Потом произошло нечто необычайное. Маленький, полный, рыжий человек с темно-розовым мясистым лицом и челюстью, выдвинутой вперед (это был один из сидевших слева) вдруг закрутился в кресле. Он топал ногами, он вертел и махал руками, он, видимо, кричал, надрываясь и лиловея от крика. Все привстали, только Перси Гульд сидел, брезгливо опустив глаза.

Рыжий выбросился из кресла, ударился боком о стол, метнулся вперед и, задохнувшись, рванул окно. И вместе с визгом растворяющейся рамы вся масса звуков, только что скрытая за стеклом, стремительно бросилась в уши Крейна.

— Обследование! — кричал рыжий и розовый. — Правительственная комиссия!.. Вздор!.. Скажите лучше — Редж приказал! Подготовляют почву, мошенники!.. Кого мы тут обманываем, хотел бы я знать! Пускай другие разыгрывают английских лордов, когда всему свету известно, что их дедушка шил башмаки. И я вам приведу людей, которые расскажут, какие каблуки и носки и, черт возьми, пряжки были у них, у этих башмаков!..

Рыжий человек размотал галстук и теперь истерически рвал на себе рубашку.

— Акции!.. Через три дня вы будете закуривать трубку вашими акциями… Женам на папильотки наши акции!.. Вот что!

— Я опасаюсь, — сказал Перси Гульд металлическим голосом, — что форма, которую мистер Соме избрал для своих выступлений, не может способствовать деловому характеру нашей встречи. В таком случае не лучше ли нам своевременно разойтись?..

Соме взвизгнул необычайно злобно.

— Соме, замолчите. Замолчите, Соме, — повторял грустный джентльмен, помещавшиеся в центре (это и был Кит-тинг). Он, как гипнотизер, двигал перед лицом Сомса бледными руками.

Соме вдруг осел. Он прислонился спиной к окну, и Крейн увидел, что розовый и мягкий затылок Сомса переливается через край крахмального воротничка, переливается и дрожит, как плохо застывшее желе.

— Продолжайте, Персон, прошу вас, — сказал Киттинг.

«— …Комиссия по урегулированию торговых сношений между штатами, на основании всего вышесказанного, вынуждена признать, что положение дел на железной дороге Чикаго — Барлингтон — Квинси может приобрести угрожающий для общественной безопасности характер. В этом случае комиссия сочтет своим долгом возбудить перед федеральными властями вопрос об установлении на этой железнодорожной линии правительственного контроля, либо о передаче линии какой-нибудь из более мощных и лучше организованных частных железнодорожных кампаний».

Пауза.

— Соме, к сожалению, не считает нужным выбирать свои выражения, — сказал Киттинг, — но это действительно рука Реджа.

— Я хотел бы знать… — сказал Персон (он был моложе других и обладал атлетическим телосложением): — я здесь новый человек и хотел бы точно узнать, что такое в сущности Редж? То есть я хочу знать, такой ли человек Редж, с которым можно не соглашаться?

— Я полагаю, Редж — человек, с которым можно попробовать не соглашаться, — мягко ответил Киттинг.

Тогда Соме подошел к столу.

— По этому вопросу, господа, у меня особое мнение. Не волнуйтесь, Киттинг, на этот раз я буду выбирать выражения, не слишком сильные для человека, который в два дня потеряет все, что он наживал тридцать лет… Вам угодно знать, что такое Редж, мистер Персон? Редж — король угля и железных дорог. Это вполне точно.

— Ну, это и без того всем известно, — сказал Персон. Но это грубое замечание, по-видимому, не произвело впечатления на Сомса.

— Редж исходил из простой мысли, мистер Персон: если имеешь уголь — выгодно иметь в своем распоряжении транспорт, и наоборот: если владеешь средствами транспорта… Для начала Редж скупил акции компании «Топлива и железа» в Колорадо, и через четыре месяца уступил их за тридцать два миллиона долларов Северной тихоокеанской железной дороге. Это значит, м-р Персон, что Редж в качестве частного лица сам себе продал каменноугольные копи и притом, в качестве директора дороги, сам установил, сколько именно ему следует себе уплатить. Насколько я знаю, это была самая высокая цена, какую платили когда-либо за подобную собственность. Вы не находите, Киттинг, что я выбираю выражения, которым может позавидовать любая леди?

Дальше: когда Северная тихоокеанская строилась, ей предоставили шестьдесят пять тысяч акров в Дакоте. Об этом все успели забыть, и там поселились фермеры. Ровно через сорок лет компания приказала фермерам очистить в полтора месяца земли, которые эти фермеры совершенно противозаконно превратили в лучший земледельческий район Запада. Правительство, разумеется, стало на защиту фермеров и предложило компании выбрать себе другой участок таких же размеров. Компания, разумеется, подчинилась воле правительства и выбрала себе в Монтане и Вашингтоне лесные участки, в которых удивительно скоро обнаружились богатейшие залежи угля и руды… А борьба с расхищением лесного богатства Соединенных штатов?..

— Не сочли ли бы вы возможным; сэр, — сказал Перси Гульд, — изложить для назидания мистера Персона какие-нибудь… менее устарелые события?

— Нет. Я считаю полезным освежить именно эти события в памяти некоторых из здесь присутствующих. Так вот, знаменитый законопроект, мистер Гульд, о выселении землевладельцев из национальных лесных заповедников был внесен в Конгресс.

— Что касается Конгресса, то, по мнению Реджа, дешевле избрать законодательный орган, чем подкупать его потом на ходу. Поэтому Редж был спокоен. В последний момент избранные Реджем люди вставили в законопроект после слов: «предоставляется фермерам» слова: «или… всякому… другому заявителю». Эти четыре слова, мистер Персон, которых никто не заметил, позволили обменять миллионы акров негодной земли на такое же количество доходной. Северная тихоокеанская, между прочим, получила два миллиона акров плодородной почвы за вершину горы Такома с вечным снегом и голыми скалами, которые оказались включенными в число национальных лесных заповедников. Вот что такое Редек, мистер Персон!

— Черт возьми! — вскричал Персон, — я новый человек, я не знал этого. Не можем ли мы, господа, спешно использовать какой-нибудь небольшой вулкан или бездну, включенную в лесные заповедники?

— К сожалению, нет. Редж получил все, что хотел, и позволил Конгрессу отменить закон, который нервировал избирателей с тех пор, как они усвоили себе смысл четырех малозаметных слов. Три года назад Редж присоединил к Северной тихоокеанской — Большую северную дорогу. Канада ему обеспечена. Когда Редж уничтожит нас, он сможет издавать на Западе законы, даже не подкупая сенаторов. А старик любит разумную экономию.

— Он нас… уничтожит?

— Непременно. Теперь, когда, несмотря ни на что, дорогу еще можно спасти, он нанесет последний удар… Каким именно способом — этого я не знаю, потому что бывают разные способы. В свое время Реджу понадобилась Центральная нью-йоркская линия… Не думайте, мистер Персон, что он прибегнул к вульгарной скупке акций. Он просто приказал принадлежавшей ему железной дороге реки Гудзон прервать сообщение с Нью-Йоркской центральной, то есть единственное сообщение между Нью-Йорком и Альбани. Теперь поезда останавливались ночью; из паровоза выпускали пар и пассажиров высаживали из вагонов. Акции Центральной нью-йоркской, мистер Персон, падали с замечательной быстротой. Когда к Реджу явилась следственная комиссия, он предъявил ей закон, воспрещающий поездам железной дороги реки Гудзон переходить по ту сторону моста. Это был один из забавных железнодорожных законов времен локомотивов 1828 года, и о нем никто не имел понятия. Оправившись от удара, члены комиссии спросили, почему же Редж приказал своим поездам останавливаться за целую милю от моста реки Гудзон? Оказывается, Редж не знал об этих подробностях. Он играл у себя дома в вист, а во время этой игры он не позволяет себя ничем беспокоить, потому что эта игра, как хорошо известно членам правительственной комиссии, — требующая величайшего внимания… Мистер Персон, поняли ли вы теперь, что за человек Редж?