— Видите ли, господин Петров… Я знаю, вы меня поймете… Я ведь только первый год учительствую! И я так рада, что встретила вас… Нет, нет, вы не поверите, я просто счастлива! Ведь у вас большой опыт, вы знаете жизнь, вы направите меня, научите, предостережете от ошибок…

— Да, да, конечно, — прошептал Петров, закрыв от волнения глаза и чувствуя себя и в самом деле человеком многоопытным, знающим жизнь; он будет направлять ее, учить, предостерегать от ошибок…

— Когда я узнала, — все так же певуче продолжала девушка, — что меня посылают в такую даль, я, по правде говоря, струхнула. Думала: к каким забытым богом людям попаду я там? А когда приехала, вы встретили меня так хорошо, так сердечно… Вот и сейчас — до чего мне приятно у вас!..

Стоянова еще раз обвела комнату взглядом.

— Какой милый уголок! Я всегда мечтала о такой комнатке. Расставить все по-своему на письменном столе, развесить по стенам портреты любимых писателей — Толстого, Яворова, Горького!.. И у вас, видимо, тоже на стене висел чей-то портрет. Вон там, где большое желтое пятно. Что там было?

— Там… — смутился Петров, — одна картина…

— И вы ее сняли? Наверное, недавно — еще паутина не сметена.

— Видите ли… картина старая… Выцвела…

— Тогда нужно заново выкрасить стены, — посоветовала девушка с озабоченностью хозяйки. — Это пятно портит всю комнату…

— Да, да, обязательно выкрашу! — пообещал Петров. — Я уже давно это решил, жду только конца учебного года.

С улицы донесся громкий мужской голос:

— Дед!.. А дед?

Собаки снова кинулись к воротам.

— Вылчев пришел! — Стоянова вскочила и подошла к окну. — Осторожней, Вылчев! Очень злые собаки! — прокричала она в темноту. — Вылчев! Что ты делаешь! Господин Петров! — она обернулась, всплеснула руками. — Бегите, они его разорвут!

— Как вы ему обрадовались… — покачал головой Петров.

— Идите же! — девушка, словно не расслышав, топнула ножкой.

Понурив голову, Петров направился к двери, но в то же мгновение она распахнулась и на пороге в сопровождении собак появился невысокий, широкоплечий парень с небритым загорелым лицом, в сдвинутой набок кепке, из-под которой выбивался спутанный клок волос…

— Эх ты!.. — парень укоризненно покачал головой. — Что ж не выходишь навстречу? А?

— Врываешься, словно очумелый! — сердито отвечал Петров.

— Знаю, знаю! — произнес, входя, Вылчев. — Ты бы рад, чтоб собаки меня вовсе на куски разорвали!.. Идем, Невена, опаздываем!

Стоянова взяла свою сумочку. Петров забеспокоился.

— Куда вы так спешите?

— Как куда? Разве Невена не сказала, куда мы надумали отправиться?

Петров взглянул на учительницу, но та опустила глаза.

— Забыла, да, признаться, и неловко мне показалось…

— Ха! Чего перед дедом стесняться, — пробасил Вылчев. — По Дунаю кататься едем, дед! Полнолуние встречать! Много ли таких ночей нам отпущено — грешно их терять!

— Вот оно что, — с трудом разжимая губы, еле выговорил Петров. — Что ж, ступайте, ступайте… Это неплохо…

Напрасно глаза его искали ответного взгляда девушки.

Нет, он ничего ей не скажет. Только взглянуть на нее, увидеть ее глаза…

— Дед! — вдруг спохватился Вылчев. — Что это ты натворил? Зачем портрет жены убрал? — и он показал на злополучное пятно.

Все трое взглянули на опоясанный паутиной четырехугольник над кроватью.

— Видишь ли… Я думал… — выдавил старик.

— «Думал», «думал»… — безжалостно приговаривал парень, оглядывая комнату. — Вы только посмотрите, как он убрал свою берлогу!.. Шелковое покрывало… Бархатная скатерть, цветы… Даже стекло на лампе вытер! Отлично, превосходно! Но портрет, зачем портрет-то снял? Куда ты его засунул? Видела б ты, Стоянова, какая у него была жена. Красавица!

— Разве там, где желтое пятно, висел портрет жены? — шепотом спросила учительница.

— Вот именно! Там был «алтарь его святой», как он сам говорил. А теперь взял и содрал.

— Ничего подобного! — жалобно сказал Петров. — Я хотел только его почистить, вытереть пыль… Ведь я говорил тебе, что собираюсь белить стены.

— Ладно, ладно, — смягчился Вылчев; он понимал, что этот старый человек испытывает сейчас унижение и стыд. — Раз ты собрался белить стены — приду помогать… А теперь давай-ка портрет сюда, пусть Невена посмотрит.

Петров вытащил портрет из-под кровати. Рамка дрожала в его руке. Он протянул портрет Вылчеву, а сам нагнулся, делая вид, будто что-то разыскивает на этажерке с книгами.

Вылчев поставил портрет на комод, отстранился и показал на светлый, словно с иконы, лик:

— Ну? Что скажете?

— Действительно красавица! — воскликнула девушка. — Обязательно повесьте опять портрет, господин Петров! Какая же это… старая картина?

Петров продолжал возиться с книгами и ничего не ответил.

— Пошли, Стоянова, — снова заторопился Вылчев — А то луна взойдет без нас. Пускай дед тут возится, уют наводит.

— Не твое дело, чем я буду заниматься! — неожиданно закричал с каким-то остервенением старый учитель, потрясая толстенным русско-болгарским словарем. — Разве я в твои дела вмешиваюсь? Указываю, наводить тебе уют или нет? — Слезы уже застилали его глаза. — Идите гуляйте, делайте что хотите! Оставьте меня в покое!..

— Ну вот, пожалуйста… — Вылчев даже рукой махнул. — Началась трагедия!

— Господин Петров, зачем вы? — смутилась девушка. — Отчего вы рассердились? Я хочу, чтобы мы пошли гулять все вместе. Если вы не пойдете, и я не пойду.

— Почему? Почему? — возразил Петров; раздражение его поутихло. — Я не желаю быть помехой…

Вылчев вскипел:

— Какая там к черту помеха? Пошли с нами, и весь разговор!

Стоянова подошла к учителю, взяла его под руку и нежно потянула за собой.

— Пойдемте же… Ради меня!.. Помните наш разговор? Без вас я никуда не пойду… Вылчев! — строго прикрикнула она. — Что ты молчишь? Скажи господину Петрову, что мы собирались идти все вместе!

— Идем, дед! — не решился солгать парень. — Идем! Не порть компании!

Стоянова по-прежнему держала старого учителя под руку, даже положила на его локоть мягкую свою ладонь.

Ее молодое тело излучало тепло и силу.

— Идемте, — ласково звучал бархатный голос.

И Петров сдался.

Всю дорогу до реки девушка не отходила от него: ей во что бы то ни стало захотелось выучить песенку, которой ученики встретили ее в тот день, когда она в первый раз пришла в школу.

— Я вам как-нибудь спою ее… Да и дети могут вас научить, — постепенно смягчался огорченный учитель.

— Нет, нет, я хочу сейчас, сегодня же. Как это?.. «Взошел месяц сахарный…» А дальше?

— Дальше припев: «Румяный, ласковый, ах ты моя душенька!»

Стоянова запела. Петров сдавленным голосом подхватил. Затянули второй куплет, третий, потом — опять сначала, пока звуки веселой песенки не развеяли печаль старика в тихой звездной ночи. Когда они сели в лодку, старый учитель ощутил юношескую бодрость, почувствовал прилив каких-то давно уже неведомых ему сил.

— Ты куда? Зачем на весла садишься? — подал голос Вылчев, всю дорогу хмуро молчавший.

— Отчего бы и нет? — ответил Петров. — Забыл, верно, что двух лет нету, как ты увидел настоящую реку? В своей-то деревне небось не видал ничего, кроме грязных луж, в которых буйволы в жару валяются!

Вылчев не ответил на насмешку; он придержал лодку, пока девушка не уселась против Петрова, затем прыгнул на корму и взялся за маленькое весло.

Петров отвязал цепь, которой лодка была прикреплена к колышку, бросил ее на песок и взмахнул веслами.

Остроносая лодка медленно поплыла против течения под склонившимися с берега ивами.

— На остров? — бодро спросил гребец.

— Греби, — неохотно процедил рулевой.

Дунай, вобравший в себя воды стольких рек, далеко уходил в ночи к румынскому берегу, а из глубин его веяло какой-то манящей, притягательной силой.

— Как страшно! — вздрогнула Стоянова, боязливо сжавшись на середине скамьи. — Ведь я первый раз в жизни катаюсь по Дунаю.