— Что случилось? — спросил Евгений Сергеевич, заглядывая в мотор.

— Не знаю, — пожала плечами женщина и тихо засмеялась. — Не могу разобраться. Бестолковая я. Водить умею запросто, а как что-нибудь заест, ни фига не смыслю. Разберитесь, пожалуйста.

Она сделала маленькую паузу, но тут же поспешно добавила:

— Я заплачу, сколько скажете.

Он бросил на нее укоризненный взгляд, сердито отвернулся.

— Извините, — засмеялась она. — Теперь никто ничего бесплатно не делает.

Он не ответил на ее слова, наклонился, копаясь в моторе. Она топталась рядом, с любопытством старалась посмотреть, что он трогает, за какую деталь берется. То приседала, просовывая голову под его рукой, то поднималась на носках, заглядывала через плечо мужчины.

— Дайте какую-нибудь тряпку, — сказал он, не поднимая головы, и протянул руку.

Она быстро открыла дверцу, взяла с переднего сиденья пеструю майку.

— Возьмите. Это Кирина маечка, пошла в расход. Кирочка, моя доченька, вон там на заднем сиденье свернулась, как сурок. Взгляните же на нее — смешная девочка. Семь лет. Я нынче устроила ей праздник, свозила к морю. Целый месяц провалялись на пляже в Евпатории. Какое чудо!

Евгений Сергеевич поднял голову, взглянул через стекло в машину, увидел на заднем сиденье остроносую девочку с длинными прямыми волосами, дремавшую на свернутом одеяле.

— Измучили ребенка. Укатали.

— Правда, хорошенькая? — щебетала женщина. — Представьте, с первых дней научилась плавать и ныряет как рыбка. Прелесть!

Евгений Сергеевич не слушал, что говорит женщина, ее визгливый, экзальтированный голос раздражал его. Он сосредоточенно возился в моторе.

— Сядьте за руль и включите зажигание, — сухо сказал он женщине. — Так. Ну-ка еще! Еще!

На третий раз мотор заурчал, тихо зафыркал, завелся.

— Все в порядке, — сказал он, вытирая руки детской майкой и подбирая инструменты с земли. — Можете ехать.

Женщина выпрыгнула из кабины, озорно и радостно выхватила из рук мужчины инструменты, кинула в багажник и протянула ему руку.

— Вы гений! Не знаю, как вас отблагодарить, честное слово. Не обидитесь, если предложу десятку?

Евгений Сергеевич неприязненно поморщился.

— Как вам не стыдно? Машина исправна. Езжайте!

Но женщина не отпускала его.

— Нет, нет. Я так не могу. Я понимаю, что я была неправа, когда сказала, что теперь бесплатно никто ничего не делает. Я знаю, что на свете есть добрые, бескорыстные люди. Я не хотела вас обидеть, но должна же быть простая благодарность. Верно? Не хотите денег, возьмите хоть это.

Она нырнула в багажник и вынула большую желтую дыню.

— Вот. Прекрасный подарок жене. Да вы не сердитесь, я же от всей души.

Евгений Сергеевич не взял дыню, повернулся и пошел к своей машине. Но женщина опередила мужчину и положила дыню в его автомобиль.

— У меня есть еще две таких. Возьмите, прошу, вас, вы же меня выручили и отказывайтесь от платы.

— Какая плата? Мне ничего не нужно, — протестовал он, доставая дыню из машины. — Я не нанимался к вам. Простая человеческая услуга.

— И слышать вас не желаю. Как же иначе?

Она ловко выхватила из его рук дыню и как волейбольный мяч бросила на сиденье и, отбежав в сторону, крикнула:

— Пожалуйста, постойте минутку, не уезжайте, пока я не тронусь с места. Вдруг что-нибудь опять заест. Прошу вас.

Он стал ждать, когда женщина заведет машину. Она села за руль, включила зажигание. Мотор сразу завелся, но работал неровно, толчками. Она включила скорость. Машина дернулась рывком и остановилась.

— Идите сюда! — крикнула женщина, высунувшись из кабины. — Опять барахлит.

Он подошел к машине, открыл дверцу.

— Пустите меня за руль.

Она подвинулась.

Он проверил приборы, включил зажигание, немного послушал, как работает мотор, повернул рычаг скорости. Машина тронулась с места, пошла легко и плавно.

Проехав немного вперед, он остановился, включил задний ход и, не разворачиваясь, подкатил к своему автомобилю.

— Не забывайте вовремя снимать тормоза, и все будет в порядке, — сказал он женщине, уступая ей место.

Но женщина не села за руль и вышла из кабины. Щуря глаза от солнца, она взглянула на свою машину со стороны и громко засмеялась.

— Боже мой! — всплеснула она руками и замотала головой. — Какая грязнющая. Пожалуй, с такой и из пустят в Москву.

Он тоже взглянул на машину, засмеялся.

— Красиво! Где вы ее так размалевали?

— Вчера под дождем в деревню за молоком сворачивала. Пришлось через поле ехать, едва выбралась. Какой срам! Что же делать, дорогой товарищ?

Она кокетливо повернула к нему свою легкую овальную голову на длинной белой шее и пошла вокруг машины танцующим шагом, легко изгибая все свое тело, как в шутливом танце.

— Ол-ля-ля! — запела она. — Что нам делать? Как нам быть? Как машиночку помыть?

Он смотрел на молодую женщину без раздражения и злости. В ней даже было что-то милое, симпатичное. В самом деле, какая-то славная, как ребенок. Как такая свежая, чистая заявится в Москву в ужасно грязной машине?

— Грязнее не бывает, — сказал он, глядя на машину. — Надо помыть. Вон и речка рядом.

Она неожиданно повернулась и прыгнула как кошка, оказавшись совсем рядом с ним.

— Как же быть? Я не умею. Честное пионерское.

Он с сочувствием смотрел на маленькую, хрупкую женщину и почему-то заметил, что у ней тонкие гибкие руки с нежной матовой кожей.

— Будьте же рыцарем до конца. Сделайте доброе дело.

Он уловил в ее голосе какую-то подкупающую, почти детскую искренность и, неожиданно для себя, грубовато сказал:

— Есть у вас ведро? И мочалка?

Она так же, как за минуту перед этим, мягкими кошачьими прыжками перескочила через дорогу, открыла багажник и извлекла синее ведро и красную губку.

— Я принесу воды, а вы будете мыть. Идет?

Не дожидаясь ответа, прыгнула через кювет, побежала через густую жесткую траву к синевшей реке.

Он снял куртку и, засучив рукава, мыл машину. Машина была сильно заляпана глиной, пришлось основательно скрести ее мочалкой и смывать водой. В азарте он не заметил, как облил рубашку и запачкал новые серые брюки. Она принесла уже третье ведро воды и, стоя в стороне, весело выкрикивала, показывая рукой:

— Потрите вон там, справа. И наверху. Поберегите рубашку, снимите ее. Такая красивая, жалко.

Он подчинился ей, снял рубашку и бросил женщине на руки.

— Держите!

Она поймала рубашку и засмеялась.

— Хоп! Я хорошо ловлю. Я волейболистка. Возьмите мой фартук, клеенчатый, непромокаемый. Вот он, держите.

Она достала из машины синий с белыми полосками фартук, швырнула его через машину на голову доброхотного мойщика.

В тот момент, когда он, облачившись в кургузый женский фартук, с азартом принялся мыть крышу автомобиля, на дороге появилась легковая машина, и кто-то, высунувшись из кабины, помахал ему рукой и шутливо крикнул:

— Привет Евгению Сергеевичу! Подрабатываешь в выходной день? Желаю успеха!

Он оглянулся и узнал знакомого мужчину из своего учреждения.

— Эй-эй! Стой-ка!

Он хотел объяснить ему ситуацию, но машина, не сбавляя скорости, быстро удалилась.

— Знакомые? — спросила женщина, державшая его рубашку как флаг.

— Бухгалтер наш. Балабол. Завтра весь институт будет знать, что я мыл чужую машину на дороге.

Он сердито выплеснул на крышу остатки воды, бросил ведро и губку в багажник.

— Готово! Можете ехать.

Женщина благодарно смотрела на него, озорно подмигнула, как заговорщица.

— Плевать нам на болтунов. Правда?

Пока он надевал рубашку и приводил себя в порядок, она бросилась к багажнику и достала бутылку крымского муската.

— Вы милый человек, — сказала она, улыбаясь сияющей улыбкой. — Вы мой спаситель. Я готова вас расцеловать. Возьмите еще вот это.

Она ловким прыжком опередила мужчину и сунула в его машину бутылку с вином.

— Не сердитесь, товарищ. Счастливого вам пути!