Сестрица обнаружилась в вольере, вместе с папашиным ухокрылом. Её обручальный наряд был изрядно помят и засыпан соломой, глаза лихорадочно блестели. Рядом с ней, по другую сторону решётки, незаметной тенью притулился Гардемир.

Повозка с ухокрылом на пологе остановилась. Князь, внимательно оглядев её крылатого ездока, произнёс совершенно серьёзно и даже торжественно:

— Господин дэль Ари, передайте вождю крылатых, что я рад приветствовать его в землях людей. Я уже ознакомлен с причинами, по которым его отряд покинул Торм, и надеюсь, что вместе нам удастся уладить возникшее недоразумение.

Маг подошёл к повозке и принялся переводить слова князя на смешное ухокрылье наречие. Инукай что-то глухо проворчал в ответ. Услышав его, остальные крылатые разом насторожились, прекратили жевать и сгрудились вокруг повозки.

— Что-то не так? — тихо спросил князь.

Мерридин мягко отшагнул назад, не поворачиваясь к крылатым гостям спиной, и объяснил:

— Да простит меня светлый князь, вождь Инукай несколько… хм… резок в речах. Он говорит, что не испытывает никакой радости от посещения страны бескрылых, и предлагает как можно скорее обменяться пленниками. Однако в этом его можно понять, на протяжении многих поколений люди Торма враждуют с крылатым народом.

Князь молча кивнул. Не дожидаясь объяснений мага, Инукай перебрался поближе ко входу в возок, запустил внутрь крыло и, зацепив когтями сеть, потянул её наружу. За пологом вскрикнули, завозились. Через миг глазам всех собравшихся на дворе предстало содержимое сети: взъерошенная, заспанная, простоволосая женщина в пыльном и грязном кубельке.

— Да, — произнёс Радогост задумчиво, — вид весьма поучительный: рождённому на земле полёты не идут впрок. Но и рождённому летать не место на земле. Теперь выпустите ухокрыла.

Ельмень открыл замок, настежь распахнул дверь вольера. Ещё несколько мгновений Зирран, не веря собственному счастью, стоял посреди своей клетки, а потом двор крепости огласился громким, пронзительным воплем. Бывший пленник расправил крылья, взмыл в небо, и следом за ним поднялась на крыло вся ухокрылья стая.

Примечания:

*Фрагмент из главного священного текста, почитаемого народами тивердинской веры "Наставления Небесного Воина", раздел "О женщинах".

Особый дар

Только трое из толпящихся на дворе людей не стали провожать взглядами ухокрылий клан. Князь Радогост вместо этого сразу обернулся к магам. Те не теряли мгновений зря. Гардемир присел на лавочку, развернул на коленях берестушку и приготовился записывать. Господин дэль Ари достал из поясного кошеля деревянные щипчики и коробочку с прозрачным плоским кристаллом. Ухватив кристалл щипцами, он посмотрел сквозь камень на девушку в обручальном наряде и произнёс:

— Колодец высших сил — шестьдесят две части и угасает, колодец прямого знания — восемьдесят девять и угасает, колодец сотворения — девяносто три устойчиво, далее — норма.

— Не самый плохой расклад, — деловито заметил Гардемир. — Вторая?

Мерридин навёл свой кристалл на девушку в замурзанном кубельке.

— Колодец высших сил — девяносто четыре устойчиво, остальное норма.

— Прекрасно. Поспешим!

Гардемир сунул берестушку в кошель, схватил за руки обеих девушек и резво потащил их в сторону своего придела, к малому крыльцу. Мерридин проследовал за ним, не переставая смотреть сквозь кристалл. Только проходя мимо «ухокрыльей» повозки он чуть замедлил шаг и сказал одному из слуг:

— Любезный, проследите, чтобы господина Нортвуда отнесли в храм. Пусть его разместят в приделе Земных Вод.

Князь знаком приказал всем разойтись, а сам, стараясь не срываться на рысь, устремился вслед за магами. Обе девушки тянулись за Гардемиром, словно куклы, безвольно переставляя ноги. Мерридин шёл за ними по пятам и чётко проговаривал почти без остановки:

— Первая: высшие силы — сорок девять и угасает, прямое знание — восемьдесят и угасает, сотворение — восемьдесят девять и угасает, сердце — девяносто восемь, остальное — норма. Вторая: высшие силы — девяносто и угасает, прямое знание — девяносто пять стабильно, остальное — норма. Первая: высшие силы — сорок пять и угасает…

Двери на малом крыльце распахнули настежь, открытой ждала и зеркальная каморка. Затащив девушек внутрь, Гардемир заставил их взяться за руки и вместе прикоснуться к поверхности тивердинского стекла, а потом произнёс чётко, без торопливости:

— Луна уша, поарта луи Маэл, ынчидэ, лазац сэ ынторк сэ тяка карэ ну сэ скуфунда ши ну ардэ! *

На миг зеркало озарилось ярким светом полудня, раскидало по стенам радужные блики, а потом снова погасло. Каморка погрузилась в полумрак.

Едва опамятовавшись в собственном теле, Краса выдернула руку из ладони Услады, поднесла её глазам и воскликнула возмущённо:

— Фу, Уська! Всё в цыпках!

Услада моргнула, словно заворожённая, медленно подняла собственные руки, провела ладонями по щекам… На лице её по очереди отразились и радость, и волнение, и внезапное беспокойство.

— Прости, душечка, не о красе рук печься пришлось, — мягко ответила она подруге, а потом, обернувшись ко всем, кто с тревогой наблюдал за девушками от двери, спросила: — Что ухокрылы, получили своё? И где же Венсель? Мне хочется быть уверенной, что ему оказана должная помощь.

— Чудо Маэлево, даже ближняя память почти не повредилась, — заметил Гардемир. Мерридин, согласно кивнув ему, убрал кристалл в коробочку и с почтительным поклоном ответил Усладе:

— Не волнуйтесь, драгоценная, соглашение с крылатыми исполнено, и они покинули крепость. А о господине Нортвуде позаботятся служители храма.

— Я желаю видеть его.

— Госпожа моя, боюсь, сей миг это невозможно.

Заметив, как огорчили княжну его слова, Мерридин поспешил добавить:

— О, не подумайте дурного. Жизнь господина Нортвуда вне опасности, но теперь ему требуется отдых.

Услада поблагодарила мага кивком и решительно направилась к двери: она была намерена убедиться собственными глазами, что с Венселем всё в порядке, и к тому же отлично знала, где находится храм. Однако стоило ей переступить порог зеркальной каморки, оказалось, что идти дальше совершенно некуда: её отец сидел в Гардемировом кресле прямо посреди галереи, а за спиной его толпилась любопытная челядь. Слегка оробев, Услада приблизилась к отцу, поклонилась и замерла, не поднимая глаз. Князь Радогост встал ей навстречу. Аккуратно приподняв своей рукой подбородок девушки, он некоторое время внимательно изучал её лицо, словно желал убедиться, что перед ним действительно его дочь, а потом ответил на её недоуменный взгляд тёплой улыбкой и сказал:

— Рад видеть тебя в добром здравии, Услада. С возвращением домой.

— Благодарю, батюшка, — ответила она тихо и смиренно. Князь довольно кивнул и продолжил:

— Ныне изволь явиться к вечерней трапезе в малую приёмную залу: Милослав привёз тебе подарки.

— Благодарю, батюшка, — повторила она. — Я могу идти?

— Безусловно. Отправляйся теперь к себе и займись приготовлениями к отъезду в монастырь. Так как амираэн Идрис не выдержал условленного испытания, ваше обручение не имеет силы и будет расторгнуто, а тебе надлежит, пройдя положенное очищение, сделаться служительницей храма.

— Но я… — начала было Услада. Только никто её не услышал.

— Ступай, дочь, — благосклонно кивнул князь, уже даже не глядя на неё. — Стина! Проводи госпожу княжну в её покои.

Тут же, словно вихрь на одинокого путника в поле, на Усладу налетела нянюшка: укутала в парчовую накидку, обняла за плечи и почти силком повлекла прочь, уверенно прокладывая путь через толпу любопытных.

— Бедная моя ясочка, — причитала она ласково на ходу. — Охудала-то вся, с нелюдем в клетке сидючи… А всё по милости этой засранки Красы, всё через неё! Да и Маэль с ней, окаянной. И с кравотынцами этими тож. С ними свяжись — не оберёшься греха…