Не дожидаясь, пока Грач опомнится, Риз первым задал здравый вопрос:

— Как ты подчинила ганзейцев?

Юдифь посмотрела на него со смесью неприязни, превосходства и чего-то особенно хищного, почти похожего на заигрывание.

— Ради всего святого, да разве это сложно! Я могу годами водить мужчину на длине плети. А если этих мужчин целая орда — тем проще.

Глядя на нее в полутьме, Риз поверил: может. И про плеть… слыхал он такие вещи.

— И чем же вы собираетесь помогать мне? — Грач наконец обрел голос. И добавил с какой-то новой, расчетливой интонацией: — …мисс Саманта?

Юдифь вздрогнула, изменилась в лице.

— Вы думали, я не узнаю ваше имя? — мягко спросил Грач. — Мать хотела назвать вас Самантой, но в монастыре вас крестили именем Руфь, а при постриге назвали Беренгарией. Оба этих имени вам ненавистны, и вы выбрали имя библейской героини, убившей знаменитого полководца.

Глаза женщины широко-широко распахнулись, она поднесла к полуоткрытому рту дрожащие пальцы.

— Мне никогда… — пробормотала она. — Мне сказали, что запись о моем рождении была уничтожена… я воспитывалась в монастыре… О, сколько я молилась, чтобы узнать, кто мои родители, но никогда не видела их!

А это выражение лица Риз знал даже слишком хорошо: то было выражение религиозного экстаза.

— Да, — произнес Грач будничным тоном, — я увидел ваше имя во сне. Но не ищите загадочной истории вашего рождения. Вы, как и подозревали, были плодом супружеской измены, мать оставила вас при монастыре вместе с солидным пожертвованием. Она любила вас, но была вынуждена так поступить из-за подозрений мужа. Ее звали Матильда из Гроувз-Крик, она давно мертва. Ваш отец погиб еще раньше. Итак, повторяю свой вопрос: чем вы хотите помочь?

Юдифь глубоко вздохнула, явно беря себя в руки. Часть прежнего бешеного блеска вернулась на ее лицо, странно преобразившись.

— У меня есть сведения, — сказала она, — что королева Алиенора и старшие принцы готовят покушение на короля. Я думаю, вам полезно будет это знать, милорд.

Если Британия пахла вереском и дымом, а звучала как лютня и народные песни, то в Окситании под ярким солнцем уже распускались первые фиалки, а нежные голоса возносились к небу в превосходной гармонии под изысканные стоны виолы. Ей-богу, прямолинейные и вспыльчивые британцы имели больше общего с потомками викингов из Дании и Норвегии, нежели с хитрыми сладкоречивыми южанами.

Жители Гиени, Тулузы, Гаскони, Пуату и прочей Окситании, хоть и принадлежали к подданным английской короны, на деле не признавали Лондон за столицу, а британские острова были для них не более чем россыпь покрытых лишайником скал в полуночном океане. Связанные только династическим браком, эти две части королевства еще не притерлись друг к другу, едва успев перекинуть через океан ниточки торговых связей. Оставалось только удивляться, как Генрих рассчитывал собрать свое лоскутное королевство в империю, еще и при его отношениях со старшими сыновьями!

Риз впервые попал в полуденную часть Франции еще будучи молодым и необтертым в боях сопляком, даже не наемником толком — так, мальчиком на побегушках. Королева Алиенора только-только вышла замуж за короля Генриха, и новое подданство было еще местным жителям непривычным — на него почти никто не обращал внимания. Но и сейчас, двадцать лет спустя, тот же Бордо совсем не походил на английский город.

В отличие от то и дело выгорающего Лондона, здесь хватало старинных зданий, и даже из порта можно было увидеть остатки римского водопровода, кое-где фигурными арками встававшие над домами. Еще более напоминали о Вечном городе красные черепичные крыши (хотя встречались среди них и соломенные).

В целом город, хоть и меньше Лондона размерами, выглядел богаче и чище: многие улицы горожане замостили, многие дома украшены были почти монастырской лепниной… Да и яркое солнце, заливавшее Бордо, словно делало его наряднее.

Пока матросы возились, подводя корабль к причалу и привязывая его, Грач стоял у борта и осматривал пеструю портовую толпу без всякой радости: Риз давно заметил, что он не любил скопления людей.

— Мы могли бы высадиться в Руайоне или Ла-Рошели, — предложил Риз. — Оттуда было бы ближе добираться.

— Руайон — маленькая деревня, — поморщился Грач. — Там наше прибытие неизбежно заметят. Ла-Рошель — чуть более людная, но все же… А Бордо — кипучий порт. Здесь мы без труда найдем попутчиков в аббатство святого Марциала.

Аббатство святого Марциала — то был центр Лиможа, который славился по всей Аквитании. Торжественную встречу Генриха и Раймонда назначили там вроде бы именно потому, что Раймонд должен был принести вассальную клятву Генриху на мощах святого.

Риз не думал, что участие святого удержит участников обета от клятвопреступления. Однако, зная и изворотливость Раймонда, и хитрость Генриха, предполагал, что с их стороны вполне уместно заручиться всевозможной божественной помощью.

— Ах, — проворковал нежный голос за их спинами, — ни с чем не сравнимый запах аквитанских помоев! Право же, он сильно отличается от английских, вы так не считаете?

Переглянувшись, Риз и Грач обернулись с одинаково мрачными выражениями лиц.

Юдифь, или, как предпочитал называть ее Грач, мисс Саманта, избавилась от мальчишеской одежды и теперь выглядела как знатная дама — в ярко-алом блио с красивейшим золоченым поясом и расшитыми узлами на рукавах, с бледно-желтым покрывалом из тонкого шелка на голове… Человеку, не знакомому с ее прошлым, она могла бы показаться чистой и свежей, словно дыхание весны. Матросы жались от нее по дальним углам палубы, глядели с благоговением. Великолепная дева, белая лилия. Не сосуд греха, но Та, что воссядет на троне в небесах, когда все грехи человеческие будут измерены и сочтены.

Риз хорошо понимал, можно даже сказать, на себе прочувствовал, как она «водила за нос» ганзейских пиратов. А заодно — почему они без малейших возражений позволили ей перейти на корабль Грача, забрав весь багаж, и не стали даже настаивать на повторном сражении.

Грач, кстати говоря, уступил ей свою каюту, и сам вместе с Ризом и Фаско с тех пор спал в трюме.

— И все же, — продолжала Юдифь, — я рада, что это плавание завершилось. Ведь теперь я, конечно, встречусь с Самин.

— Самин? — Гарольд по-птичьи склонил голову.

А вот Джон вспомнил сразу.

— Сестра Шоу, — угрожающе сказал он. — Которая приехала в Уорик вместе с сестрой Картер. Почему ты должна с ней встретиться? У тебя было видение?

— Либо в Бордо, либо в Лиможе, — чуть повела плечом Юдифь, — и не то чтобы видение, но я верю в нашу встречу. Мы предназначены друг другу. К тому же как вы задумали подобраться к Раймонду Тулузскому без госпитальеров? — это она сказала уже Грачу. — У них давнишние связи.

Грач глубоко вздохнул и выдохнул, словно собирался что-то сказать, но передумал.

Риз почувствовал укол тревоги. Ему чертовски не нравилось, что она так легко выводила Грача из равновесия. Дело было тут не в ревности, как намекала сама Юдифь. Просто… не нравилось, и все.

Тут рядом с ними возник Фаско, и от этого как-то сразу стало легче: словно его присутствие слегка отвело чары.

— А наша городская сумасшедшая дело говорит, — деловито сказал он. — Лысый Гийом, боцман то есть, рассказал, что госпитальеров видели в городе. Почему бы в самом деле не порасспрашивать про них? Вряд ли наша боевая мавританка и ее пять пьедо ярости[44] тут есть, но у вас, милорд Грач, и правда какие-то дела с госпитальерами? Авось они нам помогут выйти на графа Раймонда, а тот предупредит Генриха.

— Проще подстеречь самого Генриха и предупредить кого-то из его окружения, — недовольно сказал Риз.

Ему не нравилось принимать план, к которому Юдифь имела хоть какое-то отношение.

— Боюсь, у меня с королевским окружением связаны не самые приятные воспоминания, — произнес Грач. — Да и кое-кто оттуда может меня узнать.