Литмир - Электронная Библиотека

– А… нет… боюсь, не совсем понимаю почему.

– Я не воровка! – негодующе объявила девочка. – И чем скорее обнаружат пропажу лошади, тем раньше пустятся за мной в погоню. Ну, – требовательно спросила она, пока Николас молча осмысливал услышанное, – так вы продадите его или нет?

– Сожалею, но именно этот жеребец не продается, – покачал головой Николас, довольно успешно сдерживая смех. – И, кроме того, в любом случае, думаю, родители будут крайне встревожены вашим исчезновением.

Он ожидал разочарования, но, к его удивлению, девочка, шелестя юбками, спрыгнула с ветки на низкий каменный забор у самой аллеи и выпрямилась, пристально глядя на Николаса. Совсем еще ребенок, немного странный, но привлекательный, с серыми, словно грозовое небо, глазами, слишком огромными для узкого личика с ничем не выдающимися чертами. Глазами, казавшимися гневными… вызывающими… и измученными одновременно. Николас уловил блеск слезинок в этих печальных глазах, прежде чем мятежное выражение куда-то исчезло.

– Нет у меня родителей, – сдавленно выдохнула она и, спрыгнув с забора, помчалась по ухоженному газону к ивовым зарослям. Боль этого молодого неукрощенного создания так сильно отозвалась в сердце Николаса, что он, не задумываясь, последовал за ней. Натянув поводья, он заставил жеребца перескочить через забор и понесся по газону к ивовой рощице. Девочка лежала ничком на траве около маленького искусственного озера и плакала так, словно мир рушился. Неожиданно Николас почувствовал себя виноватым. Неужели он стал причиной ее слез?

Николас спешился, уселся рядом и стал ждать, не двигаясь, не прикасаясь к ней, а просто позволяя девочке чувствовать его близость, именно так, как поступил бы с норовистой лошадью. Она не давала понять, что сознает его присутствие, однако по тому, как напряглось худенькое тело, как тряслись плечи, Николас видел, что она ощущает взгляд незнакомца. Спустя немного времени рыдания затихли настолько, что она смогла говорить.

Она не захотела отвечать на его расспросы о том, что мучает ее, и лишь твердила: «Уходите».

– Но разве джентльмены оставляют в беде юных леди?

– Я… я вовсе н-не… не в б-беде!

– Тогда почему вы наполняете озеро слезами?

Девочка не ответила, только подтянула колени к подбородку и закрыла лицо руками, пытаясь хоть как-то отделаться от назойливого незнакомца.

– Скажите, что тревожит вас?

В ответ лишь молчание.

– Я могу быть очень терпеливым, – спокойно предупредил Николас, приготовившись к долгому ожиданию. – Почему у вас нет родителей?

– Они… они умерли, – жалобно шмыгнула носом девочка.

– Мне очень жаль. Это произошло недавно?

Чуть помедлив, девочка слегка кивнула.

– И вы очень по ним тоскуете?

На этот раз кивок был более энергичным, но она по-прежнему отвечала жестами.

– Почему бы вам не рассказать обо всем? – настаивал Николас. – Мне бы хотелось узнать, что произошло. Это был несчастный случай?

Потребовалось немало времени, терпения и слов сочувствия, чтобы узнать причину ее горя: родители девочки умерли в Индии от холеры спустя несколько недель после того, как она уехала в Англию учиться в пансионе. Именно поэтому она была в трауре. Именно поэтому так горько плакала.

Николас ничего не сказал бедняжке, хотя как никто другой был способен понять ее тоску, глубокую, почти безбрежную скорбь. Скорбь и жгучую ненависть. Николас знал, что это такое – внезапно остаться сиротой, когда детство кончается мгновенно, в одно бесчеловечно жестокое, мучительное утро.

– Мне следовало тоже умереть! – вскричала она приглушенно, не отнимая ладоней от лица. – Почему Господь пощадил меня?! На их месте должна была лежать я!

Ее отчаянная мольба затронула какие-то глубоко скрытые в душе Николаса струны. Он был способен понять и ее вину за то, что она осталась жить, за то, что обманула смерть, не пощадившую родителей. Николас видел, как его отца сразила пуля, выпущенная из французской винтовки, как мать изнасиловали и убили солдаты, которые были ничем не лучше злобных, трусливых и голодных шакалов.

– Ненавижу Англию! – с неожиданной страстью воскликнула девочка. – Ненавижу всё! Здесь так холодно и одиноко…

Холодно, мокро, одиноко и все чуждое, подумал Николас. Когда десять лет назад его, еще мальчика, против воли привезли жить сюда, к родственникам матери, он тоже никак не мог согреться. Англия была так непохожа на его родину – бескрайние пустыни и седые вершины гор Северной Африки. И сейчас, когда он смотрел на вздрагивающие плечи девочки, Николасу очень хотелось утешить ее. Он достал из кармана платок с монограммой и сунул ей в руку.

– Вы привыкнете к холоду, – пообещал Николас со спокойной уверенностью. – Вы пробыли здесь всего… сколько? Два дня?

Не обращая внимания на платок, девочка громко шмыгнула носом.

– Мне больше нравится жара.

И, подняв голову, уставилась на Николаса огромными серыми блестящими глазами.

– Я все равно убегу. Они меня здесь не удержат!

Заметив мятежное выражение на лице девочки, Николас был вновь потрясен страстной натурой этого еще совсем юного создания. Нет… она вовсе не ребенок. Скорее, девушка на пороге женственности, бутон, набирающий силу и начинающий разворачивать лепестки. Да, личико ее было бледным и маленьким, показавшимся, однако, Николасу пикантным и несколько своеобразным. Ни одной правильной черты, но именно это лицо невольно приковывало взгляды. Пройдет несколько лет, и незнакомка покорит не одно мужское сердце. Густые прямые брови придавала экзотический, почти знойный вид этим измученным, тревожным глазам, хотя маленький острый подбородок свидетельствовал об упрямстве и непокорной натуре. Горе тому, кто захочет покорить ее!

Николас ощущал странное родство с ней, этой молодой англичанкой, стремившейся вернуться в Индию, страну ее детства, понимал мучительную потребность сопротивляться жестким рамкам приличии, восставать даже против тех, кто желает добра.

Он знал: он сам был таким. Опершись на руки и откинувшись назад, Николас вспоминал полудикого мальчишку, который десять лет назад появился в поместье герцога. Он дважды убегал из дома деда, пока тот не согласился на его условия: внук пробудет в Англии ровно столько, сколько нужно, чтобы получить образование и достичь совершеннолетия. Если после этого он все же решит вернуться в Берберию, герцог оплатит проезд.

Но стоила ли того эта сделка? Десять лет, целых десять лет Николас рвался на родину, пока его дед отчаянно пытался сделать из «маленького араба-дикаря» истинно английского джентльмена.

Однако превращение, увенчавшееся успехом, было чрезвычайно болезненным. Николас был полукровкой, рожденным женщиной, взятой в плен берберским вождем после того, как корабль, на котором она находилась, был захвачен берберскими пиратами. Николас не мог и не желал отказаться от воинственной арабской крови, текущей в его жилах, хотя высокорожденный герцог предпочитал игнорировать происхождение внука. Одни считали Николаса опасным мятежником, другие – язычником. И хотя его родители были мужем и женой, отец мальчика исповедовал иную веру.

Николас в совершенстве овладел тонким искусством разыгрывать аристократа, показывая усталость, скучающий вид, цинизм, лицемерие или умение обольщать. Светское общество охотно принимало его, женщины боготворили, несмотря на смешанную кровь и сомнительное с точки зрения законности происхождение. Самые благородные дамы, объявлявшие, что шокированы его появлением в их кругу, наперебой старались заполучить его в постель, горя желанием убедиться, такой ли он опасный дикарь, как они представляли в собственном, довольно невежественном воображении.

Взгляд Николаса снова упал на девочку. Он уже покончил с этой страной; ее жизнь здесь только начинается. Ей придется нести бремя унылого, одинокого существования, совсем как ему в свое время.

Он испытующе разглядывал мокрое личико. Поток обильных слез уже иссякал, но девочка все еще горевала: дрожащая нижняя губка придавала ей вид беззащитный и настолько уязвимый, что у любого, даже самого равнодушного человека заныло бы от жалости сердце. Николасу страстно захотелось утешить ее.

2
{"b":"8166","o":1}