Подруга стыдливо прячется за водительским сиденьем, а Женька понуро опускает голову.

– Я хотел тебе сказать, но… – оправдывается он, и дальше мне уже нет смысла слушать. Всё итак очевидно.

Ревность тупым лезвием проходится по сердцу. Хочется закатить истерику, выскочить из машины, чтобы заставить бывшего бежать следом, распинаясь в извинениях. Но какой в этом смысл? Прошло восемь месяцев. И это я бросила его. Лику оттолкнула и того раньше. Винить в случившемся некого. А то, что произошло между мной и Женькой неделю назад… Что ж, к моей совести это не имеет никакого отношения.

– Ясно. Можешь не объяснять. Просто отвези меня домой, ладно? – прерываю его сбивчивую речь и демонстративно отворачиваюсь к окну.

Женька упрямо плетётся за мной в квартиру, якобы помогая донести сумку. Лика порывалась пойти с нами, но парень грубо её осадил. Я мысленно твержу себе, что это меня не касается, но когда мы оказываемся вдвоём в тесном лифте, все чувства вырываются наружу.

– Я не хотел, чтобы ты узнала так.

Вижу, что ему паршиво, но вес запас милосердия, увы, бездарно потрачен на брата.

– А как ты рассчитывал это сделать?

– Ань…

– Только честно, у вас закрутилось, когда ещё мы были вместе?

Женька дёргается, будто ему только что залепили пощёчину.

– Даже не смей думать, – тяжело дыша, шипит он.

– Отчего же? Четыре дня назад тебя наличие девушки не остановило.

Парень болезненно морщится.

– Ты другое.

– Да ну?

– Ань, я люблю тебя, и это не новость, – в синих глазах столько муки, что раздражение попросту улетучивается, сменяясь сожалением. За недавние слова. Поступки. За жестокое расставание. – Но с Анжеликой… Мы смотрим с ней в одну сторону. У нас одинаковые цели, мы оба знаем, чего хотим, а ты…

– А я бросаюсь из крайности в крайность, – тихо заканчиваю за него.

– Да. Прости, но это факт.

Створки символично разъезжаются – верный знак к прощанию. Я пытаюсь забрать свои вещи, но Женька не позволяет и тоже выходит на площадку.

– Донесу до квартиры.

– Как хочешь.

– Ань, я бы всё бросил, если бы тебе это было нужно. – Женька неловко раскачивается, остановившись на пороге, терзая мне душу взглядом побитого щенка. – Но тебе не нужно. Такие, как ты, не прекращают поиск. Тебе всегда будет мало. А я уже всё нашёл, понимаешь? То, что мы продержались столь долго вместе – уже подвиг. Я лишь надеюсь, что однажды мы снова сможем стать друзьями, как это было в самом начале.

Мне нечего ответить. Он совершенно прав. Мы расстались задолго до официального разрыва. Задолго до того, как я чуть не задушила его во сне под действием транквилизаторов. Хоть это и стало спусковым крючком, заставившим меня отказаться от него впоследствии, но на самом деле наши пути разошлись уже давно. Гибель родителей изменила меня. Вырвала из линейного течения жизни, в котором и родились когда-то наши отношения. Ещё тогда, при первой встрече, Женька демонстрировал чёткое представление о своём будущем. Будучи студенткой первого курса, я тоже отчётливо его видела. Но чем дальше мы двигались, тем шире простирался передо мной мир, и тихая семейная гавань, о которой всё это время мечтал Женька, постепенно превратилась для меня в худшую из перспектив. Так что уход мамы и папы лишь отсрочил неизбежное.

– Я тоже на это надеюсь, – отвечаю после затянувшейся паузы и, приобняв его на прощание, закрываю дверь.

***

За сорок минут бесполезной медитации перед монитором дальше заголовка и лида продвинуться мне так и не удалось. От удушливой духоты не спасают ни открытые окна, ни старенький кондиционер. На моей памяти конец августа впервые настолько жаркий. В такую погоду бы отмокать в прохладном бассейне, попивая безалкогольный мохито со льдом, а не дежурить в редакции, битый час мучая объёмную расшифровку суда над маньяком-таксистом, державшем в страхе всё Подмосковье. Обычно с подобными материалами проблем не возникает. Но последние недели голова забита чем угодно, кроме работы. Да ещё эта жара… Сосредоточиться на текущей задаче невероятно трудно. Будто вся энергия уходит на поддержание приемлемой температуры тела, и на умственную деятельность уже ничего не остаётся.

Выглядываю из-за широкого монитора на свою коллегу Анфису и ещё больше впадаю в уныние. Тонкие пальчики с кислотно-зелёным маникюром ловко летают по клавиатуре, перепечатывая очередную новость из ленты информагентств. Девчушка едва институт закончила, а уже в почёте у начальства ходит. Потому что всё у неё невероятно быстро и складно получается. Я такими журналистами восхищаюсь и одновременно их презираю. Без страха рвущиеся в бой, острые на язык, готовые кинуться в любой круговорот по команде «фас». Пишут хлёстко, лаконично и даже грамотно, только души в таких материалах – ни грамма. Потому что так их обучили, бойцов новостного фронта, отказавшихся от собственной личности в угоду объективности. Говорящая голова, вбрасывающая ежесекундно новости в массы без контекста и сносок – авось, народ сам разберется. Не разберётся. Потому что прочитают безликое послание и сделают выводы – каждый в силу своего опыта и знаний, и пойдут втолковывать другим, а те – третьим и дальше по цепочке. В итоге от первоначального смысла там ничего уже не останется. Вот так и получается, что вместо вожделенной объективности получается обратный эффект.

Я не заблуждаюсь на свой счёт, зная, в чём сильна, а в чём проигрываю коллегам-новостникам. Скорость и бездумный рерайт – не про меня. Мне по душе вдумчивые материалы, в которых добывание истины подобно распутыванию клубка ниток. Болезненная страсть к мелким деталям вызывает раздражение у всех, с кем общаюсь по ходу расследований, но именно за это Алик меня и нанял когда-то. Однажды он сказал: «Ты подняла криминальную хронику на новый уровень». Бесспорно, на спонтанный комплимент его натолкнули выпитые ранее три бокала коньяка, но меня это зацепило, и я всеми силами старалась оправдать его доверие. А потом погибли родители, и меня будто подменили. Ушёл запал и страсть к криминалу. Алик терпеливо ждал, что оклемаюсь и вернусь в форму, но вот уже четвёртый год пошёл, а я всё так же хожу по офису унылой тенью. Ни для кого не секрет, что меня здесь держат исключительно за прежние заслуги и за контакты представителей закона, доставшиеся от отца по наследству. Однако скоро и этого будет мало.

Идея написать заявление по собственному, не дожидаясь позорного увольнения, давно мелькает в голове, а после Пашкиного письма постоянно об этом думаю. Перечитываю его почти каждый день. Оно и сейчас прячется в одной из десятка открытых вкладок браузера.

Сайт ТАСС, сводка УМВД по Московской области, погода, ещё погода, о, нашла.

Павел Огарский 18 августа, 15:56

Привет, сестрёнка.

Прежде всего, хочу выразить восхищение твоим изящным побегом. Постой-постой. Не спеши закрывать письмо. У меня нет желания усугублять наш конфликт. Напротив, я к тебе с деловым предложением.

Аня, переезжай в Скров. Не переживай, меня тут не будет, я через две недели улетаю в Штаты на полгода. Предполагаю, что в бабушкином доме тебе будет неуютно одной, поэтому готов распахнуть двери моей скромной холостяцкой обители. Новостройка, спальный район, вся необходимая инфраструктура есть, удобная транспортная развязка. Как истинный арендатор фотки прилагаю к письму.

Работа для тебя найдётся тоже. В «Скровской летописи» жалуют хороших журналистов. Знаком с главредом. Могу замолвить словечко.

Мои советы тебе, конечно, не нужны. Но всё же решусь заметить: после всего, что ты пережила, смена обстановки – достойный вариант реабилитации. Подумай об этом.

P.S. На случай, если решишься, ключи от квартиры оставлю соседям.

С уважением,

Паша О.

С момента отправки прошла уже неделя, и каждый день я открываю это письмо и перечитываю его снова и снова, пытаясь найти подвох. Но не нахожу его. Лишь убеждаюсь всё больше, что Пашка прав. Меня в Москве уже давно ничего не держит. Женька был последней ниточкой, связывающей с прежней счастливой жизнью. А теперь и она оборвалась.