Ещё через две недели Юля из нейрофизиологии сбросила мне по сети мою собственную историю болезни. Конечно, вполне может быть, что нет никакой Юли, больницы, лечения и всего прочего, но я тогда вообще не знаю, во что верить. Так что примем за аксиому: эта часть моей жизни реальна. После отбоя я улеглась в кровать, дождалась, пока отделение окончательно заснёт, и открыла файл. От таблеток пропадали галлюцинации, но появлялось ужасное отупение и заторможенность, так что вечером я предусмотрительно пропустила приём и выбросила лекарства в унитаз. Ничего, разок можно и погаллюцинировать, зато хоть информацию воспринимать смогу нормально.

«…паук является визуализацией ощущения беспомощности…

…классическое лечение не оказывает видимого действия…

…гипертрофированное чувство вины, бред самоуничижения…

…прогноз сомнительный…

…в семейном анамнезе патологическая игромания, возможно, диагноз родственникам поставлен неверно…»

В общем, если коротко – не быть мне нормальной. А со временем могу растерять и те осколки адекватности, что остались. Поиграла, блин, в игрушку с полным погружением. Уж лучше бы кабачки на продажу выращивала.

Я на несколько мгновений закрыла глаза. Нет, ни за что не сдамся. Много они понимают, всё лечение – сплошной рандом, сами не знают, что и как делать. Классическое лечение, как же. Какая классика, если протоколам по игровой синестезии меньше десяти лет вообще?

«…Пациентка согласна на экспериментальную терапию… Родственники подписали отказ от претензий… Показано участие в исследованиях профессора Шульца…»

Да где ж это? Ага, вот, нашла.

«…путём жеребьёвки определена группа № 4»

Хоть знаю теперь, что не попала в контрольную группу с плацебо. Эту информацию как раз и искала в первую очередь.

Читала я довольно долго, узнала о себе много нового. Паук не особо мешал – так, пару раз опустился с потолка на одеяло, но я предусмотрительно положила на живот тапок, поэтому поганец опасался возмездия и не наглел.

После прочтения я переправила файл Денису. Да, он подписал отказ от претензий, но только потому, что без этого меня не хотели брать в программу. В общем, муж решил подстраховаться и заиметь доступ к информации – мало ли что. Хоть какой-то, ведь по сути мы по-прежнему не в курсе подробностей. Подопытным кроликам ни к чему знать, что с ними собираются делать. Наоборот – чем меньше понимания, тем чище результаты.

А может, я с ним не виделась? Вдруг три свидания и разговоры по сети происходили исключительно в моей голове?

А присланный файл? Он настоящий? А я? Вот же – паук на расстоянии вытянутой руки, вполне осязаемый. И дым под потолком. И безмозглые рабы, которых я иногда вижу вместо медсестёр, санитаров и уборщиц. Или безмозглые рабы настоящие, а медсёстры – результат моих фантазий? И в больнице ли я? Может, дома, и мне снится сон. Или я вообще в гробу.

Сколько воображаемых пластов мироздания наслоилось на реальность?

Нет ответа.

Хорошо хоть, у этого Шульца эксперимент длится неопределённый срок, но до шести месяцев максимум. Может, обойдусь парой недель. Должно же мне наконец-то повезти.

– Зря надеешься, – заявил паук из самого дальнего угла комнаты. Забрался, гадёныш, подальше, чтобы я тапком не дотянулась. – Ты обязательно попадёшь в тот процент идиотов, которым лечение не в масть. И закончишь свои дни безумной старухой, которая не узнаёт родных и вообще имя собственное не помнит.

– Нет, так не будет.

– Эй, Полина, сама подумай! Тебя засунут в капсулу, будешь плавать в собственном дерьме несколько месяцев. Забыла, как на тебя виртуальность действует? Где логика, а? Это как алкоголика водкой лечить. Вдруг они не лечат, а наоборот, калечат, сознательно, ради науки. А? А?!

Я промолчала и отвернулась к стене. Но ведь есть же люди, которые выходят из больницы здоровыми. Я точно знаю, Юля по моей просьбе пообщалась много с кем. Сам принцип лечения засекречен до той поры, пока не наберётся достаточно данных, чтобы объявить методику отработанной и рекомендованной – ну, чтобы конкуренты не обошли на повороте, так всегда делают. Но самих выздоровевших от общественности не особо скрывают. Естественно, я имею в виду не обывателей, далёких от медицины, а коллег: медсестёр, санитаров опять же, охранников, лаборантов – в общем, работников клиники. Вот Юля и пособирала сплетни. Правда, после выписки пациентов отследить уже невозможно почти, так как в личных файлах никаких упоминаний о диагнозе нет, но здесь-то, в больнице, многое на поверхности.

Да, лежать в капсуле придётся долго. От недели до шести месяцев. Нейросеть будет записывать всю мою жизнь там, в игре. Причём учёным вообще всё равно, во что я буду играть, выбор оставляют за пациентами. Им важны реакции организма на физическом уровне. А вот зачем, для чего – не знаю, не говорят. И почему сроки не фиксированы и для каждого подопытного индивидуальны – понятия не имею.

И что? Жить в хроническом психозе я больше не могу, так что пусть делают со мной, что хотят.

Ещё в меню меня накрыл неописуемый восторг. Если бы на данном этапе погружения я находилась в виртуальном теле, оно бы, наверное, тряслось от счастья, а сердце бы «норовило выпрыгнуть из груди». Поэтому к воодушевлению примешался жгучий, ужасный стыд, словно я делаю что-то мерзкое, постыдное, но жутко приятное.

Разве можно настолько радоваться, да ещё в моей-то ситуации? И вообще, я здесь ради лечения, а не ради удовольствия.

Таким образом я уговаривала себя несколько минут, усмиряя эмоции и не спеша загружать Хрумгильду, но в итоге плюнула на потуги совести.

Да, в реальности я психически неполноценная женщина не первой молодости, мои дети в большой беде, муж пропустит минимум одну вахту, а значит, ничего за следующий год не заработает; воздух стремительно загрязняется, деревья вырубаются, животного разнообразия всё меньше; чиновники контролируют человеческую жизнь – ещё немного, и мы вернёмся к крепостному праву; в центре Европы очередная война с «неверными», Япония уходит под воду, впереди старческая немощь, а в перспективе смерть…

И? И, простите, что такого? Всё осталось там, где-то далеко-далеко. Почему я не могу позволить себе ярко пожить хотя бы в Этельгрине? В конце концов, это ради выздоровления. К тому же двое лаборантов – не тех, что от медицины, а программистов – заверили меня, что я вольна делать, что угодно. Всё-таки не в тюрьме, даже голду могу переводить на свой счёт. Или на счёт мужа, или вообще, куда захочу. Или не переводить. Вот про видеоблог свёкра придётся забыть, но не потому, что его запретили, а потому, что я не в домашней капсуле, к которой у дедули есть допуск.

«Рецепт твоего успеха» на данном этапе осуществляет лишь пассивное наблюдение, хоть и круглосуточное. По крайней мере, мне так сказали. Была у меня мысль, что не стоит играть в Дарк Таймс, потому что он основан на секретной прокачке и торговле талантами за фактически реальные деньги, но что вместо него выбрать? В развлекательной индустрии я совершенно не разбираюсь, а Тёмные времена хоть капельку, да изучить успела. В принципе, вряд ли лаборанты заинтересуются моими тайнами и легендарными цепочками – под их наблюдением одновременно больше сорока подопытных кроликов находятся, да ещё перед самым погружением они сказали, что данные к ним в зашифрованном виде поступают. И я успокоилась окончательно.

Кстати. Лежу я в «сухой» капсуле, что не может не радовать.

Итак, здравствуй, Этельгрин, Хрумгильда идёт к тебе.

В первую очередь я схватила себя за мочку уха. Просто, чтобы проверить. Игра на это никак не отреагировала, что и требовалось доказать. Таковы условия: я нахожусь в капсуле безвылазно. Ну, и ничего страшного. В реальности непонятно, где правда, а где вымысел больного мозга, а здесь ничего такого и близко нет. Из минусов: меню не увижу в ближайшие недели, а может, и месяцы – значит, другого персонажа создать или хотя бы изучить достижения и игровую статистику не смогу. Быть мне Хрумгильдой очень, очень долго.