Глаза Твари расширились, лицо побледнело. Его руки сомкнулись на шее, и он отшатнулся. Ни Жаклин, ни Орион не колебались. Они бросились вперед, быстро вонзая в него свое оружие. Разрезав ему горло и лицо, Орион с хлюпаньем воткнула окровавленную ручку ему в глаз. Он упал обратно на пол, как поваленное дерево, его голова с болезненным стуком ударилась о бетон. Он слабо застонал.

Жаклин усмехнулась, почти так же, как многие монстры смеялись над ее собственной болью. Она вогнала черенок зубной щетки ему в другой глаз, оставив его там и заставив замолчать навсегда.

Орион не засмеялась. Она просто стояла и смотрела, как Тварь истекает кровью, чувствуя возбуждение, которого никогда раньше не испытывала. И не потому, что она была на шаг ближе к спасению. Убийство того, кто причинил ей столько вреда, столько боли, столько горя, было похоже на наркотик. Она почувствовала прилив сил.

Когда Шелби вырвало рядом с окровавленным телом Твари, Орион схватила ключи с пола рядом с ним. Она постаралась в последний раз хорошенько рассмотреть его, запомнить. Ее испачканные руки сомкнулись на ключах так крепко, что могли прорезать кожу на ладони. Склонив голову набок, она наблюдала за тем, как кровь собирается вокруг черепа Второй твари.

И затем она улыбнулась.

Это был прекрасный летний день.

Солнце все еще сияло.

Дети играли.

Отцы семейств перестали косить газоны; в основном они сидели перед телевизором с третьей кружкой пива в руке и смотрели спортивную игру. Некоторые были на задних дворах, чистили грили для предстоящих посиделок. Другие играли в мяч со своими детьми.

Именно это и делал Генри Роллинс со своей дочерью. Его сын, Энди, не интересовался спортом. Он любил читать книги о вампирах. Жена сказала ему, что беспокоиться не о чем, и тот не волновался. Старался поддержать его и не показывать, каким странным это было. Он любил своих детей и хотел для них только самого лучшего. Он не хотел, чтобы над ними издевались или чтобы они оказались серийными убийцами.

У Ханны была тяжелая рука и страсть к спорту. Жена сказала ему, что это не делает ее лесбиянкой, что его разочаровало. Он предпочел бы, чтобы его маленькая девочка была таковой. Мужчины были свиньями.

Он услышал, как распахнулась входная дверь на другой стороне улицы, и тут же поднял глаза. Свиньи было хорошим описанием людей, которые там жили. Вот почему он никогда не отпускал Ханну одну. Только с группой друзей, если она хотела покататься на велосипеде. От парней, живших на другой стороне улицы у него всегда мурашки бежали по коже. Ему не нравилось, как они выглядели.

Но это была не одна из свиней.

Прищурившись, он увидел, как из двери появилась девушка в ночной сорочке и вся в крови. А потом за ней еще одна. Последняя выскочила наружу и рухнула на желтую траву.

— Папа! — крикнула Ханна, тоже не отрывая глаз от происходящего.

— Беги домой, — сказал он. — Звони 9-1-1.

Затем он перебежал улицу.

Его зеленая бейсбольная перчатка приземлилась на лужайку.

Больше никогда он не сможет поднять ее снова, не вспомнив об этом дне. Об этих девушках. Об этих сломленных девочках.

Мэддокс устал.

А еще у него стучало в голове от выпитого «Джемесона». Он не гордился количеством бутылок из-под крепкого спиртного и пива, которое накапливалось в его мусорном баке каждую неделю, но и не очень заботился о том, что о нем подумают другие люди. Он не пил на службе и никогда не ошибался на работе. Ну и что такого, что он расслабляется после тяжелого рабочего дня? Он это заслужил.

Он часто говорил себе подобные вещи на протяжении многих лет. Верил, что его пьянство — просто способ выпустить пар. Верил, что это единственное, что помогает уснуть. Но в глубине души он знал, что пьет из-за нее. Потому что она оставила его с чувством, не похожим ни на одно из тех, что он испытывал за свои шестнадцать лет жизни, а потом, без предупреждения, ушла. Растворилась в воздухе.

Департамент шерифа округа Кларк так и не начали расследование исчезновения Орион. Будучи самым большим округом в штате Миссури и расположенным в самом центре метамфетаминовой страны, у округа Кларк не было времени обращать внимание на подростков-беглецов. Они изучили ее домашнее окружение, предыдущие попытки побега, пребывание в психиатрической больнице, когда Орион было двенадцать, и решили, что она, скорее всего, снова сбежала. Полиция никогда не искала ее, как и ее родители, ее забыли, и память о ней увяла.

Детектив Мэддокс Новак, один из двух детективов, работающих в офисе шерифа округа Кларк, не смог с этим смириться. Он никогда не верил, что она просто сбежала, ничего не сказав. Она бы связалась с ним. Еще до их поцелуя, еще до того, как он признался в своих чувствах, они вместе росли. Ему хотелось верить, что она заботилась о нем так же, как и он о ней. Может быть, поэтому он и пришел работать в отдел.

Когда в выходные ему позвонил шериф, он был этому благодарен. Он стал презирать выходные. Подобно алкоголю, работа стала для него способом забыться, погрузиться в оцепенение. Его сестра взяла раннюю смену в субботу, которая могла перевернуть весь его мир вверх дном, потому что он остался дома один, со слишком большим количеством алкоголя в холодильнике и служебным револьвером, который манил его, когда депрессия была особенно сильной.

Звонок от шерифа оказался странным. В пригородном районе нашли трех женщин, покрытых кровью, растерянных и со следами жестокого обращения. Мэддокс поехал на место преступления, где стало ясно, что эти женщины и правда подвергались насилию. Об этом ему сказала чертова тюрьма в подвале. Грязный матрас и цепи, альбомы с детской порнографией. Ему было не по себе от мыслей об Орион, которые нахлынули на него, когда он обыскивал помещение.

Как только прибыли криминалисты, а вскоре после них коронер[6] за головой мертвого метамфитаминщика, найденного в подвале, Мэддокса с его напарником, детективом Эриком Батистом отправили в Региональную больницу округа Кук, чтобы опросить сбежавших. Он еще не успел проверить материалы дела и пока не видел ее имени среди других девушек. Потому что, если бы он это сделал, то не стал бы так неторопливо добираться до больницы.

Он остановился в дверях палаты, лишь на мгновение уставившись на трех девушек в больничных халатах, прежде чем у него отвисла челюсть. Сердце билось так сильно, что казалось, вот-вот вырвется из груди.

Орион Элизабет Дарби.

Он не мог двигаться, не мог думать, не мог говорить. Он просто смотрел, а Эрик продолжал болтать рядом с ним о «Кардиналах»[7] и о том, кого из команды нужно обменять.

В комнате было четыре кровати. На трех из них были смятые простыни, что говорило о том, что на них до этого спали. Но все три девушки сидели в кучке на другой, четвертой кровати. Они были близко, но не касались друг друга. Это так же о многом ему говорило. Их всех связывало одно и тоже. Похищение, насилие, убийство. Он чувствовал себя немного лучше, зная, что, по крайней мере, эти девушки были рядом с ней в том проклятом месте.

На телевизоре, установленном на кронштейне в углу палаты, шло шоу Мори Повича[8], и три девушки были им очарованы.

— Эй, ты меня слышишь? — спросил Эрик, но его напарник направился в комнату, к девушкам, игнорируя его. Эрик усмехнулся и последовал за ним.

Мэддокс прочистил горло, постояв секунду неподвижно. Прочистил его во второй раз, громче, но девушки не отрывались от телевизора.

Мэддокс собирался сделать это в третий раз, когда Эрик поднял руку, усмехнулся и произнес:

— Эм, леди…

— Разве ты не видишь, что мы заняты, мать твою… — рот Жаклин сложился в букву «О» и остался на месте, когда ее миндалевидные глаза заметили значки полицейских на мужчинах. — Эм, в смысле, да, — она нервно засмеялась, в ее глазах появился мятежный блеск.