Мавзолей знаменовал собой закат классического греческого искусства. Очевидно, он был слишком богат и торжествен, чтобы стать по-настоящему красивым. Даже на рисунках-реконструкциях он кажется таким же тяжёлым и статичным, как персидские гробницы, — в нём больше Востока, чем Греции. Возможно, виной тому пирамида, возможно — глухие высокие стены нижнего этажа. Впервые в греческом искусстве в одном здании были объединены все три знаменитых ордера. Нижний этаж поддерживался пятнадцатью дорическими колоннами, внутренние колонны верхнего этажа были коринфскими, а внешние — ионическими.

Плиний утверждает, что мавзолей достигал в высоту ста двадцати пяти локтей, то есть шестидесяти метров, другие авторы дают большие либо меньшие цифры.

Мавзолей стоял в центре города, спускавшегося к морю. Поэтому с моря он был виден издалека и выгодно смотрелся рядом с другими храмами Галикарнаса — колоссальным святилищем Ареса, храмами Афродиты и Гермеса, которые стояли выше, на холмах, по сторонам мавзолея.

По всему античному миру строились копии и подражания Галикарнасскому мавзолею, но, как и положено копиям, они были менее удачны и поэтому вскоре забыты. Он стал так знаменит, что римляне называли мавзолеями все крупные усыпальницы. Построен мавзолей был столь прочно, что, хоть и обветшал, простоял почти две тысячи лет. А о том, как мавзолей погиб, известно из хроники историка позднего Средневековья, где говорится о последних днях ордена иоаннитов на острове Родос.

«В 1522 году, когда султан Сулейман готовился к нападению на родосцев, великий магистр ввиду предупреждения опасности послал нескольких рыцарей, чтобы привести в порядок укрепления и, насколько возможно, воспрепятствовать высадке неприятеля. Прибыв в Мезину (так именовался тогда Галикарнас. — И. М.), рыцари тут же принялись за укрепление замка. За неимением подходящих материалов они воспользовались мраморными плитами и глыбами, из которых состояла древняя полуразрушенная постройка вблизи гавани. Снимая глыбу за глыбой, они спустя несколько дней добрались до какой-то пещеры. Рыцари зажгли свечи, вошли внутрь и увидели прекрасную четырёхугольную залу, украшенную мраморными колоннами, карнизами и различными орнаментами. Промежутки между колоннами были заполнены украшениями из разноцветных мраморов, по стенам и на потолке виднелись мраморные же рельефы, изображавшие различные сцены и даже целые сражения. Подивившись всему этому, рыцари, однако, воспользовались и этим материалом так же, как наружными глыбами. За этой залой они нашли ещё другую, меньшую, в которую вела низенькая дверь. В этой второй зале они увидели четырёхугольный мраморный надгробный памятник со стоящей на нём урною. Памятник этот был сделан очень искусно из белого мрамора, дивно светившегося в темноте. Вошедшие рыцари не имели возможности оставаться там дольше, так как в это время ударил призывный колокол. Вернувшись на другой день, они увидели памятник разрушенным и могилу открытой. На земле были разбросаны кусочки золотой парчи и золотые пластинки. Это заставило их предположить, что пираты, сновавшие у побережья, ночью проникли туда и нашли много драгоценностей…»

Так до нас дошло единственное достоверное описание погребального зала мавзолея, со слов археологов «наоборот» — последних, кто видел мавзолей стоящим, и сделавших всё, чтобы от памятника ничего не осталось.

В середине XIX века путешественники по Малой Азии обращали внимание на то, что стены турецкой крепостицы Будрун, перестроенной из иоаннитского замка Святого Петра, сложены не столько из каменных глыб, сколько из мрамора. Это неудивительно: остатки античных городов всегда служили строительным материалом сначала византийцам, а затем арабам и туркам. Но уж очень красивы и необычны были мраморные плиты стен Будруна: неизвестный гений населил их барельефы неистовыми людьми и богами.

Когда слухи об этом дошли до английского посла в Турции, он приехал в Будрун и после длительных переговоров и множества взяток купил разрешение выломать из стен двенадцать плит и перевёз их в Британский музей. Английские учёные по сохранившимся описаниям и отзывам современников вскоре догадались, что перед ними части знаменитого фриза Скопаса — «Амазономахии».

Убедившись в том, что Галикарнасский мавзолей надо искать в Будруне, сэр Ньютон, хранитель Британского музея, поспешил туда. Первое, что он увидел, высадившись на берег, были два мраморных льва, вставленные в стену крепости мордами к морю. Львы тоже были когда-то позаимствованы крестоносцами для военного строительства. Ньютон не тратил времени даром. Он облазил всю крепость, отыскивая и определяя «ворованные» плиты и статуи. В ожидании разрешения на изъятие плит, как всегда нескорого, он начал искать то место, где когда-то стоял мавзолей, который должен был находиться недалеко от крепости. Иначе бы иоаннитам не было смысла таскать оттуда плиты и глыбы.

За девять месяцев, проведённых в Будруне, Ньютон отыскал обломки мавзолея, а под слоем земли и мусора — ещё четыре плиты Скопаса. Когда же раскопки подходили к концу, обнаружили самую главную находку — расколотые на множество частей двухметровые статуи Мавсола и Артемисии, стоявшие прежде в колеснице, на верху мавзолея, и разрешавшую все сомнения почти целую мраморную лошадиную голову в метр длиной, с бронзовой позолоченной уздечкой и подвесками-украшениями. Удивительно то, что голова оказалась деформированной. Ньютон догадался, что лошади, запряжённые в колесницу карийских монархов, стояли на шестидесятиметровой высоте. Этим-то и объяснялась несоразмерность: на лошадь следовало смотреть издали и снизу.

Колосс Родосский — младший современник Галикарнасского мавзолея и храма Артемиды. Идея создать его родилась весной 304 года до нашей эры, когда жители небольшого острова, лежащего у самого берега Малой Азии, стоя на истерзанных долгой осадой стенах, смотрели, как скрываются в море корабли одного из наследников державы Александра Македонского, сына правителя Передней Азии и Сирии — Деметрия Полиоркета.

Чтобы покорить родосцев, Полиоркет привёз к городу осадные машины — последнее слово весьма развитой для того времени военной техники. Гордостью осаждавшей армии была гелеополида — осадная башня с таранами и перекидным мостом, катапультами, площадками для десанта. Гелеополиду, обитую железом, приводили в движение три тысячи четыреста воинов.

Покидая после неудачной осады остров, Полиоркет бросил на берегу огромную гелеополиду — это в некотором роде чудо света, — не выполнившую своего предназначения. Она-то и принесла городу не только выгоду, но и славу. Купцы, собравшиеся в городе после победы, предложили купить гелеополиду «на металлолом», предлагая за железо триста талантов — сказочную по тем временам сумму. В знак избавления города и на деньги от продажи башни решено было возвести статую Гелиоса — покровителя Родоса. Родосцы верили, что остров поднят со дна моря по просьбе этого бога.

Статую решили поручить скульптору Харесу, ученику Лисиппа. Харес предложил сделать Гелиоса стоящим. В левой руке он держал ниспадающее до земли покрывало, правую приложил ко лбу, вглядываясь в даль. Правда, такая поза не соответствовала канонам, но Харес понимал, что колосс не удержится, если бог протянет руку вперёд.

Основой тридцатишестиметровой статуи послужили три массивных каменных столба, скреплённые железными балками на уровне плеч. Основания столбов были в ногах статуи и в покрывале. На высоте плеч и на поясе столбы соединялись поперечными балками. На столбы и балки крепился железный каркас, который покрыли чеканными листами бронзы.

Колосс рос на берегу гавани на облицованном белым мрамором искусственном холме. Двенадцать лет никто не видел статуи, потому что, как только на каркас прикреплялся очередной пояс бронзовых листов, подсыпали окружавшую колосс насыпь, чтобы мастерам удобнее было подниматься наверх. И только когда насыпь убрали, родосцы увидели своего бога-покровителя, голову которого украшал лучистый венец.