— Кроме того, — Редж склонился над бесчувственным Крейном, — я должен как можно скорее выразить достопочтенному Бангсу мое восхищение предприимчивостью его агентов.

«Буду через час дело исключительной важности точка ждите точка примите немедленно наедине Даниэль».

Эту телеграмму подали одному из дежурных редакторов «Трибуны Чикаго» в три часа ночи. В четыре часа пятнадцать минут Даниэль Сайлас вошел в кабинет дежурного редактора. Редактор в расстегнутом жилете сосал трубку над путаницей рукописей и гранок,

— Что еще случилось, Сайлас?

— Неприятность, дорогой Дженингс, неприятность, — сказал Сайлас, слегка задыхаясь, потому что путь от станции Аврора до «Трибуны Чикаго» он проделал с исключительной быстротой.

— О! — сказал Дженингс, — что же, произошло еще одно крушение?

— Напротив того, дорогой Дженингс, напротив того, ни одного крушения не произошло… Заметка не должна появиться, — сказал Сайлас тихо.

Дженингс отчаянно сморщился.

— Заметка не должна появиться, даже если номер уже сверстан, даже если он уже отпечатан, Дженингс. Она не появится, хотя бы «Трибуне Чикаго» пришлось из-за этого выйти с опозданием, хотя бы «Трибуне Чикаго», впервые со дня ее основания в 1847 году, пришлось сегодня совсем не выйти.

— О-о! — сказал Дженингс, — не думаете ли вы, что имеете дело с копеечным листком, с чем-нибудь вроде «Вечерней почты»?

— Нет, конечно. Я думаю, что человек, заинтересованный в том, чтобы заметка не появилась, может, при случае, купить все пять этажей «Трибуны Чикаго». Пока что нужно купить одного человека, Дженингс. Я уверен, он заплатит втридорога.

— Ну, Даниэль, вы всегда были дерзким мальчишкой, — сказал Дженингс, — подождите меня здесь.

Сайлас сел на диван и мгновенно задремал; он не ложился вторую ночь.

Очнулся Сайлас от легкого удара. Редактор хлопнул его по лбу свернутой в трубку бумагой.

— Заметка не появится. Это было трудно. В доказательство — вот вам корректурный лист.

— Это была прекрасная заметка, — жалобно сказал Сайлас, — лучшая из всего, что я написал в этом роде. Под благородной сухостью слога таится благородное негодование гражданина. Соединенных штатов! Вы только послушайте, Дженнингс…

— Но ведь я…

— Ничего, ничего… Что вам стоит еще раз… за те же деньги. «Исключительная бдительность и самоотверженная работа наших сотрудников позволяют нам значительно опередить другие газеты сообщением о гнусном злодеянии, совершившемся сегодня ночью на линии Чикаго — Барлингтон — Квинси. В двадцати километрах от станции Аврора товаро-пассажирский поезд под литерой “Д” потерпел крушение. Негодяи прибегли к испытанному средству, в частности, применяемому во время войны кавалерийскими разъездами для разрушения неприятельского транспорта.

На рельс насаживается обыкновенная лошадиная подкова. Колесо паровоза поворачивает ее боком. Поезд пытается продвинуться дальше, и подкова попадает между рельсом и закраиной на бандаже колеса (при помощи закраины колесо держится в выемке рельса). Крушение в этом случае неизбежно.

Характер повреждений и количество жертв нашему сот-труднику, немедленно телеграфировавшему с места катастрофы, пока установить не удалось.

Внимание нашего сотрудника в первую очередь привлекло следующее обстоятельство: непосредственно за злополучным поездом “Д” следовал специальный поезд дирекции железной дороги Чикаго — Барлингтон — Квинси, в котором находились мистер Перси Гульд, товарищ председателя правления дороги, и мистер Вильфрид Редж, но мы полагаем — нет надобности объяснять нашим читателям, кто такой мистер Вильфрид Редж?!

Мистер Гульд, несмотря на испытанное им тяжелое моральное потрясение, любезно согласился на краткое интервью у себя в вагоне.

Мистер Гульд не считает нужным скрывать, что настоящая поездка имела характер обследования и была предпринята с целью положить конец неблагоприятным для компании слухам. Встретив случайно в помещении Объединенной станции мистера Реджа, мистер Гульд решил воспользоваться представившейся ему возможностью рассеять предубеждение короля железных дорог; он предложил мистеру Реджу экспромтом принять участие в поездке.

Мистер Гульд припоминает теперь, что разговор с мистером Реджем завязался по пути из вестибюля в кабинет дирекции; следовательно, этот разговор мог быть подслушан.

Этот разговор был подслушан!

Злоумышленники, утверждаем мы, не подозревали о том, что их жертвой станет добавочный товаро-пассажирский поезд, не включенный даже в нормальное расписание дороги. Смертельный удар, утверждаем мы, был направлен в сторону специального поезда дирекции и двух его пассажиров. Мы спрашиваем, мы громко спрашиваем, — кто и для чего это сделал?

Если хочешь найти преступника, — гласит старая судебная поговорка, — найди того, кому было выгодно преступление.

Кому могла понадобиться гибель мистера Реджа — бескорыстного патриота, великого организатора национальной промышленности, примерного христианина, щедрого благотворителя?

— Никому, — скажут нам. — Таких людей нет и не может быть в нашей стране.

— Такие люди есть, — ответим мы нашим читателям. — Увы, — такие люди есть в нашей стране!

Тем, кто не желает трудиться, тем, кто не уважает чужой собственности, всем политическим демагогам и шарлатанам, всем подонкам и отбросам общества — вот кому нужна гибель мистера Реджа!

Мы знаем, что мистер Редж, положивший начало своему состоянию исключительно при помощи редкой энергии и строгой экономии, мистер Редж, образец истинно-американской воздержанности и трудолюбия, — был всегда непримиримым врагом лени, излишеств и политических авантюр.

Мы помним, что во время кровавой железнодорожной стачки 1894 года мистер Редж в первых рядах Ассоциации главноуправляющих железных дорог твердо стал на защиту собственности и порядка.

Замечательно, что те самые люди, которых одиннадцать лет тому назад преступная агитация среди невежественных пульмановских рабочих привела под суд и в тюрьму, — в настоящий момент украшают своим присутствием так называемый “Конгресс индустриалистов”.

Юджин В. Дебс, Вильям Д. Хейвуд, Дж. Ховард, Чарльз Кларк, Д. Келихер — вот имена людей, которым есть за что сводить счеты с мистером Реджем!

Мы неоднократно пытались обратить внимание общества и правительства на то, что в недрах Чикаго открылся ужасный очаг политической заразы и непоправимого профессионального разложения. Мы предостерегали… к несчастью, события этой ночи оправдывают наихудшие из наших опасений.

Вместе со всеми благомыслящими людьми мы надеемся, что судебные власти проявят энергию и непреклонность, достойные высокой миссии, которая им предстоит.

Наконец, при всем нашем уважении к мистеру Гульду и мистеру Киттингу, мы считаем долгом заметить, что некоторая доля ответственности за катастрофу падает на администрацию, не сумевшую наладить охрану железнодорожного полотна. Мы не удивимся, если сегодняшняя биржа отзовется резким падением акций Компании Чикаго — Барлингтон — Квинси; если общественное мнение Чикаго громко выскажется в пользу перехода дороги в другие, более умелые руки.

Нас осеняет мысль, которую мы едва решаемся высказать… Если бы мистер Редж согласился присоединить ко всем обременяющим его трудам и заботам еще бремя реорганизации этого важного, но запущенного товарного пути, — это была бы новая услуга в ряду неоценимых услуг, оказанных им американскому обществу».

— Я не могу читать этого без волнения, — сказал Сайлас, — и подумать только: эти строки никогда не увидят света!

— Хотел бы я знать, — сказал Дженингс грубо, — какого чорта вы суетесь с вашим проклятым красноречием, не узнав даже толком, произойдет ли ваше крушение? Разве так поступают деловые люди?

— Ах, Дженингс, ведь у Орчарда золотые руки. Все, все было рассчитано… Не крушение, Дженингс, а бонбоньерка!.. Кто мог предвидеть…

Сайлас с внезапным бешенством сжал кулаки.