Мама рассказала о еще парочке решений, которые они приняли на счет свадьбы, но мои мысли уже застряли в постоянном процессе обдумывания, анализа и переживаний. Панические атаки у меня случаются почти каждую неделю, и впервые в жизни мне не хочется идти в школу.

Кроме замужества мамы, я жду не дождусь августа, чтобы улететь в свой университет и оставить все произошедшее в прошлом.

Единственным плюсом во всей этой ситуации стало то, что все произошло без огласки. Никакой прессы, никаких папарацци. Представить не могу какой шторм из дерьма обрушился бы на Беннета, если бы общественность узнала о его ошибке десятилетней давности.

Стекло разбивается о стену, а я даже не морщусь. Ботинки хрустят по осколкам, он бормочет проклятия, сворачивая за угол.

— Почему до сих пор ничего не обнародовано?! Прошло три гребанных месяца, а он все еще сидит в своем чертовом тронном зале, полируя свой набалдашник своей маленькой американской шлюшкой!

Мой отец рычит, его лицо краснее, чем я когда-либо видел.

«Потому что Рэйчел и Нора Рэндольф — лучшие люди, чем ты когда-либо будешь, и даже если они опустошены, они никогда не расскажут прессе ничего личного о своей семье или Беннетте».

Он теряет самообладание, а я все глубже погружаюсь в отчаяние. С того момента, как появилась новость о том, что американские простушки, превратившиеся в принцесс, переедут в Лондон, для меня это был марафон до финиша. Я выжидал, сблизился с Норой, завоевал ее доверие, проник в ее тело, а потом раздавил их всех, как муравьев под сапогом. Вот только я не учел тех чувств, которые к ней начну испытывать. Как переплетутся мои эмоции с девушкой, которую я сделал своей миссией… Каким темным и крутым будет мое скольжение в небытие. Нора была, во всех смыслах и целях, единственным светлым пятном, которое когда-либо будет у меня в жизни. Ее смех, то, как она смотрела на меня, как будто я был таким же невинным и чистым, как и она, все то, что мы делали вместе. Все исчезло, я отнял у нас весь наш свет.

Из новостей я знал, что Нора и ее мать отправились домой, чтобы посетить американский колледж, в который ее приняли, просто еще одна вещь, ради которой меня не было рядом. Но они вернулись, сфотографировались с Беннеттом, все еще оставаясь идеальной семейной единицей, какой они были до адского ужина.

— Значит мне самому придется сообщить об этом прессе. Черт возьми, я всегда думал, что, открыв его тем, кого он любил больше всего на свете, они сделают за меня самое трудное. Но я недооценил черствость этих двух простушек.

Отец поднимает телефон, воротник рубашки помят, волосы растрепаны. Он никогда не выглядел таким отчаявшимся, и мне вдруг стало страшно.

Вскочив со стула, на котором сижу, я пытаюсь схватить его телефон.

— Нет! Ты не собираешься сливать это.

В течение трех месяцев я наблюдал, как он терял рассудок. Он не гордился мной, как я всегда себе представлял. Это не принесло ему покоя, только еще больше приблизило к грани безумия. До недавнего времени я не понимал, что нет никакого способа угодить ему, сделать его счастливым в этой жизни. Слишком большой ущерб был нанесен, и он был не из тех людей, кто отпускает это.

Но я не собирался позволять ему забрать меня или Нору и ее семью вместе с ним.

— Что ты делаешь, идиот! Отдай его мне сейчас же. Я собираюсь исправить то, что ты, очевидно, не смог сделать. Господи, никогда не поручай маленькому мальчику делать мужскую работу.

Его слова жгли мою кожу, как сигаретные ожоги. Я так долго жил под его влиянием, день за днем питаясь одним и тем же дерьмом. И в конце концов из этого не вышло ничего хорошего. Это только доказывало, что он никогда не будет любить или заботиться обо мне так, как мне хотелось бы, и что мне нужно выбраться из-под его контроля. Мне нужно было быть свободным.

— Если ты придашь огласке эту историю, я обращусь к прессе, — я встаю во весь рост, расправляя плечи для борьбы.

Он усмехнулся, звук был глухим и злобным.

— И что скажешь, придурок? Расскажешь им, насколько ты бесполезен?

Внутри мое сердце раскололось еще сильнее.

— Нет, я расскажу им, что ты поручил мне сделать с Норой и ее семьей. Расскажу им все грязные подробности и опишу, что ты сделал с другими членами нашего общества. Ты забываешь, что я хороший слушатель, отец… Я знаю то, чего ты не хочешь, чтобы знал кто-то другой. Твоя репутация будет запятнана… Но еще хуже для тебя, будет запятнано имя Фредерика. Ты станешь посмешищем всего Лондона, и никто из этих болтливых идиотов, которых ты называешь друзьями, никогда больше не заговорит с тобой. Так что давай, испорти жизнь Беннетта МакАлистера. Но просто знай, что если ты это сделаешь, то погибнешь вместе с ним.

Лицо отца было цвета горящих углей, темное и румяное.

— Ах ты, бесхребетный маленький засранец! Ты все испортил! Ты позорище.

Новое чувство силы проходит через меня.

— Знаешь, в твоих устах это комплимент. Я рад, что опозорил и разочаровал тебя, потому что мне вообще не следовало хотеть произвести на тебя впечатление. Ты злой, придурок с твердым желанием отомстить и не способный ни на что другое. Моей матери было бы стыдно за меня и за то, что я сделал.

— Ты ничего не знаешь о своей матери, — его голос мрачен.

— И ты тоже. У каждой истории есть две стороны, отец. Почему она изменила? Что здесь происходило, что она чувствовала, что должна покинуть нас? Возможно, я мало что помню о ней, но знаю, что это была не только ее вина. И это было не только из-за Беннетта. Мне надоело слушать твои бредни и быть твоим мальчиком на побегушках.

Его кулаки белеют от того, как сильно он их сжимает.

— Ты понятия не имеешь, каково это — быть одному. Я дал тебе все, что только может пожелать человек. И заберу это в мгновение ока.

Я знал, что он бросит в меня этот гаечный ключ.

— Ты не можешь ничего отнять у меня, мой трастовый фонд принадлежит мне. Подарок от мамы и ее семьи, если ты не забыл. Может, ты и давал мне деньги, но никогда не давал того, что положено родителям.

Всю мою жизнь меня заставляли чувствовать себя помехой или второстепенной мыслью. Он не приходил на мои соревнования, не присутствовал на днях рождениях. Деньги могли бы заставить мир вращаться, но я начинал понимать, что нет ничего, что могло бы сравниться с любовью и заботой. И, хотя я, возможно, никогда не почувствую этого так, как с Норой, я больше не собирался мириться. Не собиралась жить с ним в этом темном месте.

Не говоря больше ни слова, я развернулся на пятках и вылетел из нашего дома на Даунинг-стрит. На тротуаре было мало пешеходов, почти все уже сидели дома и ужинали со своими семьями. То, что из моей жизни ушел еще один человек, должно было сделать дыру в моем животе еще шире. Но… этого не произошло. Наконец-то тяжесть была снята, ожидания, давление и ложная реальность сброшены с моих плеч. Я понятия не имел, куда идти и как что-то делать, когда вырос в мире, где обо всем заботились за меня. Но я во всем разберусь. Время пришло.

И я был готов.

— Приятель, просто поговори с ней. — Дрейк разворачивает протеиновый батончик, который держит в руке, и откусывает кусочек.

Я смотрю вниз, через коридор, ловя проблеск выгоревших оранжевых волос, спрятанных в ее шкафчике.

Никто из моих друзей не знает, что произошло, но они знают, что всякое общение между мной и Норой прекратилось.

— Не могу, это ничего не изменит. Просто брось это.

Я кладу учебники в шкафчик, с нетерпением ожидая окончания учебного года.