— Сядьте. Этот человек — мой друг, его не надо бояться. Не плачьте. И расскажите мне все. Говорите тихо. Не плачьте. Я хочу вам помочь.
Лицо женщины стало тверже.
— Я верю вам, мисс… Я расскажу… — Она замолчала, опять оглядываясь на Крейна.
— Вам все-таки лучше уйти, — тихо сказала Молли.
Крейн взглянул на часы и ужаснулся. Кэри! Жаль расстаться с Анной Адамс, но Кэри!
В холле Джордж Киннер, крупный, расплывшийся человек, надевал, отдуваясь, пальто.
— А!.. Постойте… Вы и есть тот, который приехал с молоденькой мисс? Матушка мне рассказала… Так вот, — свиданий, понимаете, никаких; пока даже адвокату. Знаю, знаю, — жених, но что я могу! Если б жених по крайней мере был аферист или взломщик. А с тех не спускают глаз. Жаль, жаль… Как же, я понимаю — любовь… Ну вот, опять опоздал…
На повороте в переулок Киннер махнул рукой. Крейн приступил к поискам гостиницы, в которой остановился Кэри.
* * *
— Для того, чтобы повесить гражданина Соединенных штатов, — сказал Кэри, захлопывая дверцу экипажа, — требуется не менее двух свидетельских показаний. Сейчас мы… настоятельно советуем одному человеку… подтвердить некоторые данные… Как только соответствующая бумага будет подписана, вы отвезете ее мистеру Мак-Парланду.
— А если он не подтвердит?
— Знаєте, на месте Адамса я подтвердил бы все, что угодно, ради того одного, чтобы меня посадили в другую камеру.
«Ах, Адамса… — подумал Крейн, — так вот что такое Анна Адамс!..»
Вслух он сказал:
— Должно быть, в этой камере сыро, сэр?
— Возможно. Во всяком случае, в этой камере — Гарри Орчард.
Вежливый человек с короткой резиновой дубинкой вел Кэри и Крейна через двор, по лестницам и коридорам. Крейну казалось, что воздух не проникает сквозь небо, стоящее над тюремным двором. По коридору через каждые восемь шагов — дверь, вдавленная в стенку. С каждой дверью, ощущение удушья росло, быстро приближаясь к галлюцинации. Крейну казалось теперь, что за каждой дверью человек бьется и дышит раскрытым ртом, как рыба, вытащенная на сушу.
— Вы будете молчать, — шепнул Кэри, — и сядете в самом темном углу.
В камере скудный электрический свет неприятно смешивался с дневным светом, затемненным решеткой. На койке, свернувшись, лежал человек. У стола сидел другой — рыжеватый, лет сорока, в синей блузе. С выражением мучительной, сумасшедшей растерянности он следил за движениями вполне приличного джентльмена с портфелем. Обладатель портфеля помещался за тем же столом и говорил голосом человека, которому давно наскучило повторяться.
— Итак, мы возвращаемся еще раз к тому, что в салуне вы подсели к столику Орчарда. Вы припоминаете даже, что заказали себе…
— Сода-виски, сэр, — как же…
— Ну, вот видите: сода-виски. Вам остается припомнить последующий ваш разговор с Генри Орчардом. Подумайте, Адамс.
Адаме послушно обхватил ладонями лоб.
Кэри пригнулся к плечу джентльмена с портфелем.
— Как дела, Гудинг?
— Лучше. Сегодня, пожалуй, кончим.
Стефан Адаме поднял посеревшее лицо. С левой стороны глаз и щека быстро и мелко подергивались.
— Нет, — сказал он тоскливо, — не помню я этого… не могу…
Койка протяжно скрипнула. Лежавший встряхнулся и сел, поджав ноги. Это был очень маленький человек с большими ушами, срезанным лбом и беззубой челюстью идиота. Крейн ощутил знакомую тошноту еще прежде, чем понял, что знает этого человека. Орчард — негодяй с лошадиной подковой, уродец на рельсах железной дороги Чикаго — Барлингтон — Квинси!
— Ну-ка, Гарри, мой мальчик, — поощрительно сказал Гудинг, — напомните ему хорошенько этот самый ваш разговор.
Орчард голубоватыми глазами уставился на соседа по камере; левая щека Адамса задергалась быстрее.
— Как же… Тебе еще, старина, принесли твое сода-вис-ки. Тут я и сказал: «Присоединяйся, старина, — сказал я, — Билли Хейвуд тебя не обидит. Нынче же, — я сказал, — столкуемся с Хорти»… Только ты струсил, Адамс. Видит бог, струсил…
Гарри Орчард покачал головой. Он говорил туго, огромной челюстью прожевывая слова.
— Расчет простой, — сказал Кэри, — вас будут судить за укрывательство, если вы подтвердите показания Орчарда; если вы станете их отрицать, вас все-таки будут судить — по всей вероятности, за убийство.
— Заметьте, — добавил Гудинг, — губернатор не любит шутить.
Он вынул из портфеля аккуратно переписанный лист, на котором недоставало только подписи Адамса.
— …с тех пор он все хворал и хворал, так что пришлось наконец уйти с рудника. На наше несчастье, мисс, мы тогда и перебрались в Идаго, на ферму к дяде Стефана. Он был арендатором у покойного мистера Стейненберга. После смерти генерала сыщики вдруг увезли Стефана сюда и заперли вместе с самим убийцей, с ужасным тем человеком, уродом, который раз приходил к нам на ферму. И несчастный мой муж стал как бы мешаться в уме. Он плакал и требовал, чтобы его оставили одного. Тогда сторожа раздели Стефана и заперли в камеру одного бедняги, которого накануне только повесили. Стефан очень испугался. Он сразу подумал, мисс, что с ним тоже случится неладное. Он совсем не спал и опять просил надзирателя. Тогда его отвели обратно к тому и опять стали мучить… Потом сыщики вдруг забрали в тюрьму меня и двоих наших детей, — и Стефану иногда разрешали приходить к нам в женское отделение, мисс… Он был уже очень плох, все повторял, что боится за нас и что ему велят говорить на суде про Хейвуда и еще про одного человека… Потом, мисс, один толстый начальник увидел меня и сразу на всех рассердился. В тот же день детей отдали тетке, а меня вот выпустили… Нынче я попрощаюсь с мужем…
Стоя, стиснув руки и зубы, Молли слушала рассказ Анны Адамс.
— Только не надо меня обманывать, да? Я хотела бы знать… все самое страшное, чем это может кончиться, мисс…
— Самое страшное… Хорошо… Это может кончиться тем, что он станет клеветником и убийцей невинных.
— Ох, что вы!.. Бедный мой муж, он только боится…
— Все равно, — жестко сказала Молли, — он поступит как честный человек… если он даже боится. Вы поможете ему, миссис Адамс.
Молли достала из саквояжа пузырек чернил, бумагу, перо.
— Потом, я вам обещаю, для вашего мужа мы сделаем все, но сначала вот это…
«Удостоверяю, что мое показание против лидеров Западной федерации рудокопов составлено сыщиком Мак-Пар-ландом и Гарри Орчардом, вымышленное имя которого
Том Гоган. Я подписал его, потому что мне угрожали виселицей и губернатором.
Свидетельница:»
— После слова «свидетельница» вы впишете ваше имя. Пустое место над этой строкой оставлено для подписи: «Стефан Адаме».
* * *
— «Стефан Адамс…» — с удовольствием прочитал Кэри, — подумайте, сколько хлопот ради одиннадцати каракуль!
Они стояли теперь в коридоре, перед дверью в камеру Орчарда. Кэри протянул Крейну аккуратно переписанный лист с кривой подписью в правом нижнем углу.
— Кэри — ученик своего учителя! — скажите это мистеру Мак-Парланду. Ступайте. К Адамсу сейчас придет прощаться жена. Пропуск при вас? Так. Прямо и налево.
Нащупывая двумя пальцами пропуск в жилетном кармане, Крейн задумчиво шел по направлению прямо и направо. На втором повороте ошибка в направлении столкнула его с высоким грузным мужчиной, который взмахнул руками в испуге… Киннер!
— Черт возьми… — прошелестел Киннер.
Крейн стоял, соображая: Орчард в другом отделении… значит — можно рискнуть.
— Однако… — шептал Киннер.
— Предположите, что я навестил приятеля, мистер Киннер…
Если он заинтересуется фамилией, — соображал Крейн,
— я скажу, что фамилия — Стимпсон.
— По какому делу?
— Так. Он разошелся во взглядах с одним парнем. Несговорчивым людям, мистер Киннер, не следует иметь ножей, за исключением, конечно, столовых.
