Мгновенно были забыты все уверения в том, что он останется ее рабом на этот день. Но теперь Алисон уже не заботилась о том, кто пленник и кто господин. Голова кружилась, в груди сладко ныло, сердце тревожно стучало. Его губы не отрывались от ее рта, впиваясь в него долгими опьяняющими поцелуями. Когда Алисон окончательно потеряла голову, коснулись ее шеи, ложбинки на горле, припали к упругим полушариям грудей. Алисон, застонав, выгнула спину, ощущая, как соски, словно спелые ягоды, набухают под его ласками. Джафар обвел языком нежные бутоны, и Алисон пронизала дрожь.
Джафар начал изысканную любовную игру, дразня ее нежнейшими прикосновениями, теплым дыханием и легкими укусами. Он, казалось, был намерен свести ее с ума. Алисон в отчаянии целовала его плечи, грудь, ощущая чуть соленый вкус теплой кожи. Но на Джафара это не действовало.
– Джафар… пожалуйста… мне не вынести этого… – умоляюще выдохнула она наконец. Но Джафар был неумолим, и девушка, высвободив руки, потянула его за волосы, заставив приподнять голову.
– Джафар, пожалуйста…
Он смотрел на нее потемневшими от страсти глазами.
– Ты заставила меня хотеть тебя, – мягко вымолвил он, – и поэтому только справедливо, чтобы я отплатил тебе тем же.
– Но я и без того хочу тебя, – запротестовала Алисон.
Поверив ей, Джафар лег на спину и поднял ее на себя, не отводя взгляда от раскрасневшегося лица девушки, наблюдая, как ее глаза, в свою очередь, загораются безумным желанием. И лишь тогда насадил ее на твердое, как сталь, копье, входя все глубже в узкую тесную расселину, слыша благодарный вздох. Но, вонзившись в это податливое тело, Джафар застыл, наслаждаясь ощущением того, как сильно обхватывает его напряженное естество ее тугая плоть.
Его пленница. Он взял ее в заложницы, но теперь сам стал узником шелковых сетей желания.
– Джафар, – жалобно вскрикнула Алисон, и он послушно сделал первый толчок, медленный, долгий.
– Я угодил тебе, возлюбленная? – хрипло пробормотал он.
– Да… да…
– Поверь, у тебя есть мышцы, о которых ты даже не подозреваешь, – продолжал Джафар, еле выговаривая слова, восторгаясь ее потрясенным лицом. – Старайся сжимать их, чтобы удержать меня.
Алисон бездумно повиновалась, стискивая плоть Джафара, словно железными клещами. Он лишь застонал и закрыл глаза, однако не подумал убыстрять движения и сохранял видимое самообладание до самого последнего ослепительного мгновения. Алисон, тяжело дыша, извивалась, сливаясь с возлюбленным в экстатическом ритме, воспламененная изысканно-медленными ласками.
Весь остаток дня Джафар, казалось, задался целью свести Алисон с ума, заставляя ее трепетать от желания, показывая, как подарить ему ответное блаженство. Снова и снова бросал он ее в океан кипучего, безрассудно-пылкого, бесстыдно-алчного наслаждения.
И все это время они занимались любовными играми, сладострастными, эротическими, глупыми, и Алисон, краснея, подчинялась каждому произнесенному шепотом приказу. Снова и снова Джафар доказывал, как желает ее. Он был настоящим чувственным животным, легко возбуждался и отдавал так же щедро, как и брал. Но ни разу не произнес ни слова любви, только передавал повеления тела.
И осознание этого было единственной грустной ноткой, холодной ноткой реальности, портившей такой волшебный день.
Глава 22
Алисон ясно поняла это, когда вернулась домой и предстала перед дядей, в нетерпении дожидавшимся племянницу. Оноре лежал в постели, теребя покрывало, но, судя по выражению его лица, давно мерил бы шагами пол, если бы не рана. Красное добродушное лицо было искажено разочарованием, тревогой и печалью.
Алисон поняла: Оноре знает, что произошло между ней и Джафаром. Смущение и сожаление боролись в душе девушки. Стыд, потому что тело ее до сих пор помнило исступленные ласки, а в мозгу горело воспоминание об упоительно-медленных, сводящих с ума толчках Джафара, все глубже врывающихся в нее. И эта греховная острота ощущений наполняла ее новым желанием оказаться в его объятиях. Но как жаль, как ужасно жаль, что дядя узнал о том, что она потеряла невинность… Лишь боязнь причинить ему ненужные огорчения помешала Алисон рассказать правду о ее отношениях с Джафаром. Кроме того, Оноре посчитал бы себя обязанным защитить ее честь и вызвать Джафара на дуэль или сделать еще какую-нибудь подобную глупость и, без сомнения, мог погибнуть в неравном поединке.
Однако теперь, при виде измученного, расстроенного старика, Алисон поняла, что не сможет больше скрывать правду и, опустившись на колени, взяла его за руку. Она сама пришла к Джафару, по собственному выбору и решению и должна заставить дядю понять это.
– Он не принуждал меня, дядя, – тихо вымолвила девушка. – Я сама так захотела.
– Святой Боже! Как ты могла, Алисон? Этот человек – дикарь, варвар!
– Неправда! Он такой же цивилизованный человек, как ты и я. Джафар – сын…
Алисон резко осеклась. Она хотела рассказать об истинном происхождении Джафара, но мгновенно поняла, что не имеет на это права. Джафар сам расскажет обо всем, если захочет.
– Он получил образование в Европе, – запинаясь, закончила она.
– Какое это имеет значение? Он язычник и убийца!
– Неправда!
– Сама знаешь, что это так и есть! Он и его дикая орда уничтожили десятки французских солдат! И Эрве едва не погиб! Неужели ты уже успела забыть?
– Нет! – Алисон выдернула ладонь из дядиной руки. Угрызения совести вновь начали терзать ее. – Я ничего не забыла.
– Алисон, – беспомощно пробормотал Оноре. – Ты знаешь, что я люблю тебя, как собственное дитя. И хочу тебе лишь добра. Конечно, я с радостью посчитал бы случившееся просто очередной выходкой, но, очевидно, перенесенные испытания помутили ясность твоего разума.
Алисон отвела глаза, пытаясь избавиться от комка в горле, мешающего говорить.
– Я хочу его. Разве это так ужасно?
Оноре воздел к небу сжатые кулаки.
– Да, да и еще раз да! Какое будущее тебя ждет?!
– Я… не знаю.
Дядя печально покачал головой.
– Вы с ним слишком разные люди. И твой образ жизни совсем иной. Вы никогда не сможете быть вместе.
Алисон надолго замолчала.
– В какой ужас превратилось это наше путешествие! Лучше бы мы никогда не приезжали в эту страну убийц и разбойников.
В этом Алисон никак не могла согласиться с дядей. Не попади она в Алжир, никогда не встретила бы Джафара, единственного мужчину, которого могла любить, никогда бы не узнала, что это такое – ощущать себя настоящей женщиной. Однако следовало обратить внимание и на тревожные предупреждения дяди. Есть ли у них с Джафаром будущее?
Она не находила ответа на этот вопрос, но последующие несколько дней только об этом и думала. Алисон любила Джафара, но не была уверена, что он отвечает ей взаимностью.
Так много преград стояло между ними. Даже если Алисон согласится добровольно пожертвовать привычной жизнью – семьей, религией, светским окружением, нужна ли она Джафару, англичанка, чужачка? А если и нужна, то в каком качестве?
Вне всякого сомнения, он не сможет взять в жены иностранку, потому что порвал отношения с английскими родственниками и отрекся от титулов и наследства. Кроме того, Джафар винил европейцев в гибели родителей и разграблении страны.
Алисон понимала, что слишком самонадеянно думать, будто Джафар возьмет ее в жены. Он никогда не говорил ни о любви, ни о женитьбе. А священный долг требовал заключить союз с дочерью своего народа.
Но что означала его загадочная реплика?
Будь ты действительно моей женщиной, не хотела бы выбраться отсюда…
Неужели он хотел сказать, что у нее есть выбор?
Нет-нет, он не позволит ей самой решить, оставаться или уезжать. Джафар – самый властный человек, которого она знала. Настоящий собственник. И никогда не отдаст того, что ему принадлежит. Пока он ни разу не упомянул о ее возможном освобождении. Вчера, возле водопада, Джафар просто пошутил, говоря, что станет ее рабом на несколько часов. И как ни заманчиво было получить полную власть над ним во всех любовных играх, Алисон не забывала, что это могущество временное и дано ей лишь потому, что сам Джафар позволил это.