По такой системе работал и Ландсбергис, но странно, что и народный избранник Бразаускас не умел руководить иначе. Прежде всего, он уверовал в собственную исключительность, поэтому понес чушь о том, что президент выше партий, что его выбрал весь народ и что его таким образом обязывает Конституция… Взобравшись по горе обещаний на высший пост, он вдруг от всего отказывается. Избирателям становится неясно, с кем и как он будет спасать Литву? Гарант Конституции без убеждений, без идеи и ответственности начинает разглагольствовать о каком–то абстрактном единодушии, когда большинство защищаемых им граждан уже обобрали и он сам со своими дружками тоже немало награбил. Какой абсурд!

Основной Закон запрещает президенту активно проявлять себя в деятельности какой–либо партии, однако он не запрещает ему иметь собственные убеждения и выполнять волю избирателей. Поэтому А. Бразаускас и повис в воздухе, а ДПТЛ превратил, по его собственным словам, в партию «позитивного выжидания». Я до сих пор не могу понять значения этого термина, но прекрасно знаю, кто подкинул эту идею. Как можно, ничего не делая, позитивно выдать?? Выжидание — это не действие. Партия — не какая–то куколка бабочки, которая может, наевшись голосов избирателей, заснуть и ждать, когда у нее вырастут крылья.

Почувствовав такую политику президента, ландсбергисты моментально ожили, словно лягушки после майского дождя. Начались угрозы, как вы уже читали, в леса под Каунасом подались спровоцированные ландсбергистами добровольцы, поэтому мы не могли мириться с такими безобразиями и выбрали председателем партии энергичного премьера Адолфаса Шлежявичюса, а впоследствии для его поддержкисоздали «Программную группу» членов Сейма от ДПТЛ. Когда мы представили Адолфаса Бразаускасу, тот не поверил собственным глазам.

— Ты согласился стать председателем партии? – приподнявшись из–за стола, справился он.

— Да, — спокойно ответил Шлежявичюс.

— Ты согласился? — переспросил Бразаускас.

- Ведь кто–то должен отвечать за обещания, данные избирателям.

Бразаускас хотел что–то сказать, но спокойный и очень уверенный ответ выбил его из колеи. Президент покраснел, побагровел и не сразу сумел взять себя в руки, сообразив, что перед ним сидит самостоятельно мыслящий человек, помыкать которым, как каким–нибудь Киркиласом или Каросасом, у него никогда не получится. Даже младенец, присутствуя при этом странном диалоге, понял бы, что Бразаускас вдруг почувствовал себя обойденным на первом повороте, точнее, он сам перевернулся, лишившись поддержки в своих личных манипуляциях со стороны самой многочисленной партии. Этого он никак не мог простить обошедшему его и обладающему государственным мышлением премьеру, который, будучи настоящим политиком, правильнее оценил, что ожидает их обоих в случае утраты доверия большинства.

С этого дня конфликт между ними нарастал и усиливался. Наши прогнозы полностью подтвердились. Когда Шлежявичюс стал по всем параметрам обгонять вообразившего себя святым и неприкосновенным Бразаускаса, повторился вариант психологической драмы между Ландсбергисом и Прунскене. Один трудился, занимался стабилизацией экономики, а другой как был, так и оставался Ландсбергисом, слегка подретушированным под Палецкиса, несколько подмалеванным под Каросаса, основательно закамуфлированным реставраторами под Киркиласа, — Ландсбергисом, с нетерпением выжидающим удобного случая, чтобы избавиться от своего конкурента.

Такой повод появился. По милости Бразаускаса, являвшегося председателем комитета по литу, начался обвал банков. Из одного из них Шлежявичюс изъял свой вклад. Президент тут же дал указание генеральному прокурору В. Никитинасу возбудить против премьера уголовное дело. Суть и форма обвинения были до того абсурдны, что еще и сейчас некоторые политические мышата типа Киркиласа несут чепуху, будто это была провокация соперников ДПТЛ, то есть ландсбергистов.

Деятелей, изъявших свои вклады в тот же день, я насчитал среди депутатов Сейма еще двенадцать, в их числе были Кунявичене, Грицюс, Плечкайтис, Арбачяускас и другие. Не утерпев, я спросил президента: — Почему дело заведено только на Шлежявичюса?

— у него другое положение. — Ответ был более чем странным как будто для премьеров в Литве действуют другие законы.

Сегодня об этом я не стал бы писать, если бы мои выводы не подкреплялись всеми последующими действиями Бразаускаса. Сейчас он оправдывается: «Биография у меня довольно сложная, и я не знаю, где бы Литва могла проявить себя с таким президентом, как я, а премьер — совсем другое, он управляющий, администратор».

Дальше — еще лучше: «Согласно законам, Литва — республика премьера». Вот и вылезло шило из мешка. В жизни все намного проще: пока не все приватизировано, значит, не все еще потеряно, есть еще за что зацепиться, так как распределяющему всегда достается львиная доля. Все премьеры уже стали миллионерами, так почему бы и мне не попробовать? Тем более что в период его президентских полномочий еще не ослабла созданная им одна из самых совершенных система взяточничества. А чтобы такая цель не скоро выявилась и не бросалась другим в глаза, для простачков была состряпана трогательная биография «тайного католика периода большевизма» вкупе с мифом о бесподобной буфетной порядочности. Дескать, все мы — дети прошлого, всех нас гнетет первородный грех — так почему только я один должен занимать менее прибыльный пост?

Эту позицию подтверждает и постоянно растущее личное достояние Бразаускаса, и опровергающий его домысел факт: во главе всех пост коммунистических государств руководителями остались бывшие коммунисты. Эстонии, Латвии, Польше это не во вред, а у нас обязательно повредит карману Бразаускаса.

Не будем завистливыми. И правда, если при наличии такой совершенной системы воровства ничем не разжиться, то в оценках новыхлитовцев это может означать какой–то духовный порок или застойный комплекс. Но если уж приобщился к этому братству кровососов, то его не стесняют ни Конституция, ни другие законы. Он подготовил сверхидейный сюрприз для всей социал–демократии своего уровня: привел за ручку свою беспартийную возлюбленную, с которой его обвенчал «орден святых папарацци»[17], и заявил, что она — политолог высшей буфетной закваски и в политике будет первой. Так вся идеология, социология и политология этой партии в мгновение ока улетела коту под хвост. Если ему вся Литва досталась как трофей после удачной охоты, так почему бы не поприжать посильнее несколько скачущих еще впереди него чересчур идейных социал–демократических зайчишек? А разжившись, необходимо ведь задуматься о проблемах наследования. Я бы не удивился, если бы к концу каденции и обе его дочки пришли спасать Литву с министерскими портфелями. Вот кому мешал Шлежявичюс. Поэтому перепуганный Владас Никитинас и позвонил мне:

— К тебе зайти или ты ко мне заедешь?

— Как тебе удобнее.

— Видишь ли, в этой вашей конторе слишком много свидетелей. Я понял, что разговор будет серьезным. Мы сА. Паулаускасом часто прибегали к таким намекам.

Новый прокурор ждал меня в отдельной комнатушке. Мне пришлись по душе его мужество, откровенность и подчеркнутое нежелание пользоваться какими–либо дипломатическими уловками.

— Вы можете меня н–е-утверждать, — заявил он на заседании комитета Сейма. — Я судья, а не прокурор, но если есть необходимость, могу и поработать.

— Нам нужен порядочный человек, а прокурорский опыт – дело наживное, — ответил я ему тогда.

А теперь мы разговаривали о том, о сем. Неожиданно он спросил: — И что ты за человек?

— Владас, почему меня об этом спрашивают последним?

— Уже кто–то нажаловался?

— Даже не пытались. Некоторые слышали. Если откровенно, мы с Паулаускасом решали его личные дела. Просто так вышло из разговора.

— Он мне тоже проговорился, что ты ему как отец.

— Может, немного преувеличил, но мы неплохо понимали друг друга. Я отговорил его уходить из прокуратуры и просил остаться твоим заместителем.