Ворчливая старуха словно в воду глядела. Беда приключилась в Городце, куда вскоре после свадьбы братца Милоша (а вернее сказать, наследного княжича Милослава) княжну вместе с подругой пригласили на бал. Сразу после танцев в княжьем саду Краса исчезла, а Усладу на другое утро под усиленной охраной вернули в Ольховец. Только позже княжне удалось узнать из разговоров челяди, что бедная её подруга решилась сбежать со своим конюшенным милёнком, но вместо счастья нашла на свою буйную голову лишь ворох прохождений, девице на выданье совсем не пристойных.
В Ольховец беглянку вернули под стражей, заперли в девичьей и самым спешным порядком принялись снаряжать замуж. Сенные девушки вздыхали жалостливо и шептались между собой, что жениха ей князь назначил незавидного: какого-то мага жуткой силы, вконец сказившегося** на своей работе. А большего о нём никто и не знал.
Свадьба вышла вовсе скромная: ни гостей, ни выкупа, ни смотрин. Едва приехал жених, жрец провёл в храме при крепости обручальный обряд, а после князь приказом выделил мужу Красы во владение за Оградой подворье с прилежащей землёй. Трудно было понять, награда тут или ссылка: вроде, милость немалая, да зато пожалованное подворье — в самой ракшасьей глуши.
В тот же день молодые отправились в свой надел. Усладе удалось попрощаться с подругой лишь мельком. Только и успели они, что обняться напоследок, да ещё Краса быстро сунула княжне в руки круглое зеркальце из тивердинского стекла и шепнула: «Как соскучишься — поглядись.»
Не сразу Услада догадалась, что слова те следовало понимать впрямую. Лишь пару седмиц спустя заглянула она со скуки в дарёное зеркальце и вздохнула: «Ах, Краса… Где-то ты нынче?» Блестящая поверхность затуманилась, словно от пара, а когда через миг прояснилась вновь, вместо своего отражения Услада увидела в зеркале довольное лицо Красы! Та вовсе не выглядела несчастной изгнанницей: в косы её, уложенные короной вокруг головы, были вдеты золотые гребни, а из-под верхнего ярко-синего платья виднелась богато вышитая шёлковая рубаха. Услада только руками всплеснула:— Ну ты, мать, хороша! Кубелёк***-то какой!— Это называется не кубелёк, а блио, — с улыбкой поправила её Краса. — Чего не заглядываешь? Чуть я со двора — уже и забыла меня, да?Услада вспыхнула от смущения и робко пробормотала:— Да откуда ж мне было знать…— Эх ты, птенчик! Стала бы я тебе просто так дарить дорогущее зеркало, ты же в них никогда не смотришь! Вот, теперь знай: можем болтать через него, сколько душеньке угодно. Как у тебя дела?— Да что у меня может быть нового… Сама ты как?— Всяко лучше, чем в Ольховце, — сверкнула улыбкой Краса. — Я теперь мужатая молодица, куда хочу, туда и хожу.— Куда там у вас ходить? — удивилась Услада. — В лес по грибы?— Скажешь тоже… У нас большой конный рынок прямо у ворот, Задворки называется. Народищу — из всех краёв… Знаешь, как интересно?— И не страшно тебе среди чужинцев?— Не-а. Я же не одна по рынку хожу, беру с собой кого-нибудь из челяди покрепче. Чтоб было кому покупки нести.— Что ж муж, не возражает?Краса скорчила кислую гримаску:— Венселю всё равно, где я и чем занята. Кое-кто, похоже, даже не заметил, что теперь женат. Болтается целыми днями то на пустоши, то в лесу, а как вернётся, идёт на рынок: там его вечно целая толпа больных ждёт. Хорошо, если хоть заполночь домой вернётся.— Так он что, даже не приходит к тебе в опочивальню? — искренне огорчилась Услада.— Нет, отчего же. Приходит. И сразу валится спать, как убитый. А утром проснусь — его уже и след простыл.Княжна призадумалась слегка, потом заметила:— А ведь я, пожалуй, помню твоего мужа, нам его представляли на балу в Дожинки. Симпатичный такой худенький юноша, целитель Нортвуд. Верно?— Да, он и есть.— Как же вышло, что твой Венсель на такую красавицу, как ты, даже не глядит? Может, у него есть милая в лесу? Или он нездоров?— Глупости, этот тип здоров, как три коня. Слушай, княжна, вот что я скажу, — заявила Краса тоном мудреца, — если парень взялся повелевать силой, тут уж всё: с красотками ему надо расстаться! **** Ну его вовсе, лучше расскажи мне, что у вас там новенького в Ольховце…
С той поры Краса с Усладой вновь стали видеться тайком почитай каждый день. И наверняка подруга смогла бы развеять сомнения Услады, рассказав ей многое о Кравотынском княжестве и порядках в нём. Вот только пристойно ли беспокоить её в ночи?
Решившись, Услада поднесла зеркальце к губам и тихонько шепнула:— Краса, душечка! Спишь ли? Отзовись…Зеркало затуманилось и прояснилось вновь. Взъерошенная, недовольная Краса выглянула из-под одеяла. Рядом с нею безмятежно храпел её муж.— Ты чего? — буркнула она сонно, оправляя ночной чепец.— Голубушка, не сердись, — зашептала Услада жалобно. — Беда у меня на пороге.
С глаз Красы мигом слетел весь сон. Подскочив с кровати, она ухватила свечу с поставца, выскользнула из спальни, и уже за дверью, приказав свече гореть, спросила в голос:— Что ещё стряслось?— Меня батюшка замуж сговорил.— Тю на тебя, — Краса выдохнула с явным облегчением. — Я уж думала, действительно беда: помер кто, или враг под стенами…— Вольно тебе рассуждать, а я ведь своего суженого только на свадьбе и увижу.— Так и что? Я тоже аж до храма знать не знала, за кого иду.— Тебе муж попался кроткий, как голубь. И потом всё ж загридинец он, не чужак. А меня отдать хотят в закрытое княжество Кравотынь. И говорят, что порядки там сильно строгие, коль зайду за их тын мужней женой, обратно уж не выйду, и никого из своих больше не увижу. Скажи, милая, верно это или люди зря болтают? Страшно мне, душечка, и правды вызнать неоткуда.Краса чуть усмехнулась и промолвила снисходительно:— Книжки надо читать, а не крестиком вышивать учиться. Кравотынь, говоришь? Ну, слушай сюда, я тебе живо всё обскажу…
Примечания:
* Вабить - приманивать.** Сказиться - сойти с ума.*** Кубелёк - запашное платье с глубоким вырезом и широкими рукавами. Носится с рубахой, ворот, рукава и подол которой видны из-под кубелька.**** Неточная цитата из "Зиты и Гиты": "Слушайте, хозяин, вот что я скажу, – заговорил Чино тоном мудреца, – если девушка взяла в руки иголку с ниткой, тут уж всё, с канатом ей надо расстаться!"
И никто не узнает
Проходя мимо девичьего терема, Стина заглянула в покои княжны через потайной глазок. Услада не спала. Она сидела на лавке под божницей и в тусклом свете лампадки пристально смотрела в маленькое зеркало. «Волнуется, голубушка, — жалостливо подумала нянька. — А всё ж так оно лучше: раз взялась прихорашиваться для жениха, значит, пойдёт дело на лад».
Услада же тем временем напряжённо вслушивалась в то, что из-за стеклянной поверхности говорила ей Краса:
— Если бы ты была повнимательнее на уроках старика дэль Ари, мне бы не пришлось теперь в ночи пересказывать тебе Благолеповы «Хождения за Дикое поле». Ну да ладно, я нынче добрая, слушай и мотай на ус. То, что кравотынцы живут по тивердинскому обычаю, известно всем, да мало кто понимает, что это значит на самом деле. Тивердынь называют «княжеством» только наши дураки. На самом деле у них там нет князя, есть амир — военный вождь, а есть — каан, властитель и смертный сын Маэля. Каана почитают, он — посредник между людьми и богами, от его ходатайств зависит урожай риса, приплод скота и благополучие людей. Но всеми «земными» делами заправляет тот, кто водит за собой войско, то есть амир. Значит, по представлениям тивердинцев единственное достойное занятие для мужчины — быть воином. Любая другая работа — корам, запретна, она — для женщин и рабов. Ты, кстати, знаешь, что по тивердинским верованиям Древний Ящер — вовсе не Ящер, а Ящерица, женщина? А все женщины — её потомки. Так что привыкай, будешь «ящерицей» и «сосудом скверны». Одёжу хранить и стирать — отдельно от мужской, трапезничать — врозь и только из своей, женской посуды, на мужские лавки не садиться, через мужские вещи перешагивать не сметь. Ах да, ещё на верхние поверхи не ходить, а то у женщин с ног скверна стекает.
