– Но это совершенная чушь! – взорвалась Алисон. – Никогда не замечала, что ты симпатизируешь европейцам.

Джафар устало улыбнулся.

– Он должен доказать это перед советом. Я не так легко отдам власть!

– Вот и хорошо.

Ее очевидное участие согрело его душу, но следующая же фраза обдала холодом.

– Ты сказал, что наше пребывание здесь дает тебе преимущество в переговорах с французами, но, наверное, мужчины племени еще больше разгневаются на тебя, если отпустишь нас?

– Да, это повлияло на мое решение оставить вас здесь, – уклончиво ответил Джафар. – Мне трудно было бы сохранить свое положение, если бы я освободил вас, прежде чем сумел спасти жизни многих арабских военнопленных.

Сознавая собственное лицемерие, но не желая объяснить истинные причины, по которым продолжает удерживать девушку, Джафар поднялся и направился к двери. Однако следующий вопрос Алисон заставил его оцепенеть.

– Джафар… почему ты не хотел, чтобы я узнала, кто ты? Почему не сказал мне?

Джафар резко обернулся. По выражению его лица ничего нельзя было прочитать.

– Узнай ты, кто я на самом деле, возможно, привела бы отряд своего жениха в лагерь моего племени, и тогда могло бы случиться огромное несчастье.

– А теперь ты считаешь, что я ничего не скажу ему, не предам тебя?

«А ты способна предать меня, Эхереш? » – подумал Джафар, но вслух ответил совсем другое:

– Теперь, думаю, это не имеет значения. Бурмон поклялся не искать вас, как только получил мои заверения, что тебе и Оноре не причинят зла.

Алисон опустила глаза, но Джафар успел заметить отчаяние в ее взгляде, отчаяние, рожденное сознанием, что полковник покинул ее.

– Но что ему оставалось делать? – тихо спросил Джафар, сознавая, сколько грустной иронии кроется в том, что ему приходится защищать смертельного врага. – Его солдаты потерпели поражение, а раненым была необходима помощь. Я пощадил жизнь Бурмона, хотя с полным правом мог бы прикончить его.

Только тогда Алисон подняла голову и встревоженно посмотрела на Джафара.

– Но почему ты не убил его?

Джафар поколебался.

– Из-за тебя, – ответил он наконец. – Что еще я мог сделать?

Всю следующую неделю Алисон неотвязно мучили невеселые мысли. Происхождение Джафара. Решения, принятые им и касавшиеся его и Эрве. Его вероятное низложение. Их отношения.

Джафар отказался от мести из-за нее. Не ради Эрве. Ради нее. Именно она виновна в том, что Джафар предал священный обет, и теперь на карту поставлены его судьба и будущее. И это терзало Алисон сознанием вины.

Что до их отношений… Рассказ Джафара о своем происхождении ничего не изменил между ними… или все-таки изменил в чем-то? Узнав, что он наполовину англичанин, Алисон почувствовала себя ближе к нему, смогла лучше понять его чувства и мысли. Хотя это было, конечно, совершенным абсурдом – ведь после их разговора в библиотеке Джафар относился к ней точно так же, как и раньше. На людях он по-прежнему говорил с ней по-французски, вел себя как гостеприимный хозяин и прилагал все усилия, чтобы развлечь «гостей».

Однако Алисон все-таки оставалась его пленницей. И, как раньше, ей не было места в его жизни. По правде говоря, они совсем не ровня: Джафар – хозяин и повелитель судеб многих людей, английский аристократ с голубой кровью, а у нее кровь самая обычная, красная. Кроме того, она дочь какого-то торговца, не заслуживавшая внимания герцогского внука. От нее всегда будет пахнуть лавкой!

Джафар, хотя и провел почти всю юность в Англии, но, по собственному признанию, остался белой вороной. Так же, как она никогда не сможет войти в берберское общество, принять иную религию и привыкнуть к странным для европейца обычаям.

Нет, у них не может быть единого будущего. Если хорошенько задуматься об этом, приходится лишь ругать себя за глупость. Даже в самых безумных мечтах она не могла представить, что Джафар захочет взять в жены англичанку, да еще в тот момент, когда племя вот-вот выразит ему недоверие. Его заподозрят в пособничестве врагу, лишь только он сообщит о женитьбе на ней. Да и Зохра говорила, что Джафар женится на девушке из берберского племени, и, когда Алисон осторожно упомянула об атом на кухне, Тагар только подтвердила ее предположения.

– Да, повелитель должен жениться на знатной девушке. Это его долг.

– На берберке?

– Или арабке.

– Не на англичанке?

Тагар удивленно подняла брови.

– Повелитель не женится на неверной.

– Но мать Джафара была англичанкой, не так ли? И его отец женился на ней.

Тагар философски пожала плечами.

– Такое могло быть только до войны.

Это прозвучало так категорично, что у Алисон сжалось сердце. До войны.

Конечно, война изменила все. И именно по этой причине Джафар отказался от своих английских предков. Нет, жена-иностранка ему ни к чему. Европейцы – жестокие насильники, захватчики его любимой родины. Даже если Джафар найдет в себе силы не обратить внимания на это почти непреодолимое препятствие, вряд ли она будет той женщиной, которую он выберет. Мало того, что он презирал все, связанное с культурой и воспитанием Алисон, но сможет ли Джафар смириться с ее характером? Алисон совсем не похожа на женщин Берберии и никогда не сумеет стать покорной и послушной, ни ради Джафара, ни ради кого-то другого. Слишком она независима и упряма!

Возможно, он желает ее именно сейчас, но никогда не полюбит. Джафару нужно лишь ее тело, и, если она снова отдастся ему, то скоро может надоесть.

Если Алисон отдастся. Но она не знала, сумеет ли жить здесь и станет ли его любовницей, если Джафар попросит ее об этом. Пока он ни словом не обмолвился об этом.

Уже третью неделю Алисон жила в доме Джафара. Зохру вновь попросили дать представление для гостей. Алисон с трудом выносила присутствие танцовщицы, но терпеливо высидела весь вечер, радуясь, что надела самый красивый наряд. Тагар сшила ей джеллабу из дорогого желтого бархата. Новое платье придало ей немного уверенности, которой так не хватало раньше.

Однако на следующее утро от этой уверенности не осталось и следа. Алисон гуляла по двору, пока Джафар принимал просителей. Но молодой борзой, которая повсюду следовала за ней, сегодня не было видно. Неожиданно Алисон набрела на старую сморщенную берберку, сидевшую на земле, монотонно говорившую что-то нараспев и махавшую каким-то амулетом. Алисон постаралась отойти в сторону, чтобы не мешать женщине, и, усевшись на мраморную скамью, подставила лицо теплому солнышку. Но уже через несколько мгновений появившийся неизвестно откуда Махмуд испугал ее, панически завопив:

– Уходи, lallah! Прошу тебя! Пожалуйста, ты должна немедленно уйти!

Алисон открыла глаза и недоуменно уставилась на мальчика. Он был бледен, как полотно, и, казалось, чего-то боится.

– Старуха! – выпалил он. – Она kahina! Ведьма! Она имеет власть над джиннами, злыми духами, и сглазит тебя! Ты не должна оставаться здесь!

Алисон с сомнением оглядела беспомощную старуху в лохмотьях. Конечно, она знала, что берберы крайне суеверны, но сама не верила в подобную чушь.

Ее колебания окончательно вывели Махмуда из себя. Он даже впал в неистовство настолько, что, совершенно забыв о своем зависимом положении слуги, схватил Алисон за руку и попытался тащить за собой. Но в этот момент из тени раскидистого фигового дерева выступила Зохра и, злобно сверкая глазами, бросилась на Махмуда.

– Убирайся! – высокомерно приказала она. Алисон вскочила, готовая, если понадобится, защитить мальчика, но, прежде чем успела что-то сказать, Махмуд повернулся и исчез так быстро, как позволяла хромота.

Однако он не просто покинул ее, а как оказалось, отправился за хозяином. Зохра успела лишь бросить на Алисон уничтожающий взгляд, когда из дома почти выбежал Джафар. Он шел так быстро, что едва не путался в длинных одеяниях. Даже издалека было видно, как он взбешен. Ведьма немедленно замолчала, а Зохра невольно отступила.