твою инфантильную влюбленность в этого человека. Ты стоишь сотни таких.

Она усмехнулась.

– Ты ясно дал понять, что считаешь его отрицательной величиной. Что означает сто с минусом?

Он засмеялся вместе с ней.

– Ты знаешь, что я имел в виду. – На мгновение он замолчал. – Женевьева…

Он попытался однажды назвать ее «Джин», но это звучало так, как ее звал Тони, и она не могла с этим смириться.

– Женевьева, ради бога, если ты так чувствуешь, почему ты не примешь его обратно?

– Принять обратно! – Она засмеялась, почувствовала приближение истерики и с трудом подавила смех, и поэтому ее голос был спокойный, когда она сказала: – Что, и жить с ним в термитнике?

– Если потребуется.

– Я думала, вы, «фроматы», ненавидите его.

– Я не член ФРОМАТЕС. Однако да, я неодобрительно отношусь к Тодос-Сантосу по множеству причин, повторение которых, я уверен, ты устала слушать. Я думал о тебе. И о твоем сыне. Я всегда любил вас обоих…

Наверное, да, подумала она. По крайней мере в достаточной степени, чтобы просить меня выйти за него. Несколько раз, если быть точной.

И она всегда думала… неужели Ренн считает Зака своим сыном? Он мог им быть. Она спала с Ренном в ночь перед той, когда был зачат Зак. И снова, после того как Тони ушел. Анализы крови прояснили это, но Арнольд о них не знал. Может быть, он до сих пор так считает?

– Ты собираешься снова встретиться с ним? – спросил Ренн.